И сладость во гробе даровав
Покой открою я во гробе,
и снидет вечностью ко мне
не мука мук о каждом дне,
но сладость вещая в истоме,
и песни новые придут,
и огласят собою всё,
и утешение моё
ко мне прилежно привлекут.
Покой открою я во гробе, и снидет вечностью ко мне
Автор: Сергей Стрельцов
«Савва. Драма в четырёх действиях». Психологическая драма, философское произведение.
Автор: Леонид Николаевич Андреев
***
Сюжет: в центре событий — сын трактирщика Савва, анархист, и его сестра Липа, которая любит людей такими, как они есть. Радикальный анархизм Саввы терпит крах, так как не способен преобразить людей, и оборачивается смертью самого героя.
***
Действие второе( Фрагмент )
_________________________________________________________________________________________________________________________________________________________
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА: ( ПРЕДСТАВЛЕННОЙ СЦЕНЫ )
Савва. 24 лет. Большой, широкоплечий, немного мужиковатый. Ходит слегка сгорбившись, плечом вперёд, носки внутрь. Жесты рук округлённые, красивые, ладонью вверх — точно держит что-то. Черты лица крупные, рубленые; вместо бороды и усов — мягкий светлый пушок. Когда волнуется или сердится, становится весь серый, как пыль; движения делаются лёгкие, быстрые, сутулость исчезает, — точно распахивается весь. Одет в блузу и сапоги, как рабочий;
Сперанский, Григорий Петрович, бывший семинарист. Высокого роста, очень худой, лицо продолговатое, бледное, с пучком чёрных волос на подбородке. Длинные гладкие волосы, двумя прядями свисающие вдоль лица. Одет или в длинное чёрное пальто, или в такой же сюртук.
Молодой послушник Вася. Крепкий, сильный юноша лет 20. Круглое, весёлое, улыбающееся лицо, волнистые светлые волосы.
Действие происходит в начале XX столетия, в богатом монастыре, известном чудотворною иконою Спасителя.
__________________________________________________________________________________________________________________________________________________________
Внутри монастырской ограды. В глубине сцены и с левой стороны — монастырские здания, трапезная, кельи монахов, часть церкви и башня с проходными арчатыми под ней воротами. В различных направлениях двор пересекают деревянные мостки. Правая сторона сцены: слегка выдавшийся угол стенной башни и приютившееся возле стены небольшое монастырское кладбище, обнесённое лёгкой железной решёткой. Мраморные памятники, каменные и железные плиты, сильно вдавшиеся в землю; всё старое, покосившееся, — здесь уже давно никого не хоронят. Шиповник, два - три небольших дерева.
Время к вечеру после всенощной; от башни, от стены длинные тени.
Здания и башни залиты красноватым светом заходящего солнца. По мосткам проходят монахи, послушники, богомольцы. В начале действия слышно, как за стеной гонят деревенское стадо: хлопает пастуший кнут, блеяние овец, мычание коров, глухие крики. К концу действия сильно темнеет, и движение по двору прекращается. На лавочке у железной решётки кладбища сидят Савва, Сперанский и молодой послушник. Сперанский держит шляпу на коленях и изредка приглаживает длинные прямые волосы, висящие двумя унылыми прядями вдоль длинного бледного лица; ноги держит вместе, говорит тихо, грустно, жестикулирует одним вытянутым указательным пальцем. Послушник, молодой, круглолицый, крепкий, не слушает разговора и всё время улыбается чему-то своему.
Савва (рассеянно глядя в сторону). Да. Чем же вы занимаетесь тут?
Сперанский. Да ничем, Савва Егорович. Разве в таком положении можно чем - нибудь заниматься? Раз человек сомневается в собственном своём существовании, так для него никакие занятия необязательны. Но дьяконица этого не понимает. Она очень глупая женщина, совершенно необразованная и, кроме того, дурного характера, и заставляет меня работать. А какая же тут работа? Или такое дело: у меня аппетит очень хороший, развился ещё в семинарии, а она упрекает меня за каждый, извините, кусок хлеба. Не понимает того, необразованная женщина, что в действительности куска этого, весьма возможно, совсем не существует. Имей я настоящее бытие, как другие люди, я страдал бы весьма сильно, но в теперешнем моём положении нападки эти не уязвляют меня. Меня всё житейское не уязвляет, Савва Егорович.
Савва (улыбаясь послушнику на его бессознательную радость, рассеянно). И давно это с вами началось?
Сперанский. Ещё с семинарии, когда мы изучали философию. Тяжёлое это состояние, Савва Егорович. Теперь я несколько привык, а вначале было прямо - таки несносно. Вешался я раз — сняли; вешался другой раз — опять - таки сняли. И из семинарии выгнали: ступай, говорят, безумный, вешаться в другое место. Как будто есть другое место, а не всё одно.
Послушник. Савва Егорович, поедемте завтра рыбу ловить на мельницу.
Савва. Я не люблю рыбу удить: скучное занятие.
Послушник. Жалко. Ну так пойдёмте же в лес, сухие ветки сбивать. Очень весело: ходишь и палкой сбиваешь, а потом как закричишь: го - го - го! А из оврага: го - го - го! А плавать вы любите?
Савва. Люблю. Я хорошо плаваю.
Послушник. Я тоже люблю.
Сперанский (вздыхая). Да. Странное положение.
Савва (улыбаясь послушнику). А? Ну как же вы теперь?
Сперанский. Дядя мой, отец диакон, когда брал меня к себе, так условием поставил, чтобы я больше не покушался на жизнь. Что же! Я и сказал: если мы, говорю, действительно существуем, то больше я вешаться не буду.
Савва. А зачем вам знать, существуете вы или нет? Вон небо, посмотрите, какое красивое! Вон ласточки. Травою пахнет… хорошо! (К послушнику.) Хорошо, дядя?
Послушник. Савва Егорович, а вы любите муравьиные кучи разорять?
Савва. Не знаю, не пробовал. Но думаю, что интересно.
Послушник. Очень интересно. А вы любите змей пускать?
Савва. Давно уже не приходилось. А некогда очень любил.
Сперанский (терпеливо ждущий окончания их разговора). Ласточки! Ну и летают они: что же мне от этого? А может быть, и ласточек этих нет и всё это только сонная грёза.
Савва. Что же, и сны бывают хорошие.
Сперанский. А мне вот всё проснуться хочется — и не могу. Хожу, хожу до устали, до изнеможения, а очнусь — и опять я здесь. Монастырь, колокольня, часы бьют. И всё — как сонная грёза. Закроешь глаза — и нет его. Откроешь — опять оно появится. Иной раз выйду я в поле ночью, закрою глаза, и кажется мне, что ничего уж нет. Только вдруг коростель закричит, телега по шоссе проедет — и опять, значит, грёза. Потому что, если уши заткнуты, тогда и этого не услышишь. А умру я, и всё замолчит, и тогда будет правда. Одни мёртвые, Савва Егорович, знают правду.
Послушник (улыбаясь, осторожно машет руками на какую-то птицу, шёпотом). Спать пора! Спать! Слышишь!
Савва (с неудовольствием). Какие мёртвые? Послушайте, господин хороший, у меня ум мужицкий, простой, и я этих тонкостей не понимаю. Про каких вы мёртвых говорите?
Сперанский. Решительно про всяких. Оттого-то у мертвых лицо спокойное. Вы посмотрите: как бы человек перед смертью ни мучился, а умрёт — лицо у него сейчас же становится спокойное. Оттого, что правду узнал. Я сюда постоянно хожу, на все похороны, и это даже удивительно. Одну бабу тут хоронили — с горя умерла: мужа у неё на чугунке задавило. Что у неё в голове должно было перед смертью совершаться, подумать страшно, — а лежит такая спокойная: потому что узнала она, что горе её — одна грёза, видение сонное. Я мёртвых люблю, Савва Егорович. Мне кажется, что мёртвые действительно существуют.
Савва. Я не люблю мёртвых… (Нетерпеливо.) Послушайте, однако, вы пренеприятный господин. Вы — как дверь, которая покоробилась от дождя и сквозь которую вечно дует. Вам это говорили?
Сперанский. Да. Высказывали
Савва. И я не стал бы вас из петли вынимать. Какой дурак вас вынул? Товарищи?
Сперанский. Первый раз отец эконом, а в другой раз — товарищи. Очень жаль, Савва Егорович, что вы так мною недовольны. А я хотел было вам, как человеку образованному, показать некий мой письменный труд, ещё от семинарии оставшийся. Называется: «Шаги смерти», так, вроде рассказа.
Савва. Нет, уж избавьте. Да и вообще…
Послушник (поднимаясь) . Отец Кирилл идёт, надо удирать!
Савва. А что?
Послушник. Он меня в лесу поймал, как я «го - го» кричал. Ах, ты, говорит, леший, лесной дух, козлоногий… Завтра после обеден, ладно?
(Уходит, сперва идёт прямо, потом каким-то танцующим шагом.)
из пьесы Леонида Николаевича Андреева - «Савва. Драма в четырёх действиях»