Тряпичные куклы

Тряпичных кукол любила шить,
Плела им косы льняною нитью,
И, чтоб любовью их одарить,
Стихи читала им по наитию.

И куклы (пуговки вместо глаз)
Смотрели вдумчиво. Молчаливо
В себя вбирали её рассказ.
И становились ещё красивей.

Она умела летать во сне,
И собирала в лукошко звёзды.
За стёжкой стёжкою на сукне
Весь небосвод ею был воссоздан.

В него вдыхала свою мечту,
На счастье женское, что без края,
Любовь дарила и доброту
(Волшебный ключик от дверцы рая).

Она мечтала... И Он пришёл
Большой и сильный, красивый, гордый...
Она метала еду на стол,
Побив сноровкою все рекорды.

Она пыталась предугадать
Его задумки, мечты, желанья,
Побольше слушать, самой - молчать,
Шептала имя, как заклинанье.

Забросив кукол своих в комод,
Забыв о том, как во сне леталось,
Она живёт с Ним который год,
И вроде плата — такая малость...

Лишь потускнели её глаза...
И Он однажды сказал устало:
"Так дальше жить нам, пойми, нельзя!
Ты просто куклой тряпичной стала.

                                              ТРЯПИЧНАЯ КУКЛА (ИЗБРАННОЕ)
                                                Автор: Шадуя Марина

Ольга поднялась из-за стола, так и не прикоснувшись к своим любимым роллам, пошла в гардеробную.

- Оля, ты что задумала? Ты куда собралась на ночь глядя? - Даниил стоял в дверях, с тревогой наблюдая, как Ольга собирает небольшую сумку.
- К родителям. Поживу пока у них. Я не могу сейчас оставаться одна.
- Я тебя не оставлю, Оля!
- Пока? Пока не оставишь? Но с тобой рядом мне ещё тошнее, чем в одиночестве. Потому ты можешь рассчитывать на цивилизованный развод, но не на цивилизованные отношения после развода. Высоких отношений не будет, ясно? Не хочу видеть тебя, слышать и знать новости о твоей жизни. И запрещаю приближаться ко мне. Я переберусь в эту квартиру тогда, когда ты переедешь сам и вывезешь все свои вещи. Всё вывезешь. До мелочей. Потому ничего не забывай. Всё оставленное тут же отправится на помойку.

Ольга забрала с полочки в ванной комнате все личные гигиенические принадлежности. Кто знает, вдруг Даня передумает и приведёт Арину сюда? Ведь уверял же он всегда, что является однолюбом. А то, что он говорит и делает сейчас, не имеет к любви никакого отношения. Это насмешка над любовью. Глумление.

Да и вообще... Вся ситуация иррациональна. Фантасмагорична. Абсурдна. Как тяжёлый, вязкий и липкий сон, который всё не кончается.

- Оля, можно я сам тебя отвезу? Тебе нельзя сейчас за руль!
- Нет, я запрещаю меня подвозить. И звонить мне с этого момента запрещаю. Ты больше за меня не отвечаешь. Ты отвечаешь за Арину. Совет да любовь!

Ольга надела сапоги и пальто, перекинула сумку через плечо и вышла в подъезд, закрыв за собой двери в счастливое прошлое.

Когда Ольга вышла из подъезда, заметила, что в окнах квартиры темно. Значит, Даня наблюдает за ней в окно, беспокоится. Интересно, как в нём сочетаются привычная забота о ней и то, что он сделал с ней, с их семьёй ? Ведь была же семья. Они жили душа в душу, понимали друг друга, как сказал Даня, «с полуслова и с полувзгляда». Они заботились друг о друге, и им никогда не было скучно вдвоём. Путешествовали, гуляли, читали, смотрели кино, обсуждали прочитанное или просмотренное, иногда спорили, но по-доброму, без оскорблений и грубых слов.

И всё-таки когда-то они стали чужими. Причём, Ольга даже не была уверена, что дело в отсутствии детей. Они чужие друг другу, потому что между родными, между своими подобное сегодняшнему не происходит.

Ольга выехала с огороженной придомовой территории и минуты через три припарковалась на маленькой тихой улочке возле кофейни. Заглушив мотор, откинулась на сиденье и закрыла глаза.

Ну всё, роль отыграна. Она справилась, не ударила в грязь лицом. Не затаила ни одной обиды, всё высказала Дане в глаза, не спасовала. Говорила и говорила. Она сегодня почти как её любимая героиня Джулия Лэмберт (*) : достойно сыграла свою роль от и до.

Однако нет ни удовлетворения, ни удовольствия. Она опустошена, раздавлена. И дело не в попранном доверии и не в растоптанном самолюбии. Дело в том, что из-под ног выбита почва, и непонятно, зачем, ради чего дальше жить.

Понимая, что эту мысль развивать нельзя, опасно, Ольга завела мотор и поехала к родителям. Она так наговорилась с Даней, что когда приехала, сказала только: «Мы с Даней разводимся. Можно, сейчас я лягу спать, а расскажу обо всём завтра?».

Засыпая в комнате, которая когда-то была её детской, Ольга слышала, как папа говорил по телефону с Даней. Видимо, бывший муж позвонил, чтобы узнать, приехала ли Ольга к родителям, как обещала. Опять переживает. Зачем переживать о человеке, которого ты по собственной воле выкинул из своей жизни? Грех с души снять?

Просыпаясь утром, Ольга мысленно молилась, чтобы вчерашний вечер оказался сном, но увы, - её надежды не оправдались. К счастью, была суббота, и Ольга провалялась в кровати до обеда, слушая мерный шум дождя. Видимо, погода была ветреной, потому что стук капель по подоконнику периодически усиливался.

К обеду мама с папой всё же «вытащили» Ольгу к столу, и она съела две ложки борща. Испытующе посмотрев на дочь, отец махнул рукой и ушёл в гараж, где делал ревизию перед наступлением холодов.

Ольга весь день просидела на диване перед телевизором. Включив канал, на котором крутили старые фильмы, делала вид, что внимательно смотрит, а сама думала о чём-то своём. Правда, если бы её спросили, о чём, она бы не смогла ответить, не вспомнила бы ни одной мысли.

В этот день родители так и не дождались от дочери подробностей, но спрашивать и волновать её не решились. А утром Ольгу разбудил дверной звонок. Кто-то из родителей открыл, и в квартиру ворвались шум, гам и суета.

Не ожидавшая такого поворота Ольга даже не сразу поняла, что прилетела Гульнара. Она с минуту удивлённо таращилась на подругу, прежде, чем броситься ей на шею.

Ольга, наконец, заплакала, и её мать, Евгения Павловна, быстро перекрестилась. Плачет, значит, чувствует. А то как деревянная кукла: сидит, молчит, глазами хлопает. Не поймёшь, что на уме держит.

- Как ты здесь оказалась? - сквозь всхлипывания спросила Ольга, так и не выпуская рук Гули.
- Так мама моя позвонила, рассказала обо всём. Я и рванула сюда, пока ты не набедокурила.
- А тётя Луиза откуда знает? - с подозрением спросила Ольга. - Хотя и так понятно, откуда!
- Да, это я ей рассказала, - ответила Евгения Павловна. - Хотела, чтобы Гуля сама тебе позвонила, поговорила с тобой. Ты - то ведь спряталась от всех, закрылась наглухо. А Гуля, умница наша, прилетела.
.. - А может, поживёт Даня один, пока разводится, да и поймёт, что от добра добра не ищут? Всё - таки столько лет вместе! Разве можно перечеркнуть одним махом? - осторожно спросила Евгения Павловна.

Ольга, Гуля и Евгения Павловна сидели в тесной кухне и пили коньяк, который купила по пути Гуля. Отец Ольги, Вячеслав Михайлович, - человек простой, чуждый тонких женских переживаний, - опять ретировался в гараж, сказав, что три бабы в доме - это уже перебор.

Тётя Женя, при всём уважении... Вы неправы сейчас! - Гульнара взмахнула рукой в воздухе, как дирижёр невидимого оркестра. - Понимаете, он всё решил за всех. И он не чувствует за собой вины, потому что не изменял. Захотел обставить всё красиво. Молодец, конечно, но почему-то он выпустил из вида тот факт, что Ольга тоже живой человек. И каково ей было узнать, что любимый муж, которому она безоговорочно доверяла, находясь рядом, глядя в глаза, в течение нескольких месяцев строил новую жизнь? Жизнь, в которой Ольге нет места?

                                                                                                                                                 Цивилизованный развод (Отрывок)
                                                                                                                                                            Автор: Мира Айрон
___________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

(*) её любимая героиня Джулия Лэмберт - Театр» (англ. Theatre) — роман английского писателя Сомерсета Моэма, впервые опубликованный в 1937 году одновременно в Великобритании (издательство Heinemann[en]) и США (издательство Doubleday, Doran).

Главная героиня романа — Джулия Лэмберт. Ей 46 лет. Она самая знаменитая театральная актриса Англии, жизнь которой удалась. У неё есть семья: успешный муж Майкл, владелец и режиссёр театра «Сиддонс», где играет Джулия, взрослый образованный сын Роджер. Она купается в лучах славы и имеет богатых поклонников и поклонниц. Свои чувства героиня проявляет в основном на сцене.

Постепенно личная жизнь Джулии перестаёт её устраивать: муж Майкл закрыт, сдержан, практичен, она разлюбила его и начала ему изменять. Она сошлась с молодым бухгалтером Томасом Феннелом, который моложе её на 25 лет. Джулия влюбляется и с головой окунается в охватившее её чувство. Она одаривает возлюбленного, приближает его к своей семье, иногда забывая о приличиях.

Постепенно Джулия замечает, что отношения с Томом ударили по её репутации, о них судачат в обществе и, что самое неприятное, в основном, из-за его тщеславия. Джулия вынуждена посмотреть правде в глаза. Она признаётся себе, что Том её не любит, страсть его осталась в прошлом, а Джулия была для него в первую очередь лишь пропуском в мир богемы и аристократии. К тому же Том увлёкся молодой актрисой Эвис Крайтон и при помощи Джулии устроил её в театр «Сиддонс».

Самым болезненным для влюблённой женщины становится то, что это не просто интрижка: Том собирается чуть ли не жениться на молоденькой бездарной актрисе. Ещё одним ударом для Джулии становится откровенное признание её сына, что он больше не верит ей и считает, будто бы за теми ролями, которые она исполняет в реальной жизни, не осталось ничего, только одна пустота.

Пережив бурю эмоций, Джулия, как сильная и мудрая женщина справляется с чувствами к Тому. Роман заканчивается триумфом героини в спектакле, в котором дебютировала Эвис Крайтон. Джулия виртуозно убивает дебют Эвис вместе с её карьерой.

В конце романа Джулия, разочаровавшаяся в искренних чувствах, произносит: «Говорят: игра — притворство. Это притворство и есть единственная реальность».

                                                                                                                                                                                                 ВикипедиЯ
___________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

Истории от счастливой разведёнки Райской

Ей вслед бросают: "Разведёнка"
Кому такая здесь нужна?
Она уж больше не жена
И у неё есть два ребёнка...

Их голоса встречают звонко
Когда она заходит в дом
Слезу опять сдержав,с трудом...
Ведь ждали: Костик и Алёнка

Чай с мятой и с пятном клеёнка
Работа,дом и детский смех
И ночи,что длиннее всех
Где греет - тёплая дублёнка

Ведь жизнь она - не киноплёнка
Её назад не отмотать
Боль помогла - сильнее стать
Ведь рвётся только там, где тонко

Есть вера у неё, "сестрёнка"
Та,что с молитвой водит в храм
И стольких здесь замужних дам
Счастливей, эта "разведёнка"...

                                                    РАЗВЕДЁНКА
                                        Автор: Меланхоливен

Артём сидел на диване и блаженно улыбался. Наконец… Наконец они с Викой идут в театр. Долго он ждал этого момента, и вот, наконец, он настал!

Не сказать, что он был заядлым театралом. Вовсе нет. Он был самым обычным любителем, и не более. Ему в театре нравилось всё. Завораживала музыка, которая непременно звучала перед каждым спектаклем. Она словно проникала внутрь и невидимым смычком дотрагивалась до самых потаенных струн души. Потом на сцену падал свет, и это первое появление луча отзывалось волнением где-то внутри. После этого на сцену выходили артисты, произносилась первая фраза – и спектакль начинался. Каждый  раз Артём ждал от постановки волшебства. И театр не обманывал. Не давал повода усомниться – волшебство происходило!

А ещё мужчина был благодарен театру за то, что он незаметно для себя стал более общительным, более образованным. Даже друзья из гаража, где он работал механиком-электриком, обратили на это внимание. Нет, он не отказывался от дружеских застолий, от рюмочки-другой после рабочего дня, но из его речи постепенно стала исчезать непристойная лексика, и его даже стало коробить от того, что он иногда слышал, как грубо ругаются шофера и наладчики, хотя для ругани и причин особых, в общем-то, не было.

Внутри он очень переживал, что уступал жене в начитанности. Он, не сумевший подняться выше рабочего, он, с вечно грязными от машинного масла руками и Вика… Его любимая Вика, которая из медсестры превратилась в доктора, и на которую с нескрываемым уважением смотрел весь двор. И хотя  жена никогда ни в чём не упрекала Артёма, он чувствовал сам: чего-то ему не хватает. Только ради того, чтобы хоть как-то идти с ней в ногу, он стал ходить в театр. И…
И – пропал!

Вскоре он уже знал всех актёров в лицо, знал кто играет главные роли, кто занят только в эпизодах. С удовлетворением отмечал для себя, что теперь он «в курсе», чем драмы Островского отличаются от пьес Вампилова. И когда, приходя на работу, он начинал пересказывать сюжет того, что видел на сцене, мужики беззлобно подшучивали: «О, наш культурный просветитель снова рулит! Ну-ка, заценим!» Иногда мастеровые пускали в ход словечки, далекие от литературных норм, но в целом им нравилось то, что они слышали.

Но было ещё то, в чём Артём первое время боялся признаться сам себе. Помимо сценического мастерства, ему нравилось театральное окружение. Когда-то он мог прийти в театр в джинсах, футболке или свитшоте. В один прекрасный день он обратил внимание на то, что многие зрители резко отличались от него не только поведением и манерами – даже в их одежде было что-то маняще-притягательное.

Потом Артём с удивлением поймал себя на том, что ему постоянно хочется смотреть на женщин в длинных вечерних платьях. Ему даже казалось, что выйди такие дамы на сцену, они и играть будут ничуть не хуже артистов. Конечно, это не соответствовало действительности, но он, стоя в театральном буфете, впервые почему-то застеснялся своего собственного вида.
С зарплаты, которую он получил с конце месяца, Артём купил себе костюм-двойку и красивую рубашку. С галстуком оказалось сложнее. Не терпел мужчина повязок на шее. Как-то раз в детстве играл со старшими ребятами во дворе в войну, и его как «неприятеля» решили повесить. Огрызок каната где-то раздобыли, сделали самую настоящую петлю, закинули на дерево и стали тянуть. Сообразили, что переборщили тогда, когда лицо у мальчишки покраснело, а глаза стали неестественно большими. Хорошо, соседский Макс не растерялся, быстро достал из кармана перочинный ножичек и перерезал вонзившуюся в шею Артёма веревку. Но с тех пор тот не мог ощущать на шее ничего. В том числе галстука. Даже на собственную свадьбу не смог его надеть. Только фиолетово-синие цветочки, предназначенные для жениха, воткнул в петлицу слева, а галстук в красивой блестящей упаковке так и остался лежать на диване.

Предстоящий поход в театр взволновал его. Расстраивало его только то, что Вика в последнее время ничего, кроме работы не видела. Раньше она охотно ходила и в кино, и в театр, и на природу они нет-нет, да выбирались. И даже рождение первенца Алёшки, а затем в доме появилась кудрявая Дианка – не смогло прервать их совместных вылазок.

Но время шло, и Вика стала всё чаще задерживаться на работе, оставляя на Артёма все домашние хлопоты. Ей приходилось много ассистировать на операциях, без этого рост врачебной карьеры был невозможен. Другой муж давно бы запротестовал, если бы оказался на его месте. Но Артём очень любил жену, а без сына и дочки вообще не мыслил жизни. Так постепенно он научился и бельё гладить, и ковёр с красивым восточным узором пылесосить, и детей на прогулку собирать. А они уже привыкли к тому, что с ними бóльшую часть времени проводит папа, а не мама.

Одни из соседей считали его мягкотелым, другие – слишком добрым, у третьих он и подавно получил прозвище «тряпка». Артём то и дело слышал эти насмешливые перешёптывания за спиной. Он несколько раз пытался поговорить с Викой, но она, виновато улыбаясь, отвечала:

- Тёмик, что поделать? Работа для меня стоит далеко не на последнем месте. Ведь ты же знал, на ком женишься.

Артёму каждый раз хотелось возразить, что когда-то ему в голову даже не могло прийти то, что Вика будет больницу любить больше, чем его и детей, но жена подходила сзади, обвивала его за шею руками и легонечко целовала в макушку. Артём как-то сразу терялся и принимался упрекать уже себя в том, что он совсем не понимает супругу. А ведь когда-то дал слово, что будет с ней и в радости, и в горе.

‒ Ты прямо трудоголик какой-то, ‒ как-то раз огорченно сказал он Вике, понимая, что изменить ситуацию не в состоянии.
- Трудоголик – это не смертельно, - услышал он в ответ, - и вообще это не диагноз. А, стало быть, опасности для жизни не представляет.

Артём не мог представить себе того, что произойдёт вечером. Он первый раз за семь лет супружеской жизни повысил на Вику голос. Они уже собирались выходить из дома, как вдруг в коридоре зазвонил городской телефон. Перебросившись двумя фразами с человеком на том конце провода, Вика решительно пошла в комнату и вскоре вернулась в самом обычном платье.

‒ Тёмик, ‒ начала она,  ‒ пожалуйста, не сердись, но мне надо идти.
‒ Куда? – в голосе Артёма зазвучали нотки непонимания.
‒ Ну, Тёмочка, ‒ уговаривающее взглянула на него жена, ‒ ты же знаешь… Докторов сейчас не хватает, а мне, чтобы дорасти до оперирующего хирурга,  нужно постоянно находиться в операционной.
‒ Ночью тебе там случайно не нужно находиться? – неожиданно для самого себя вспылил всегда спокойный Артём, ‒ а то, пожалуйста! Я не против, хоть сутками там сиди!
Выпалил – и осёкся, словно сам испугался того, что произнёс.
Вика, с причёской, в макияже, была настолько обворожительна, что он, понял: на таких красивых женщин мужчина вряд ли имел право повышать голос.
Но, что сделано – то сделано! Пока он соображал, как исправить ситуацию, жена молча отодвинула его с дороги и, привычно сунув ноги в повседневные туфли, вышла на лестничную площадку.
‒ Билеты ты ещё успеешь сдать назад, ‒ услышал Артём как во сне. И не поверил, Викин это был голос или нет. Раньше он никогда таким обжигающе-холодным не был.

Через полчаса он ехал в автобусе и размышлял:

- Может, и правда, я никчёмный муж, раз ко мне такое отношение? Сто лет никуда не ездили, не выбирались. Избаловал я, наверное, Вику таким отношением. И правда, тряпка я какая-то, а не мужик. Хотел, как лучше, а получилось…

Кажется, он даже сказал это вслух, потому что окружающие пассажиры как-то странно на него посмотрели и почему-то расступились, не говоря ни слова.
Артём вышел из автобуса и направился к зданию драмтеатра. Он понятия не имел, где сдают билеты. Захлестнувшая было обида на жену, которая была готова променять выходной на операцию, уже прошла.

Мужчина увидел табличку «возврат билетов» и стрелку, указывающую, куда нужно идти. С горечью Артём подумал, что  он первый раз сдает билеты на спектакль. К горлу подкатил какой-то ком, дышать стало так же трудно, как когда-то в детстве, когда играли «в войнушку» и когда к его шее прикрепили верёвку для невсамделишного «повешения».

В окошечке показалась некрасивая носатая тётка:

‒ Билеты сдаем, молодой человек? – равнодушно спросила она.
‒ Да, ‒ тихо ответил он и почему-то посмотрел на свои ботинки. Он так и уехал в них из дома, не сменив на более удобные кроссовки. И теперь ему казалось, что даже сама мысль появления около театра в кроссовках была неестественной.
‒ Что стоим? Чего ждём? Давайте уже ваши билеты, ‒ донеслось до Артёма. Он сунул руку во внутренний карман и в тот же момент почувствовал, что его кто-то трогает за плечо. В следующий момент он увидел Вику.
‒ Извините, ‒ нагнулась она к театральному окошечку, ‒ он передумал. Вернее, мы передумали.

Она силой оттащила Артёма в строну.

‒ Тёмик, ‒ услышал он в ту же секунду, ‒ я вот что подумала: что мне сдалась эта работа? Пойдём, правда, в театр. Сто лет ведь уже нигде не были.
‒ Да… ‒ растерялся Артём, ‒ в таком виде в театр, как-то…
‒ Да что тебе вид? – улыбнулась Вика, ‒ кому он нужен, этот вид? – и она, как дома, ласково заглянула в его глаза.
‒ Как ты добралась? – не переставая удивляться, зачем-то спросил Артём, ‒ в городе пробки. Я сейчас ехал… ‒ и он запнулся.
‒ На такси, ‒ усмехнулась Вика. – Что, разве в наше время это проблема?
‒ Да нет, ‒ покачал головой Артём, всё ещё находясь в какой-то прострации от происходящего.
‒ Да я знаешь, о чём подумала? – медленно произнесла Вика и опять пристально посмотрела на мужа. ‒ Одной операцией больше, одной меньше… И она махнула рукой:
‒ Семью нельзя приносить в жертву работе.

Потом вздохнула, словно задавая вопрос самой себе: «Что, всю жизнь теперь подчинить карьерному росту?»

И добавила, глядя на удивлённого мужа:

‒ Трудоголик – это, конечно, не диагноз, но… ‒ тут Вика помолчала, ‒ это всё-таки опасно!

                                                                                                                                                                Трудоголик – это… Опасно!
                                                                                                                                                                  Автор: Магдалина Гросс

Абрикосы (*)

                (*) Абрикосы - Культурная отсылка.

Мы с тобою видели много лун -
Все оттенки жёлтого с молоком.
Я - уже не девочка, ты - не юн...
Молоко подкрашено коньяком.

Сон твой чуток стал, а, порой - пуглив.
Без причин слеза навернётся вдруг...
Раньше - пил вино из чужуйских слив,
А теперь вино - это твой недуг...

Мы прошли вдвоём миллион дорог...
Перекрёстков было - не сосчитать.
Наблюдал за нами всесильный Бог -
Разрешая вдоволь / дрова ломать/...

... Мы сегодня встретились в первый раз
В этом месте с вывеской "Далеко"...
Ты - преступно молод и ловелас,
А на мне жакет от Шанель Коко...

                                                              Умереть в один день...
                                                            Автор: Ольга Стрижова

Катя красотой не блистала, такой уж создала ее природа. А замуж хотелось. Все подруги и двоюродные сестры устроились, а Катюша…нет, не везло девчонке.

Росла она одна, других детей семье Шапиро Бог не дал. Хорошим человеком выросла Катенька, а в личной жизни никак ей не везло, уже почти 29, суженого не предвидится. И Узнала Катя, что на краю города в стареньком домишке проживает сербиянка Зарина, она любую судьбу по картам вычислит. Идти одной Кате не хотелось, позвала она с собой Цильку, сестру замужнюю двоюродную. Цилька поломалась, но пошла.

Ей везло, Цильке, Петька обожал свою жену и подарками задаривал. Не нужно было ей сербиянское гадание, все и так отлично.

Домик располагался на самой окраине, около кладбища. Зарина встретила их приветливо. Маленькая, сухопарая пожилая женщина, одетая в обычную кофточку и застиранную юбку, смотрела на девушек озорными глазами молодой соблазнительницы.

- Проходите, красавицы, - сказала гадалка, - Сейчас посмотрим, что вас ждёт.
- Мне не надо гадать, - возразила Циля, - Я за компанию с сестрой.
- Как раз тебе и надо, милая, ох, как надо, не всё у тебя хорошо, девушка-красавица, не всё.
- Вы ничего не понимаете, я – счастливая, у меня прекрасный муж, дай Бог, детки будут, - в пику сербиянке проговорила Цилька.
- Не хочешь, не надо, твоё дело, - миролюбиво ответила гадалка и повернулась к Кате.
- Замуж не можешь выйти? – спросила Зарина Катю.
- Не могу, некрасивая я.
- Это кому как, милая, - гадалка разложила карты и стала рассказывать, что на них видит.
- Я не поняла, объясните мне ещё раз, Зарина, - попросила Катя.
- Скажу просто: выйдешь замуж ты за начальника. Вот-вот это случится.
- Сколько вам заплатить? – спросила Катя.
- Сколько дашь, дорогая, сколько тебе сердце велит.

Катя положила на скатерть деньги, и они с Цилькой вышли на улицу.

- Старая идиотка, - сказала Цилька, - Чего она ко мне привязалась? Зря я пошла с тобой. За начальника выйдешь, где ты его возьмёшь? Ты поверила? Только деньги выбросила, простушка, теперь обычных работяг не хватает, а тебе начальник на удочку попадётся? Бред сивой кобылы. Мошенница!
- Не знаю, - простодушно ответила Катя, - Посмотрим.

Через неделю семья Шапиро была приглашена на свадьбу дочери друзей. Да и какая свадьба? Так, вечерок. Кроме молодожёнов и их родителей, были приглашены Шапиро и мужчина лет 40, дальний родственник жениха. Катя оказалась за столом рядом с ним.

- Лёня, - представился мужчина.
- Катя.

Лёня ухаживал за девушкой и всё время приглашал Катю танцевать. Она уже знала, что он – главный инженер инструментального завода, живёт в центре города, готовит ему домработница, жены нет.

- Удивительно, сейчас так много и молодых девушек, и вдов, а вы….
- Я был женат, но всё время пропадаю на работе, а жене хотелось, чтобы чаще оставался дома, уделял внимание только ей. Разошлись, она вышла замуж за другого, теперь в Ташкенте живёт. А вы замужем?
- Нет, никогда не была, - честно призналась Катюша.
- Такая славная девушка и не замужем! Вы с ума сошли! Приглашаю вас завтра в театр, там премьера. Пойдёте?
- С удовольствием, я люблю театр.

Он сделал ей предложение ровно через неделю знакомства. Катя приняла его, хотя Цилька обвиняла её в легкомыслии и неразборчивости.

- Дура! Он на целых 12 лет старше тебя. Что ты с ним будешь делать? Он умрёт раньше тебя, ты останешься одна. Что, я тебя спрашиваю, святая простота?
- Жить, детей рожать.

Цилин брак закончился ровно через полгода: Петю посадили за взяточничество. Тогда и вспомнила молодая женщина слова сербиянки. Может, старая ведьма всё это устроила? - -- Если бы не боялась, набила бы ей морду, - думала Циля, - а вдруг старуха меня на тот свет отправит? Ведьма, и есть ведьма!

Катя и Лёня прожили вместе долгую жизнь и умерли почти в один день, так уж случилось.

Подруги завидовали их браку, а Циля, возненавидевшая удачливую сестру, постоянно говорила знакомым.

- Он старый, умрёт, она останется одна с детьми, три пацана растут….

Циля так больше и не вышла замуж, хотя прожила почти 90 лет, а её муж Петр повесился в тюрьме, не выдержал неволи.

                                                                                                                      И выйдешь ты замуж за начальника... (Избранное)
                                                                                                                                            Автор: Зинаида Маркина

По линиям лепестков

Я антигероиня снаружи
А печаль раскрашена синим.
Где тот, кто полюбит душу?
Кто апатию сильную снимет.

Настроение в окрасе "End",
Растворюсь в крике утренних птиц.
О где же мой "Happy End"?
Не люблю существованье границ!

Завернусь в объятия льда,
Стану бабочкой гор хрустальных.
И возможно усну навсегда,
Навсегда ото всех и в тайне.

Платье нежного - нежного цвета,
На ногах облака пушистые.
Я с другой прилетела планеты,
А на руке – мой браслет серебристый.

                                                  Переделала свой прошлый стих (Отрывок)
                                                               Автор: Люба Березина

Алла сразу невзлюбила эту новенькую, хотя, конечно, ничего плохого она ей не сделала. Алла невзлюбила её заодно со всеми, так было принято – девочка была не их круга, непонятно как зачисленная в эту гимназию.

Бедность сквозила во всём облике новенькой, начиная от дешёвой синтетической юбки и заканчивая жизнерадостным розовым ранцем с нелепым единорогом.

Такие вещи улавливаешь сразу, поэтому несмотря на то, что училась новенькая вроде неплохо, поспевала за сложной программой, в классе её так и не приняли. Кроме того, была она бойкая и старательная, учителя её хвалили, ставили в пример, что тоже срезало ей значительное количество очков.

Алла так вообще чуть не расплакалась, когда в рейтинге оценок по математике впервые за три года она стала второй – на первом месте красовалось имя Вари. Она так разозлилась, что ей захотелось сделать что - нибудь такое, что поставит нахалку на место. И вскоре случай подвернулся.

Седьмым уроком у них были занятия в балетном классе, на которые Варя не ходила – у неё была справка, освобождавшая её от физкультуры и других занятий, вроде что - то с сердцем, как слышала Алла. Самой Алле занятия нравились – она с удовольствием переодевалась в чёрный купальник с короткой юбочкой, надевала чешки и сорок минут выполняла плие и гран батман (*) . Часы и кулон на время балета она снимала и по обыкновению складывала в большой фиолетовый пенал.

Варя оставалась в классе на время занятий, потом у них был ещё факультатив по французскому, который она никак не могла пропустить. Обычно Варя этот час корпела над своим рисунком – перед балетом всегда был урок ИЗО, и Варя просила учительницу оставить ей образец и дорабатывала детали до совершенства. Было это и сегодня – они рисовали тарелку с гжельским узором, который всем дался непросто. По возвращении с занятия Алла подняла руку и сказала учительнице:

- Марина Петровна, у меня кулон пропал.
- Какой кулон?
- Золотой, с изумрудом. Мне мама на десять лет подарила.

Марина Петровна побледнела.

- Точно пропал? Ты везде посмотрела?

Она заспешила к парте, за которой сидела Алла и обшарила глазами поверхность. Кулона не было.

- Но…Куда он мог деться? - занервничала учительница.
- Может, у Вари спросим? – громко спросила Алла. – Она одна в классе была.

Щёки Вари стали пунцовыми. Тонким срывающимся голосом она сказала:

- Я не брала…

Учительница перевела растерянный взгляд с одной девочки на другую, потом сказала:

- Так, я звоню родителям обеих.

Алла занервничала – маму ещё никогда не вызывали в школу, и она не знала, как та отреагирует. На французском она сидела как на иголках, всё время посматривая на Варю. Варя уткнулась взглядом в тетрадь, лицо её покрылось красными пятнами. Алла услышала, как позади девочки шептались, что за кражу Варю точно выгонят из школы и поставят на учёт, если вообще не отправят в детскую колонию. Алла сначала испытала злорадство, а потом ей стало стыдно – она представила, как Варя, побритая на лысо, в грязной фуфайке ходит по кругу за колючей проволокой, Алла такое в фильме видела.

Все девочки разъехались по домам, а Варя и Алла остались на своих местах – ждали приезда мам. Первой появилась мама Вари. Учительница как раз вышла из класса, и она накинулась на дочь:

- Что случилось? Почему меня вызвали? Ты что - то натворила?

Варя ещё ниже опустила голову, и Алле показалось, что Варя плачет, по крайней мере, та зашмыгала носом. Мать Вари в это время взяла в руки рисунок дочери и образец, лежащий рядом.

- И что это такое? Ты что, не видишь, что цветок выше должен быть? И вот тут – ну толстая же линия! Неужели так сложно сделать как в образце, бери и рисуй, ничего больше не нужно! Возьми краски и немедленно исправь – тут белым можно закрасить, а эти лепестки покрупнее можно сделать.

Варя послушно полезла в рюкзак за красками. В это время вошла мама Аллы и учительница.

- Что здесь произошло? – спросила мама Аллы. – Ты что - то натворила?

Учительница поджала губы и поспешила объяснить:

- Уважаемые родители, у нас ЧП. У Аллы пропал золотой медальон.

Алла заметила, как вспыхнули глаза матери, как побледнела мать Вари, у неё задрожали губы и моментально опустились плечи.

- Я надеюсь, мы не будем выносить сор из избы, - сказала учительница. – В классе была только Варя, и если она сейчас вернёт медальон, мы не будем об этом распространяться, - поймав разъяренный взгляд мамы Аллы, учительница поспешила закончить фразу, - и просто обойдёмся отчислением по собственному желаю.
- Отчислением…- голос Вариной мамы повторил это слово эхом.

Алла подскочила и выпалила:

- Простите, я соврала – кулон не пропал.
- Как не пропал? – спросила учительница. – Ты же сама сказала, что…

Алла зажмурилась и сказала:

- Ну, то есть он пропал, но не сегодня. Вчера, наверное, я на площадке бегала и потеряла.

Варина мама расправила плечи, успокоилась.

- И не стыдно вам? – громко спросила она. – Если мы бедные, значит, можно на нас валить?

Она принялась заталкивать вещи дочери в рюкзак, учительница извинялась и охала, мать Аллы хранила ледяное молчание. На Варю Алла старалась не смотреть.

Когда они ушли, мама Аллы извинилась перед учительницей, учительница извинилась перед мамой Аллы, обе они поулыбались друг другу и разошлись. Алла всё это время сидела за партой и молчала. Когда мама подошла и взяла её рисунок, который подсыхал рядом, Алла внутренне приготовилась.

- А почему тут цвет такой блеклый? Разве так должно быть? Ну - ка, где образец? Во, я так и знала. Больше надо было синего… И лепестки вот эти покрупнее. Бери краску и исправляй…

***
На следующий день Варя подкараулила Аллу у входа, схватила за рукав и потащила под лестницу. Там она разжала кулак - на ладони лежал кулон.

- Я не хотела его красть, - тихо сказала Варя. – Просто хотела рассмотреть, я никогда таких не видела. А потом все вошли, и я не успела положить на место.

Алла посмотрела ей прямо в глаза и сказала:

- Не надо. Оставь его себе.
- Себе? – удивилась Варя. – Ты что, мне нельзя.

Алла взяла ладошку Вари и сжала её в кулак так, чтобы медальон остался внутри.

- Пусть это будет наш секрет, - сказала она.
- Спасибо, - прошептала Варя. – Он такой красивый…
- Ты математику сделала? У тебя что во втором примере получилось? Я вчера весь вечер решала!

Они взялись за руки и побежали вверх по лестнице, в свой класс. Учительница удивилась, что девочки сели рядом, но ничего не сказала. А одноклассницы, которые приготовили для новенькой новое прозвище – «воровка», удивлённо пооткрывали рты…

                                                                                                                                                                       Воровка. Рассказ.
                                                                                                                                                    Источник: Дзен канал «Здравствуй, грусть!»
____________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

(*) надевала чешки и сорок минут выполняла плие и гран батман - Плие — это приседание на двух или одной ноге. Существует два вида плие:
demi plie — полуприседание, не отрывая пяток от пола;
grand plie — полное сгибание коленей до тех пор, пока бёдра не будут параллельны полу.
Гранд батман (grand battement) — это бросок ноги на 90° и выше вперёд, назад или в сторону.

Коварные преграды на путях поиска нравственного самоумаления

Я — только отверстие, через которое проходит жизнь... Я — ничто». Производит странное впечатление это самоумаление гения, эта благорастворённость в боге, это — фактически — такое уговаривание себя и людей поверить в некий чисто иллюзорный вывод.

                                                                                                                            -- «Л. Н. Толстой в русской критике». М. 1952 (Цитата)

Жил, в мифах говорят, Двуликий Янус,
Что прошлое мог знать и видеть наперёд;
Пророчествовать мог, как Нострадамус:
Смотря назад, он видеть мог вперёд!

Сжигая мост, цинично факел бросив,
Назад, в огонь смотря, он мог идти вперёд...
Старик - одним лицом и юноша - напротив:
Идя на выход, он ясно видел вход...

Мы, иногда, приход зовём уходом,
Совсем не ведая что выход есть, что - вход:
Если вчера та дверь являлась входом,
Сегодня - может быть наоборот!

Рассматриваю это я, как прихоть:
Не стать двуликим в жизни , всё равно...
Перед лицом моим маячит только выход,
А вход забыт - он позади давно!

А был ли Янус? Мне разобраться сложно,
Ведь в жизни нет такого, как в кино...
Узнал, взрослея я, что это - невозможно:
Двуличным - можно быть, двуликим - не дано!

                                                                                          Двуликий Янус
                                                                                Автор: Саид Умахаджиев

Яма. Куприн. Ольга Ламонова в роли Женьки

Т. кивнул.

– Я думал о чём - то подобном применительно к смертной казни, – сказал он. – Она лишена смысла именно потому, что несчастный, на которого обрушивается кара, уже совсем не тот человек, что совершил преступление. Он успевает десять раз раскаяться в содеянном. Но его вешают всё равно…
– Вот именно, – сказала княгиня Тараканова. – Неужели тот, кто убивает, и тот, кто потом кается – это одно и то же существо?

Т. пожал плечами.

– Принято говорить, что человек переменчив.
– Покойный князь хохотал, когда слышал эти слова. Человек переменчив… Сам по себе человек не более переменчив, чем пустой гостиничный номер. Просто в разное время его населяют разные постояльцы.
– Но это всё равно один и тот же человек. Просто в ином состоянии ума.
– Можно сказать и так, – ответила княгиня. – Только какой смысл в этих словах? Всё равно что глядеть на сцену, где по очереди выступают фокусник, шут и трагик, и говорить – ах, но это всё равно один и тот же концерт! Да, есть вещи, которые не меняются – зал, занавес, сцена. Кроме того, все номера можно увидеть, купив один входной билет. Это позволяет найти в происходящем непрерывность и общность. Но участники действия, из - за которых оно обретает смысл и становится зрелищем, всё время разные.
– Хорошо, – сказал Т., – а боги занимаются только представителями благородных сословий? Или простым людом тоже?
– Вам угодно шутить, – усмехнулась княгиня.
– Нет, я вполне серьёзен. Как, например, боги создают своим совокупным усилием какого - нибудь пьяного приказчика из лавки?

Княгиня немного подумала и сказала:

– Если, например, приказчик из лавки поиграл на балалайке, затем набил морду приятелю, потом продал балалайку старому еврею, сходил в публичный дом и пропил оставшиеся деньги в кабаке, это значит, что приказчика по очереди создавали Аполлон, Марс, Иегова, Венера и Вакх.

Т. посмотрел в окно, за которым висели невозможно далёкие, словно высеченные из мрамора облака.

– Вы говорите интересные вещи, – сказал он. – Но что же в таком случае мы называем человеком?
– Это brochet tarakanoff, – ответила княгиня. – Щука по - таракановски. Именно мистерию человека и символизирует наше фамильное блюдо.

Т. перевёл взгляд на рыбного дракона. Прислуживающие за столом лакеи в туниках с серебряным шитьём уже почти полностью разделили его на элементы.

– Посмотрите, – продолжала княгиня. – С первого взгляда кажется, что перед нами настоящий дракон – так уверяют чувства. Но на самом деле это несколько разных рыб, которые при жизни даже не были знакомы, а теперь просто пришиты друг к другу. Куда ни ткни дракона, всюду будет щука. Но всё время разная. Первая, так сказать, плакала в церкви, вторая стрелялась на дуэли из - за панталон. А когда невидимые повара сшили их вместе, получилось создание, которое существует только в обманутом воображении – хотя воображение и видит этого дракона вполне ясно…
– Я понял вашу мысль, – сказал Т. – Но вот вопрос. Кто создаёт богов, создающих нас? Другими словами, есть ли над ними высший бог, чьей воле они подвластны?
– Князь считал, что мы создаём этих богов так же, как они нас. Нас по очереди выдумывают Венера, Марс и Меркурий, а мы выдумываем их. Впрочем, в последние годы жизни князь полагал, что сегодняшнее дьяволочеловечество создают уже не благородные боги античности, а хор тёмных сущностей, преследующих весьма жуткие цели.
– Допустим, я соглашусь и с этим, – сказал Т. – Но остаётся главный вопрос. Для простого человека – а я полагаю себя именно таким – в вопросах веры важна не доктрина, а надежда на спасение. Древние верования, изобретённые пусть даже и скотоводами, дают её. Человек верит, что у него есть создатель, который будет судить его и возьмёт затем в вечную жизнь. И откуда знать, может быть, за гробовым порогом эта наивная вера действительно способна помочь. А какое утешение даёт душе многобожие, которое исповедовал ваш супруг?

Княжна Тараканова прикрыла глаза, словно припоминая что - то.

– Покойный князь говорил об этом тоже, – сказала она. – Боги не творят нас как нечто отдельное от себя. Они просто играют по очереди нашу роль, словно разные актёры, выходящие на сцену в одном и том же наряде. То, что принято называть «человеком» – не более чем сценический костюм. Корона короля Лира, которая без надевшего её лицедея останется жестяным обручем…
– Спасение души, судя по всему, вас не заботит.

Княгиня грустно улыбнулась.

– Говорить о спасении души, граф, можно только в те минуты, когда нашу роль играет сущность, озабоченная этим вопросом. Потом мы пьём вино, играем в карты, пишем глупые стишки, грешим, и так проходит жизнь. Мы просто подворотня, сквозь которую движется хоровод страстей и состояний.
– А способен ли человек вступить в контакт с порождающими его силами? – спросил Т. – Общаться с создающими его богами?
– Отчего же нет. Но только в том случае, если его создают склонные к общению боги. Любители поговорить сами с собой. Знаете, как маленькие девочки, говорящие с куклами, которых они оживляют собственным воображением… Почему вы так побледнели? Вам душно?

Но Т. уже справился с собой.

– Вот теперь понимаю, – сказал он. – Но ведь это… Это совсем безнадёжный взгляд на вещи.
– Ну почему. Одушевляющая вас сущность может быть полна надежды.
– А как же спасение?
– Что именно вы собираетесь спасать? Корону короля Лира? Сама по себе она ничего не чувствует, это просто элемент реквизита. Вопрос о спасении решается в многобожии через осознание того факта, что после спектакля актёры расходятся по домам, а корону вешают на гвоздь…
– Но ведь у нас всех, – сказал Т., – есть постоянное и непрерывное ощущение себя. Того, что я – это именно я. Разве не так?
– Об этом князь тоже частенько рассуждал, – ответила княгиня. – Ощущение, о котором вы говорите, одинаково у всех людей и по сути есть просто эхо телесности, общее для живых существ. Когда актёр надевает корону, металлический обод впивается ему в голову. Короля Лира могут по очереди играть разные актёры, и все будут носить на голове холодный железный обруч, чувствуя одно и то же. Но делать вывод, что этот железный обруч есть главный участник мистерии, не следует…

Т. посмотрел на блюдо с обезглавленным драконом и вдруг почувствовал непобедимую сонливость. Он клюнул носом и тихо сказал:

– Похоже, ваш покойный супруг знал все тайны мира. А он случайно не говорил с вами про Оптину Пустынь?

Княгиня наморщилась.

– Оптина Пустынь? Кажется, это что - то связанное с цыганами. То ли защитное построение повозок, то ли то место, откуда пришли их предки, точно не помню. Здесь на берегу неподалёку будет табор, можно пристать ненадолго и навести справки… Однако вы, кажется, засыпаете?
– Простите, княгиня. Я, признаться, очень устал. Сейчас я…
– Не беспокойтесь. Отдохните прямо здесь. У меня есть небольшое дело, но скоро я к вам вернусь. А если вам понадобятся слуги, Луций будет ждать на палубе за дверью.

Княгиня поднялась с банкетки.

– Не вставайте, умоляю вас, – сказала она, приближаясь к Т. – Пока вы не заснули, я хочу сделать вам небольшой подарок.

Она подняла руки, и Т. почувствовал холодное металлическое прикосновение. Опустив глаза, он увидел на своей груди медальон на золотой цепочке – крохотную золотую книгу, наполовину утопленную в цветке из белой яшмы.

– Что это? – спросил он.
– Книга Жизни. Амулет достался мне от покойного князя. Он принесёт вам удачу и защитит от беды. Обещайте не снимать его, пока вашей жизни угрожает опасность.
– Постараюсь, – дипломатично ответил Т.

Княгиня улыбнулась и пошла к дверям.

                                                                                                                                                              из романа  Виктора Пелевина - «T»

Автомотриса семейных отношений

Сперва дитя явилось из потёмок
небытия.
В наш узкий круг щенок был приглашён для счастья.
А котёнок
не столько зван был, сколько одинок.

С небес в окно упал птенец воскресший.
В миг волшебства сама зажглась свеча:
к нам шёл сверчок, влача нежнейший скрежет,
словно возок с пожитками сверчка.

Так ширился наш круг непостижимый.
Все ль в сборе мы? Не думаю. Едва ль.
Где ты, грядущий новичок родимый?
Верти крылами! Убыстряй педаль!

Покуда вещи движутся в квартиры
по лестнице — мы отойдём и ждём.
Но всё ж и мы не так наги и сиры,
чтоб славной вещью не разжился дом.

Останься с нами, кто - нибудь вошедший!
Ты сам увидишь, как по вечерам
мы возжигаем наш фонарь волшебный.
О смех! О лай! О скрип! О тарарам!

Старейшина в беспечном хороводе,
в полне бесстрашном, если я жива,
проговорюсь моей ночной свободе,
как мне страшна забота старшинства.

                                                                Семья и быт (Отрывок)
                                                              Поэт: Белла Ахмадулина

Это был единственный раз, когда обе мои семьи собрались вместе. Скажем так – некоторые члены двух семей, человек двадцать.

В день рождения у меня появилось дурное предчувствие. Я ощутил неведомую угрозу, природу которой определить не мог. Позже я расшифровал некоторые её признаки, которых не распознал в предвкушении праздника и подарков.

У каждого из моих товарищей была семья, но одна, я же имел две, причём совершенно разные, не общавшиеся между собой.

Марини и Делоне. Семья отца и семья матери. В тот день я понял, что они терпеть друг друга не могут. Только мой отец сохранял весёлость, угощая родственников фруктовым соком.

– Стаканчик апельсинового? – произносил он голосом Габена или Жуве. (*) – Смелее, он свежевыжатый.

Марини умирали со смеху. Делоне закатывали глаза.

– Прекрати, Поль, это не смешно! – сказала моя мать, ненавидевшая папины «выступления».

Она была занята разговором со своим братом Морисом, который после войны поселился в Алжире.

Отец его не жаловал, а я любил. Дядя был весельчак и балагур, он звал меня Каллаханом – не знаю почему. При встрече он всегда говорил: «How do you do Callaghan?»  – на что я должен был отвечать: «Very good!» Прощаясь, он бросал: «Buy - buy Callaghan!» (**)– и изображал хук справа в подбородок.

Морис бывал в Париже раз в год – приезжал на американский семинар по менеджменту, считая делом чести первым входить в курс новых веяний и использовать их на практике. Его речь изобиловала американизмами: мало кто понимал, что́ именно они означают, хотя никто, конечно, ни за что бы в этом не признался.

Морис был в восторге от очередного семинара «Как стать победителем?», он вдохновенно излагал моей матери вновь открытые истины, а она благоговейно внимала каждому его слову. Папа, считавший всё это наглым надувательством, не упустил случая съязвить.

– Нужно было меня предупредить – глядишь, и послали бы туда на стажировку наших армейских генералов, – произнёс он голосом де Голля.

Отец расхохотался, Марини подхватили, обстановка ещё больше накалилась, но Морис как ни в чём не бывало продолжал разглагольствовать, уговаривая мою мать записаться на курс лекций.

Уйдя на покой, мой дед Филипп передал бразды правления дочери, которая десять лет работала с ним бок о бок. Он хотел, чтобы она «росла над собой» и, по совету Мориса, прошла интенсивный курс обучения по американской программе «Стать современным менеджером».

Мама уехала на две недели в Брюссель, а вернувшись, привезла несколько толстенных пособий, которые теперь стояли на видном месте в книжном шкафу.

Мама очень ими гордилась и воспринимала как символ и доказательство своей компетентности. Названия фолиантов говорили сами за себя: «Завоевать сложных клиентов», «Создать сеть эффективных связей», «Развить свой потенциал, чтобы быть убедительным».

Каждый год мама три дня занималась в семинаре, проходившем в роскошном центре на авеню Ош, после чего очередной том в красном кожаном переплёте занимал свое место на полке.

В прошлом году они с Морисом слушали лекции по теме «Как завоёвывать друзей?», после чего мама очень изменилась: постоянная улыбка на устах была призвана стать ключом к успеху не только в настоящем, но и в будущем.

Плавные движения свидетельствовали о внутреннем спокойствии, хорошо поставленный тихий голос – о силе её личности, что, по мнению Дейла Карнеги, могло в корне изменить жизнь. Мой отец в это не верил, считал пустой тратой времени и денег.

– Битюга в скаковую лошадь превратить невозможно, – с улыбочкой произнёс он, глядя на Мориса.

Неделей раньше я попросил маму пригласить к нам Марини.

– Обычно мы их не зовём и празднуем дни рождения в семейном кругу.

Я продолжал настаивать, и новообретённая благодаря премудростям Карнеги улыбка покинула мамино лицо. Я не сдался, больше того – заявил, что без них никакого праздника не будет. Мама посмотрела на меня – вид у нее был огорчённо - сожалеющий, – но решения не изменила, и я покорился.

Когда отец с заговорщической ухмылкой сообщил мне, что Марини всё - таки получили приглашение, я чуть не спятил от радости, уверенный, что благодаря мне примирение состоится.

Хотя радоваться, как оказалось, было нечему. Ничего хорошего из этой затеи не вышло. Единственными чужаками в этом «собрании» были мой друг Николя Мейер, изнывавший от скуки в ожидании десерта, наша испанская служанка Мария – она обносила гостей оранжадом и горячим вином – и мой тигрово - рыжий кот Нерон, который повсюду следовал за мной, как собачка.

Я очень долго свято верил, что иметь две семьи – благо, и наслаждался этим. Те, у кого семьи нет вовсе, назовут меня избалованным сопляком, не понимающим, как ему повезло, но, поверьте, иметь две семьи – хуже, чем не иметь ни одной.

* * *
Марини сгруппировались вокруг дедушки Энцо. Они ждали. Мой брат Франк выбрал свой лагерь. Он о чём - то тихо беседовал с дядей Батистом и бабушкой Жанной.

Появился папа с огромным шоколадным тортом, затянул «С днём рождения, Мишель!» – и Марини подхватили. Они всегда пели, когда собирались вместе. У каждого был свой излюбленный репертуар, и они обожали петь хором.

Мама нежно мне улыбалась, но не пела с остальными. Я задул двенадцать свечей в два приёма. Филипп, мой дедушка по маме, зааплодировал. Он не пел – как и Морис, и остальные Делоне. Они аплодировали, а Марини пели: «Весёлого дня рождения, Мишель, поздравляем тебя»… Чем вдохновенней пели Марини, тем громче аплодировали Делоне. Моя младшая сестра Жюльетта аплодировала, Франк пел. И Николя тоже пел. Тут - то у меня и появилось неприятное чувство.

Я смотрел на них – и не понимал, мне было тягостно и неловко, а они пели всё громче. Думаю, моя боязнь – на грани фобии – семейных сборищ родилась именно в тот день.

Я получил три подарка. От Делоне – двухскоростной проигрыватель «Теппаз» – на 33 и 45 оборотов. Вещь была дорогая, и Филипп не преминул напомнить, что рычаг звукоснимателя очень хрупкий, поэтому так важно точно следовать инструкции по эксплуатации.

– Твоя мать хочет, чтобы ты перестал всё время препираться с братом.

Энцо Марини преподнёс мне толстую книгу «Сокровища Лувра». Он вышел на пенсию, и они с бабушкой Жанной раз в месяц приезжали в Париж по его льготному билету.

Она встречалась с Батистом, старшим братом моего отца, – он один воспитывал двоих детей после гибели жены в автокатастрофе.

Батист водил автомотрису на линии Париж — Мо (***). Когда - то он был разговорчивым и эмоциональным человеком, но после несчастья очень изменился.

Говоря о нём, мои родители всегда многозначительно переглядывались. Если я задавал вопросы о дяде, они никогда не отвечали, что смущало и тяготило меня куда сильнее, чем дядина замкнутость.

                                                                                                      из романа Жан - Мишель Генассия - «Клуб неисправимых оптимистов»
____________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

(*) – Стаканчик апельсинового? – произносил он голосом Габена или Жуве - Габен и Жуве — это имена актёров, которые исполнили роли в фильме 1937 года «На нижних глубинах». По сюжету фильма один из местных жителей, молодой вор Васька Пепел (Жан Габен), дружит с бароном (Луи Жуве), бывшим дворянином, пережившим трудные времена.

(**) Отец его не жаловал, а я любил. Дядя был весельчак и балагур, он звал меня Каллаханом – не знаю почему. При встрече он всегда говорил: «How do you do Callaghan?»  – на что я должен был отвечать: «Very good!» Прощаясь, он бросал: «Buy - buy Callaghan!» – и изображал хук справа в подбородок - «How do you do Callaghan?»(англ.) - Как поживаете, Каллахан? «Very good!» (англ.) - Очень хорошо! «Buy - buy Callaghan!» (англ) - Пока, Каллахан!

(***) Батист водил автомотрису на линии Париж — Мо - Автомотриса — самоходный вагон с двигателем внутреннего сгорания (обычно дизелем мощностью 150 – 750 кВт). Предназначен главным образом для служебных поездок на небольшие расстояния (например, инспекционных), а также для пассажирских перевозок на не электрифицированных малодеятельных железнодорожных линиях. Салон автомотрисы имеет до 60 мест для сидения; чтобы увеличить число пассажиров, к автомотрисе прицепляют 1 – 2 вагона (до 120 сидячих мест в каждом). Скорость автомотрисы до 80 – 120 км/ч. Первые автомотрисы («рельсовый автобус») появились в Европе в 1930 - х гг..
Париж и Мо — это два разных географических объекта во Франции. Мо (Meaux) — город в департаменте Сена и Марна, на реке Марна, к северо - востоку от Парижа. Расстояние между ними составляет 44 км. Добраться до Мо можно на поезде или автобусе из Парижа.

Сбежавшая

Где же ты, сбежавшая удача?
Без тебя не виден мой успех,
И любое дело - незадача,
И любое увлеченье - грех.

Где же ты, моя и мне удача,
Отчего ты шлёшь ко мне других?
Я тебя узнаю, не иначе,
Среди всех людских и колдовских.

Я скучаю, как зимой на даче
По журчанью летнего ручья...
С норовом моя живёт удача,
Лишь моя, и более ничья.

                                                     Где же ты, сбежавшая удача?..
                                                          Автор: Шаталов Роман

Любовь старого осла

! имеются скабрезные выражения !

Я шагал меж розами к особняку отца, а Хасан скрывался в саманном домике (*), где родился и прожил всю свою жизнь.

В слабом свете двух керосиновых ламп жилище поражало скудостью обстановки, чрезвычайным порядком и чистотой.

Два тюфяка у противоположных стен, между ними старенький гератский ковёр (**) с обтрёпанными краями, трёхногая табуретка в углу у стола, за которым Хасан рисовал. Почти голые стены, только один коврик с вышитыми бисером словами «Аллах Акбар». Баба купил его для Али в одну из своих поездок в Мешхед. (***)

Здесь, в этой лачуге, Санаубар, мать Хасана, родила его холодным зимним днем 1964 года. Моя мама истекла кровью при родах. А Хасан потерял свою мать через неделю после того, как появился на свет. Тяжкая доля досталась в удел Санаубар, хуже смерти, как сказало бы большинство афганцев, – она сбежала с труппой бродячих певцов и танцоров.

Хасан никогда не упоминал о своей матери, будто её и не было вовсе на свете. Думал ли он о ней, хотел ли, чтобы она вернулась, тосковал ли, как я тосковал по своей маме, которой никогда не видел?

Как - то мы пробирались в кинотеатр «Зейнаб» на новый иранский фильм коротким путём – через территорию казармы у средней школы «Истикляль».

Баба запретил нам ходить этой дорогой, но он сейчас был в Пакистане вместе с Рахим - ханом. Мы перелезли через забор, перепрыгнули через ручей и оказались на грязном плацу, где пылились старые списанные танки. В тени одного из них сидела группа солдат, они курили и играли в карты. Один из служивых приметил нас, толкнул соседа и окликнул Хасана:

– Эй, ты! Я тебя знаю.

Коренастый, бритоголовый, чёрная щетина на щеках – мы никогда его прежде не видели. Его злобная ухмылка испугала меня.

– Не обращай внимания, – шепнул я Хасану. – Не останавливайся.
– Ты! Хазара! (****) Я с тобой говорю! Ну - ка, посмотри на меня! – рявкнул солдат, передал сигарету соседу, поднял руки, чтобы всем было видно, и принялся совать палец в кулак. Туда - сюда, туда - сюда. – Я был близко знаком с твоей матерью, знаешь? Ой как близко. Я поимел её прямо у этого ручья.

Солдаты засмеялись. Один даже зашёлся в визге.

– Какая у неё узенькая сладкая манда! – Скалясь, солдат пожимал руки товарищам.

В темноте кинозала, когда сеанс уже начался, Хасан закряхтел, и слёзы покатились у него по щекам. Я обнял его, притиснул к себе. Хасан положил голову мне на плечо.

– Он тебя с кем - то перепутал, – прошептал я ему на ухо. – Он принял тебя за другого.

Мне говорили, что никто особенно не удивился, когда Санаубар сбежала. Люди изумлялись другому: как это Али, человек, наизусть знающий Коран, мог жениться на Санаубар, женщине моложе его на девятнадцать лет, красивой, но развратной и бессовестной, чья дурная репутация была вполне заслуженной.

Правда, они с Али были шииты и хазарейцы. К тому же она доводилась ему двоюродной сестрой, вроде бы выбор правильный.

Только больше ничего общего между ними не было.

Прекрасные зелёные глаза и весёлое личико Санаубар многих мужчин ввели во грех. По крайней мере, так говорили. А у Али был врождённый паралич мимических мускулов, он не мог улыбаться, и его неподвижное лицо было словно высечено из камня. Только глаза смеялись или грустили. Говорят, глаза – зеркало души. Что правда, то правда, если речь идёт об Али.

Своей походкой, одним движением бёдер Санаубар пробуждала в мужчинах нечестивые мысли.

Али же припадал на правую ногу, скрюченную и высушенную полиомиелитом.

Как - то он взял меня с собой на базар. Мне было лет восемь. Шагая вслед за Али, я старался подражать его шаткой походке.

Изуродованная правая нога совсем его не слушалась, просто чудо, что он ни разу не упал. Я и то чуть не свалился в придорожную канаву и захихикал при этом. Али обернулся, посмотрел на меня и ничего не сказал. Ни тогда, ни потом. Шёл себе и шёл.

Маленькие соседские дети боялись Али из - за его лица и походки. А вот с детьми постарше была просто беда. Когда он выходил, они увязывались за ним и дразнили как могли. Некоторые называли его Бабалу, страшилище. Эй, Бабалу, кого ты сегодня слопал? (Взрыв смеха.) Кого ты сожрал, плосконосый Бабалу?

У Али (как и у Хасана) были характерные для хазарейцев монголоидные черты лица, вот его и прозвали «плосконосый». «Они потомки монголов и смахивают на китайцев» – это всё, что я знал тогда о хазарейцах.

Школьные учебники упоминали о них походя и только в прошедшем времени. Но как - то в кабинете Бабы мне в руки попалась старая матушкина книга иранского автора Хорами.

Я сдул с неё пыль, взял с собой, чтобы почитать на сон грядущий, раскрыл и был потрясён, обнаружив, что народу Хасана, хазарейцам, посвящена целая глава.

Оказалось, мы, пуштуны, исторически преследовали и угнетали хазарейцев, вот те и подняли в девятнадцатом веке бунт, который был «подавлен с неслыханной жестокостью». В книге говорилось, что мой народ перебил массу хазарейцев, продал в рабство их женщин, сжёг их дома и изгнал с родных земель.

В книге говорилось, что хазарейцы – шииты, и это одна из причин ненависти к ним суннитов - пуштунов.

В книге было ещё много такого, чему нас не учили в школе и о чём даже Баба никогда не упоминал. Ну а кое о чём я уже знал. Например, о том, что люди обзывают хазарейцев «пожирателями мышей», «плосконосыми» и «вьючными ослами». Соседские дети кричали эти гадкие слова вдогонку Хасану.

Как - то после занятий я показал эту книгу учителю. Он пролистнул несколько страниц, скривился и отдал мне книгу обратно.

– Единственное, что у шиитов хорошо получается, – сказал он, брезгливо морща нос при слове «шииты», будто упоминал о какой - то дурной болезни, – это мученическая смерть.

Санаубар, несмотря на принадлежность к одному с Али народу и связывающие их кровные узы, тоже любила насмехаться над мужем и прилюдно называла его уродом.

– И это муж? – фыркала она. – Старый осёл был бы куда лучше.

                                                                                                                                          из романа Халеда Хоссейни - «Бегущий за ветром»
___________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

(*) Хасан скрывался в саманном домике - Саманный дом — постройка из самана, композитного материала, в состав которого входят глинистый грунт, солома и вода. При условии хорошего фундамента и надёжной, не протекающей крыши конструкция может прослужить более пятисот лет. 

(**)  старенький гератский ковёр - Герат — город на северо-западе Афганистана в долине реки Герируд. Третий по величине город страны, центр провинции Герат.

(***) Баба купил его для Али в одну из своих поездок в Мешхед - Мешхед — второй по величине и численности населения (после Тегерана) город Ирана, административный центр остана (провинции) Хорасан - Резави.

(****) – Ты! Хазара! Я с тобой говорю!  - Хазара — иранский язык (по другим данным наречие языка дари). Распространён в области Хазараджат Афганистана. Носители хазара, хазарейцы, являются потомками одного из подразделений войск Чингисхана.

В маршрутах английского Рождества

... то я - медь звенящая или кимвал звучащий (*).
          Первое Послание к Коринфянам.

Фунты красных лиц, мундштуки,
Медные инструменты,
Гимнов рождественских
Развесёлые джентльмены,
Святочного попурри
Повторяющиеся темы,
Магазинов на Оксфорд - Стрит
Рождественские вертепы.

Потому - то в Англии Рождество
До сих пор в викторианстве волшебстве и,
Что добро здесь чудо всего
Лишь как с здравого смысла сошествие,
Как по - прежнему Рождества лишь песнь,
Чьи так с детства волнуют строки,
Будто в них единственных Диккенс весь,
Любви певец одинокий.

Дерево Рождества Небес
Теплится за барьерами окон.
Что Господь наш три дня лишь здесь,
Уникален английский опыт.
Умолкают песни Календ (**)
Вплоть до нового возвращенья
Каждый раз, словно в Neverland (***),
Не возросшего Воплощенья.

                                                          Английское Рождество
                                                  Автор: Константин Ступников

В обшарпанной комнате на верхнем этаже пустующего склада в южном Лондоне Роберт Уорбек завершал ежемесячное совещание секции руководителей Лиги свободы и справедливости.

Это был высокий красивый молодой человек с рыжевато - каштановыми волосами и пристальным, фанатичным взглядом серых, несколько навыкате глаз.

Около десятка или более человек, к которым он обращался последние полчаса, принадлежали к самым различным типам и классам. Всем им было не больше тридцати пяти лет.

Объединяла их, не считая полной поглощённости, с какой они внимали речи своего вождя, лишь одежда. Все они, как и он сам, были в серых фланелевых брюках и тёмно - красных фуфайках, левую сторону которых украшал вышитый белый кинжал.

— На сегодняшний вечер всё, джентльмены. В должный срок вас известят о следующем совещании. Вы свободны.

Все встали, и каждый с минуту постоял навытяжку, выделывая левой рукой довольно сложное приветствие, на которое Роберт торжественно отвечал тем же.

Затем наступила минута разрядки. Отойдя в глубь комнаты, члены лиги сняли фуфайки, отдали их одному из присутствующих и вышли гурьбой в одних рубашках, с тем чтобы внизу вновь облачиться в цивильные пиджаки и пальто.

Уорбек остался наедине с человеком, собиравшим одежду. Он молча смотрел, как тот чинно сложил всё и спрятал в громадный шкаф, размером чуть ли не во всю стену. Потом он устало потянулся, снял фуфайку и отдал лейтенанту, чтобы тот убрал её в его личное отделение, запирающееся на замок.

— Приближается время, — сказал он, — когда мы будем носить нашу форму открыто. Но это время ещё не пришло.
— Да, начальник. — Ответ прозвучал почтительно, но чуть - чуть машинально, словно он уже не раз слышал эту фразу. — Вот ключ от вашего шкафа, начальник.
— Благодарю.
— Вид у вас усталый, начальник.
— Я буду рад отдохнуть несколько дней, — согласился Уорбек, как будто стыдясь признаваться в человеческой слабости.
— Вы уезжаете из города завтра, начальник?
— Да. Я загляну в Фулхэмское отделение по пути из Лондона. Этих молодцов надо научить понимать значение дисциплины.
— Уж вы их научите, начальник.
— Вернусь в начале следующей недели. Тогда мы сможем провести подготовку к слёту в северном Лондоне. Вы ведь знаете, как снестись со мной, если будет нужда.
— Да, начальник. Надеюсь, вы хорошо проведёте Рождество.

Уорбек с минуту молчал. Он завязывал галстук и задумчиво смотрел в зеркало.

— Спасибо, — сказал он наконец. — По крайней мере у меня будет сознание выполненного долга. Есть обязанности по отношению к собственной семье.
— Боюсь, что вам та компания будет действовать на нервы, — осмелился заметить его помощник.

Уорбек резко обернулся к нему.

— Что вы хотите сказать? — рявкнул он.
— Но, начальник, — запинаясь, пробормотал тот, — я хотел только сказать… я имел в виду сэра Джулиуса.
— Джулиуса? Какое он к этому имеет отношение, чёрт побери?
— Но я так понял, что он проведёт Рождество в Уорбек - холле, начальник. Разве это не так?
— Впервые слышу.
— Об этом была заметка в утренней «Таймс», начальник. Я думал, вы знаете.
— Боже праведный! Отец прямо - таки… — Он спохватился вовремя: он чуть не нарушил золотое правило никогда не обсуждать личных дел с подчинёнными. — Спасибо, что предупредили меня, Сайке, — продолжал он, надевая пальто. — Я прозевал эту заметку в «Таймс». Впрочем, я никогда не читаю светской хроники. Кто предупреждён, тот вооружен. Я не буду жалеть, если мне подвернётся случай высказать этому пустобрёху всё, что я о нём думаю. И может статься, он не так уж весело проведёт Рождество. Спокойной ночи!
— Спокойной ночи, начальник.

Роберт вышел на хмурую улицу, где редкие хлопья снега быстро превращались в серую слякоть.

                                                                                            из детективного романа Сирила Хейра - «Чисто английское убийство»
____________________________________________________________________________________________________________________________________________________________
(*) кимвал звучащий - Кимвал — парный ударный музыкальный инструмент, предшественник современных тарелок. Известен с глубокой древности. Представлял собой небольшую (от 5 до 18 см) бронзовую тарелку, посреди которой прикреплялся ремень (или шнурок) для надевания на правую руку. Кимвал ударяли о другой кимвал, надетый на левую руку. В античности кимвалы — принадлежность оргиастических обрядов в культах Диониса и Кибелы.

(**) Умолкают песни Календ - Возможно, имелись в виду рождественские песни (Christmas carols), которые исполняются в Великобритании. Слово carol обозначает «танец» или «песня радости». Такие песни были написаны и исполнялись во все времена года, но традиция их исполнения закрепилась и сохранилась лишь на Рождество. Некоторые рождественские песни Англии:
«The First Noel». Старинная английская колядка, которой уже несколько веков. Песня рассказывает об истории Рождества и роли пастухов, которые получили первое послание от ангелов о рождении Иисуса Христа.
«The Holly and the Ivy». Традиционная рождественская колядка, которую сочинили в Англии ещё в средневековье. В песне упоминаются два символа зимних праздников — падуб и плющ.
«Sussex Carol». Песня также известна как «On Christmas Night All Christians Sing». Информации об авторах колядки нет, но она передавалась из поколения в поколение ещё со времён графства Сассекс. 
«O Come, All Ye Faithful». Одна из самых известных рождественских колядок. У песни латинское происхождение, но ещё в XVIII веке её перевели на английский и опубликовали.

(***) Каждый раз, словно в Neverland - Неверленд — вымышленный остров, фигурирующий в работах Дж. М. Барри и тех, что основаны на них.

...  Лес густой

Парень шёл с девицей в лес  Он имел к ней интерес  А из леса шёл и спал  Вот как интерес упал (©)

Я гордая, чтоб падать на колени.
Пусть даже до безумия люблю.
Пойдёшь с другой - уйду без сожаления.
И даже взглядом не остановлю.

Начну шутить, начну смеяться,
обиды никому не покажу.
Пусть говорят, что сердцу не прикажешь,
Но знай! Я даже сердцу прикажу!

                                                                          Источник: ВК «Записки Любимой»

Я выкрашу волосы в зелёный цвет, потому что на свете меня больше нет…» - я повторяю про себя эти слова снова и снова. Меня предали. Жестоко и расчётливо. И, главное, за что?

Щёлк! Кадр назад! Он позвонил внезапно. Нам только неделю как поставили телефон. Никто из моих, не то, что друзей, даже знакомых, не знал номера. Но он позвонил.

«Ксень, привет…»
«Привет», - я в полной растерянности - голос какого - то мальчишки, а с мальчишками я давно перестала общаться.
«Слушай, извини меня…»
Я пребываю в полном недоумении: «А ты, собственно, кто? Может, скажешь для начала?»
Он называет себя. Ёлки - палки, лес густой! Вот неожиданность!
«Да тебя, прям, не узнать, богатым будешь…»
«Слушай, извини», - настойчиво повторяет он.
«Не поняла, за что?»
«Ну, мне кто - то звонил - женский голос, сказали Ксения, я подумал - ты… Я там нагрубил немножко…»
«Совсем не я. Я даже не знала, что у тебя телефон есть».
«А мне недавно поставили. Ну, ты хоть номер запиши!»

Я записываю. И тут же прощаюсь, потому что всё это не укладывается у меня в голове.

«Я выкрашу волосы в зелёный цвет…» Щёлк! Ещё раз назад!

Мы когда - то дружили, сидели за одной партой. Потом он влюбился в меня. И дружба наша закончилась. Я никогда не воспринимала его в качестве потенциального любимого, он был младше на год, и я относилась к нему несколько снисходительно. Взаимностью тут и не пахло, и я предпочла вежливо уйти в сторону. Короче, уже года четыре мы не общались.

И вот он позвонил.

Я – человек решительный. Воспитание где - то в глубине души кричит, что девушка не должна приглашать никуда молодого человека первая, это неприлично, но я забиваю на этот голос. В конце концов, где наша не пропадала!

Он не отказывается встретиться. И начинается наше странное общение. Мы то бурно вспоминаем прошлое, то вдруг оба замолкаем – нечего сказать ни одному, ни другому…

Он очень изменился. Хотя, я, наверное, тоже. Только он – в лучшую сторону, а я наоборот – в худшую.

Несколько раз мы прогуливаем вместе уроки – бродим по заснеженной реке. Это моё зачарованное место, самое любимое. И мне не жалко им поделиться.

Щёлк! Ещё картинка! Он позвал меня на экскурсию со своим классом и добавил, что я могу взять кого - нибудь из друзей – ещё двоих. Друзей у меня трое. Как из троих выбрать двоих, я не знаю. «А знаешь, у вас там учится - Ленка, кажется… Ты с ней не дружишь?»

Ленка, так Ленка. Мне же лучше, не придётся выбирать. Я приглашаю Ленку с её подругой. Они удивляются, но соглашаются. Вообще - то, Ленка мне ужасно нравится как человек. Такая заводная, весёлая, симпатичная. С ней приятно общаться… Она – заводила среди наших. Я радуюсь возможности с ней подружиться.

Щёлк! Ещё кадр! Ленкин разговор про него я слышу случайно, просто сижу за следующей партой, когда она рассказывает, что этот чудной парень из параллельного притащил ей кассету с признанием в любви…

И вот теперь я стою на крыше… «Я выкрашу волосы в зелёный цвет…» Зачем же так? Неужели я бы не поняла, если б он попросил меня по - человечески познакомить с интересной девушкой? Были же друзьями когда - то, в конце концов.

«Я выкрашу волосы в зелёный цвет, потому что на свете меня больше нет…» Может, это месть? Но я не могу себе представить, что этот человек, который так долго был рядом, способен на подлость.

«Я выкрашу волосы в зелёный цвет…» Я делаю шаг. Совсем маленький. Меня предали жестоко и расчётливо. Мне не нужен этот мир. Но я желаю ему счастья.

                                                                                                                                                        Я выкрашу волосы в зелёный цвет
                                                                                                                                                                            Автор: Xena

Не любить нелюбимого

Надо называть вещи своими именами! Человек любит, а потом больше не любит.

                                                                                                                                                   --  Франсуаза Саган
[Фотография] клип [Gacha klub]

А можно ли заставить не любить?
И не смотреть в глаза, не прикасаться,
Не знать чем дышит и не дорожить
Мгновеньем  каждым, просто постараться

Забыть, представить - это просто сон,
Работать, и с детьми ходить всё чаще
На выставки эпох всех и времён,
Но вспомнить о каждом миге счастья.

А можно ли заставить не любить?
Себя заставить, вовсе не другого,
Не вспоминать, не думать, дальше жить,
Но ночью за него молиться Богу.

                                                                          Не любить
                                                                Автор: Мария Рублёва

Диалог у птичьих крестиков

птица забвения склёвывает
белые камушки
на дороге
которой мы шли

остаются неприметные следы
в пыли
испещрённой птичьими крестиками

я сидела под берёзой
ты шёл
и я встала тебе навстречу

косили траву
было жалко высокого клевера
цветущего сладко и душно

почти бежали
успели
лицо пылало от солнца
невозмутимый ты

                                                 Камушки (отрывок)
                                                Автор: Ива Мятная

Ksenny Nee - Старик и more (автор стихотворения Анастасия Пащенко)

На другой вечер старик и девушка опять сидели на берегу, у коряги.

Девушка торопливо рисовала, а старик смотрел на солнце и рассказывал:

--  Жили мы всегда справно, грех жаловаться. Я плотничал, работы всегда хватало. И сыны у меня все плотники. Побило их на войне  много  --  четырёх. Два  осталось. Ну вот с одним - то я теперь и живу, со Степаном. А Ванька в городе живёт, в Бийске. Прорабом  на  новостройке. Пишет; ничего, справно живут. Приезжали сюда, гостили. Внуков у меня много, любят меня. По городам все теперь...

Девушка рисовала руки старика, торопилась, нервничала, часто стирала.

-- Трудно было жить? -- невпопад спрашивала она.
-- Чего ж трудно? -- удивлялся старик. -- Я ж тебе рассказываю:  хорошо жили.
-- Сыновей жалко?
--  А  как  же? -- опять удивлялся старик. -- Четырёх таких положить -- шутка нешто?

Девушка не понимала: то ли ей жаль старика, то ли она  больше  удивлена его странным спокойствием и умиротворённостью.

А солнце опять садилось за горы. Опять тихо горела заря.

-- Ненастье завтра будет, -- сказал старик.

Девушка посмотрела на ясное небо:

-- Почему?
-- Ломает меня всего.
-- А небо совсем чистое.

Старик промолчал.

-- Вы придёте завтра, дедушка?
-- Не знаю, -- не сразу откликнулся старик. -- Ломает чего - то всего,
-- Дедушка, как у вас называется вот такой камень? -- Девушка вынула из кармана жакета белый, с золотистым отливом камешек.
-- Какой? -- спросил старик, продолжая смотреть на горы.

Девушка протянула ему камень. Старик, не поворачиваясь, подставил ладонь.

-- Такой? -- спросил он, мельком глянув на камешек, и повертел его в сухих, скрюченных пальцах. -- Кремешок это. Это в войну, когда серянок не было, огонь из него добывали.

Девушку поразила странная догадка: ей показалось, что старик слепой.

Она не нашлась сразу, о чём говорить, молчала, смотрела сбоку на старика. А он смотрел туда, где село солнце. Спокойно, задумчиво смотрел.

-- На... камешек - то, - сказал он и протянул девушке камень. --  Они  ещё не  такие  бывают.  Бывают:  весь  белый, аж просвечивает, а снутри какие - то пятнушки. А бывают: яичко и яичко -- не отличишь. Бывают: на  сорочье  яичко похож -- с крапинками по бокам, а бывают, как у скворцов, -- синенькие, тоже с рябинкой с такой.

Девушка всё смотрела на старика. Не решалась спросить: правда ли, что он слепой.
--

-- Вы где живёте, дедушка?
-- А тут не шибко далеко. Это Ивана  Колокольникова  дом,  --  старик показал  дом на берегу, -- дальше -- Бедаревы, потом -- Волокитины, потом --Зиновьевы, а там уж, в переулочке, -- наш. Заходи, если чего надо. Внуки - то были, дак у нас шибко весело было.

-- Спасибо.
-- Я пошёл. Ломает меня.

Старик поднялся и пошёл тропинкой в гору.

Девушка  смотрела  вслед ему до тех пор, пока он не свернул в переулок.

Ни разу старик не споткнулся, ни разу не замешкался. Шёл медленно и смотрел под ноги. "Нет, не слепой, -- поняла девушка. -- Просто слабое зрение".

На другой день старик не пришёл на берег. Девушка сидела одна, думала о старике,  Что - то было в его  жизни, такой простой, такой обычной, что-то непростое, что - то большое, значительное.

"Солнце -- оно тоже просто встаёт и просто заходит, - думала девушка.

- А разве это просто!" И она пристально посмотрела на свои рисунки. Ей было грустно.

                                                                                                                                                                        Солнце, старик и девушка (отрывок)
                                                                                                                                                                                Автор: Василий Шукшин

Сложи три перста и поцелуй Анжелику в уста (не вредный совет ..  но это не точно)

— Хм… Джек, тебе доводилось видеть своими собственными глазами источник молодости?
—  Извини, а можно повторить вопрос?

                                         -- Персонажи: Анжелика и Джек Воробей. Х/Ф - «Пираты Карибского моря: На странных берегах» (Цитата)

Поэт, утонув, опускался ко дну,
Три пальца сложивши в фигуру одну.
Не видно вблизи ни ладьи, ни челна,
Лишь берег бесстрастно ласкала волна.

Пиит тяжело и печально вздохнул,
Свободной рукою устало взмахнул,
Наполнил себя серебристой водой...
Русалки поплыли к нему чередой.

И каждой он руки, и грудь, целовал,
Затем - из горсти их, шаля, поливал,
Но тех трёх заветных перстов не разжал,
И крепко их в сложенном виде держал.

                                                                             Три пальца. PR (отрывок)
                                                                        Автор: СержПьер Дюпереваль