Технические процессы театра «Вторые подмостки»

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.



Формальное

Сообщений 1 страница 6 из 6

1

Найди его .. Если он здесь

Я спрятался,  меня ты не ищи,
С судьбой своей я не играю в прятки,
Не бойся за меня, не трепещи,
Не плачь по мне ночами ты украдкой.

Я спрятался во тьме, не в камышах,
Я познаю искусство мимикрии,
Я думаю о людях и мышах
В коротких промежутках летаргии.

Я спрятался, тебе ненужный клад,
Презренное сокровище из плоти,
Укроет одеялом звездопад
Уснувшего в заржавленном кивоте (*).

                                                                   Я спрятался
                                                         Автор: Динислам Дадаев
__________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

(*) Уснувшего в заржавленном кивоте - Кивот (киот) — это небольшой застеклённый ящичек или специальный застеклённый шкаф, в который ставятся иконы.
___________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

HammAli and Navai - Прятки 1080HD Премьера клипа 2019

II (фрагмент)

Женя думала, что я, как художник, знаю очень многое и могу верно угадывать то, чего не знаю.

Ей хотелось, чтобы я ввёл её в область вечного и прекрасного, в этот высший свет, в котором, по её мнению, я был своим человеком, и она говорила со мной о Боге, о вечной жизни, о чудесном.

И я, не допускавший, что я и моё воображение после смерти погибнем навеки, отвечал: «Да, люди бессмертны», «Да, нас ожидает вечная жизнь». А она слушала, верила и не требовала доказательств.

Когда мы шли к дому, она вдруг остановилась и сказала:

– Наша Лида замечательный человек. Не правда ли? Я её горячо люблю и могла бы каждую минуту пожертвовать для неё жизнью. Но скажите, – Женя дотронулась до моего рукава пальцем, – скажите, почему вы с ней всё спорите? Почему вы раздражены?

– Потому что она неправа.

Женя отрицательно покачала головой, и слёзы показались у неё на глазах.

– Как это непонятно! – проговорила она.

В это время Лида только что вернулась откуда-то и, стоя около крыльца с хлыстом в руках, стройная, красивая, освещённая солнцем, приказывала что-то работнику.

Торопясь и громко разговаривая, она приняла двух - трёх больных, потом с деловым, озабоченным видом ходила по комнатам, отворяя то один шкап, то другой, уходила в мезонин (*); её долго искали и звали обедать, и пришла она, когда мы уже съели суп.

Все эти мелкие подробности я почему-то помню и люблю, и весь этот день живо помню, хотя не произошло ничего особенного.

После обеда Женя читала, лежа в глубоком кресле, а я сидел на нижней ступени террасы. Мы молчали.

Всё небо заволокло облаками, и стал накрапывать редкий, мелкий дождь.

Было жарко, ветер давно уже стих, и казалось, что этот день никогда не кончится.

К нам на террасу вышла Екатерина Павловна, заспанная, с веером.

– О, мама, – сказала Женя, целуя у неё руку, – тебе вредно спать днём.

Они обожали друг друга.

Когда одна уходила в сад, то другая уже стояла на террасе и, глядя на деревья, окликала: «Ау, Женя!», или: «Мамочка, где ты?»

Они всегда вместе молились, и обе одинаково верили и хорошо понимали друг друга, даже когда молчали.

И к людям они относились одинаково.

Екатерина Павловна также скоро привыкла и привязалась ко мне и, когда я не появлялся два - три дня, присылала узнать, здоров ли я.

На мои этюды она смотрела тоже с восхищением, и с такою же болтливостью и так же откровенно, как Мисюсь, рассказывала мне, что случилось, и часто поверяла мне свои домашние тайны.

Она благоговела перед своей старшей дочерью.

Лида никогда не ласкалась, говорила только о серьёзном; она жила своею особенною жизнью и для матери и для сестры была такою же священной, немного загадочной особой, как для матросов адмирал, который всё сидит у себя в каюте.

– Наша Лида замечательный человек, – говорила часто мать. – Не правда ли?

И теперь, пока накрапывал дождь, мы говорили о Лиде.

– Она замечательный человек, – сказала мать и прибавила вполголоса тоном заговорщицы, испуганно оглядываясь: – Таких днём с огнём поискать, хотя, знаете ли, я начинаю немножко беспокоиться. Школа, аптечки, книжки – всё это хорошо, но зачем крайности? Ведь ей уже двадцать четвёртый год, пора о себе серьёзно подумать. Этак за книжками и аптечками и не увидишь, как жизнь пройдёт… Замуж нужно.

Женя, бледная от чтения, с помятою причёской, приподняла голову и сказала как бы про себя, глядя на мать:

– Мамочка, всё зависит от воли Божией!

И опять погрузилась в чтение.

Пришёл Белокуров в поддёвке и в вышитой сорочке.

Мы играли в крокет и lown - tennis (**), потом, когда потемнело, долго ужинали, и Лида опять говорила о школах и о Балагине, который забрал в свои руки весь уезд.

Уходя в этот вечер от Волчаниновых, я уносил впечатление длинного - длинного, праздного дня, с грустным сознанием, что всё кончается на этом свете, как бы ни было длинно.

Нас до ворот провожала Женя, и оттого, быть может, что она провела со мной весь день от утра до вечера, я почувствовал, что без неё мне как будто скучно и что вся эта милая семья близка мне; и в первый раз за всё лето мне захотелось писать.

– Скажите, отчего вы живёте так скучно, так не колоритно? – спросил я у Белокурова, идя с ним домой. – Моя жизнь скучна, тяжела, однообразна, потому что я художник, я странный человек, я издёрган с юных дней завистью, недовольством собой, неверием в своё дело, я всегда беден, я бродяга, но вы-то, вы, здоровый, нормальный человек, помещик, барин, – отчего вы живёте так неинтересно, так мало берёте от жизни? Отчего, например, вы до сих пор не влюбились в Лиду или Женю?

– Вы забываете, что я люблю другую женщину, – ответил Белокуров.

Это он говорил про свою подругу, Любовь Ивановну, жившую с ним вместе во флигеле.

Я каждый день видел, как эта дама, очень полная, пухлая, важная, похожая на откормленную гусыню, гуляла по саду, в русском костюме с бусами, всегда под зонтиком, и прислуга то и дело звала её то кушать, то чай пить.

Года три назад она наняла один из флигелей под дачу, да так и осталась жить у Белокурова, по-видимому навсегда.

Она была старше его лет на десять и управляла им строго, так что, отлучаясь из дому, он должен был спрашивать у неё позволения.

Она часто рыдала мужским голосом, и тогда я посылал сказать ей, что если она не перестанет, то я съеду с квартиры; и она переставала.

Когда мы пришли домой, Белокуров сел на диван и нахмурился в раздумье, а я стал ходить по зале, испытывая тихое волнение, точно влюблённый. Мне хотелось говорить про Волчаниновых.

– Лида может полюбить только земца, увлечённого так же, как она, больницами и школами, – сказал я. – О, ради такой девушки можно не только стать земцем, но даже истаскать, как в сказке, железные башмаки. А Мисюсь? Какая прелесть эта Мисюсь!

Белокуров длинно, растягивая «э-э-э-э…», заговорил о болезни века – пессимизме.

Говорил он уверенно и таким тоном, как будто я спорил с ним. Сотни вёрст пустынной, однообразной, выгоревшей степи не могут нагнать такого уныния, как один человек, когда он сидит, говорит и неизвестно, когда он уйдёт.

– Дело не в пессимизме и не в оптимизме, – сказал я раздражённо, – а в том, что у девяноста девяти из ста нет ума. Белокуров принял это на свой счёт, обиделся и ушёл.

                                                                                                                      из рассказа Антона Павловича Чехова - «Дом с мезонином»
___________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

(*) отворяя то один шкап, то другой, уходила в мезонин - Мезонин — это надстройка над средней частью жилого дома (обычно небольшого). У него есть собственная крыша, а иногда и отдельный вход с наружной лестницы. По высоте мезонин обычно ниже, чем полноценный этаж.

(**) Мы играли в крокет и lown - tennis - Лаун - теннис» (англ. lawn tennis) — спортивная игра на открытом воздухе, то же, что теннис. В игре участвуют 2, 3 или 4 игрока, которые при помощи особых палочек перекидывают друг другу мячи, стараясь по возможности дольше не дать им упасть на землю.

Формализм

0

2

ТимурА, собирай команду !

Let the music diffuse all the tension © .

Когда ты болен и симптомы - это рифмы ***вые,
Когда косишь под фейка, но лишь офбиты путёвые,
Когда всё что ты мутил это вода на дне озера,
Приходите посмотреть, как я сожгу в огне лузера.
Первый раз вижу Тимура без команды и педиков.
Видимо правительство бабло не дало на педиков,
Это битва рэпперов, а не ****ёшь за респект.
Здесь жиганы не проходят зачитав свой старый трек.
После молчания, я как феникс в небесах.
После этого трека, твоя душа на небесах.
Ты один из тех детей, кого я должен проучить,
Разве не говорили тебе рэп бросить заучи

Ты плохой был ученик, и я пришёл тебя вылечить.

                                                                                         реп батл на первый случай (отрывок)
                                                                                                        Автор: Никита Ост

Формальное

0

3

Под знаком эфирной Ваты

Он уложил учителя на кровать, облепил ему рот и нос, как маской, гигроскопической ватой и стал напитывать её эфиром. Сладкий, приторный запах сразу наполнил горло и лёгкие учителя. Ему представилось, что он сию же минуту задохнётся, если не скинет со своего лица мокрой ваты, и он уже ухватился за неё руками, но фельдшер только ещё крепче зажал ему рот и нос и быстро вылил в маску остатки эфира.

                                                                                                                                              -- Куприн А. И. рассказ «Мелюзга» (Цитата)

Я в наушниках у микрофона.
Пять минут до эфира. Дрожь.
Здесь у жизни свои законы.
И слышна даже микроложь.

Места нет для слов паразитов,
Мысли строятся в чёткий ряд.
Вывожу себя на орбиту,
Тёплый голос, задорный взгляд.

Я мечтала об этом с детства,
Быть на радио – волшебство.
Тяга к творчеству – вот наследство,
Что ценю я больше всего.

Говорю я как можно проще,
Чтобы смысл был понятен всем.
И приветом от зятя тёще,
Я решаю сотни проблем.

Просто голос – как голос Бога,
Примирить, рассказать, донести!
Это счастье – моя дорога.
Для меня лучше нет пути!

Я в наушниках.  Миг до эфира.
Дрожь проходит. Готова. Пора!
Пусть в машинах звучит и в квартирах,
Тёплый голос, желая добра.   

                                                                              Радиоведущая
                                                                     Автор: Наталья Пекарж

Формальное

0

4

И почему то .. всё Это ... называется "Паспорт"

Говорил мне как - то критик -
в строчки лишнего не лей.
Импульсивна ты и нытик,
легче надо и светлей.
Ах, писатель, член Союза,
знаю - ты ко мне с добром.
У меня такая Муза -
вроде бабы с топором.

                      Автор: Марина Степанова, (Рыбинск)

Давай червонец, пожалуйста, керосинка буду покупать из к ф Джентльмены удачи.

Прямо с утра, чаще всего раз в неделю, в понедельник, после того как на работу всех выпроводит, мать подоткнёт под себя подол ситцевого сарафана, оголит свои яркие неохваченные солнцем коленки, возьмёт в руки топор с короткой рукояткой и давай надраивать им грубые половые доски нашей светлицы.

Красота потом стоит в доме, когда полы-то белоснежные.

Некрашеные полы, обычное дело в деревенских избах до конца семидесятых, так всё и убирали.

Выплеснут полведра воды, отмочат втоптанную в текстуру доски грязь, что набралась за последние несколько дней и скребут чем - нибудь плоским и заострённым, а лучше всего для этого топор подходил, до тех пор пока доски не побелеют.

Зато потом, по свежему, ещё влажному полу, одно удовольствие босиком бегать.

Полы в избах раньше из грубой доски крыли.

Топор только и брал их.

А паспорт... Что паспорт?

Паспорт граждане особо берегли, только в тряпице всегда и хранили.

Обернут в несколько слоёв, туда же всю наличность ассигнациями припрячут и в карман нагрудный к себе поглубже.

Поближе к сердцу.

От бесчисленных расплодившихся карманных воров добро таким образом сберечь старались.

                                                                                                                                                                                                   Паспорт
                                                                                                                                                                                     Автор: Жельезо дель Трос

( кадр из фильма «Джентльмены удачи» 1971 )

Формальное

0

5

В дуновениях жизни

В прекрасный летний день,
Бросая по долине тень,
Листы на дереве с зефирами (*) шептали,
Хвалились густотой, зелёностью своей
И вот как о себе зефирам толковали:
«Не правда ли, что мы краса долины всей?
Что нами дерево так пышно и кудряво,
Раскидисто и величаво?
Что́ б было в нем без нас? Ну, право,
Хвалить себя мы можем без греха!
Не мы ль от зноя пастуха
И странника в тени прохладной укрываем?
Не мы ль красивостью своей
Плясать сюда пастушек привлекаем?
У нас же раннею и позднею зарёй
Насвистывает соловей.
Да вы, зефиры, сами
Почти не расстаётесь с нами». –
«Примолвить можно бы спасибо тут и нам»,
Им голос отвечал из-под земли смиренно.
«Кто смеет говорить столь нагло и надменно!
Вы кто такие там,
Что дерзко так считаться с нами стали?» –
Листы, по дереву шумя, залепетали.

«Мы те»,
Им снизу отвечали:
«Которые, здесь роясь в темноте,
Питаем вас. Ужель не узнаёте?
Мы корни дерева, на коем вы цветёте.
Красуйтесь в добрый час!
Да только помните ту разницу меж нас:
Что с новою весной лист новый народится;
А если корень иссушится,–
Не станет дерева, ни вас».

                                                                   Басня «Листы и корни»
                                                                       Автор: И. А. Крылов
______________________________________________________________________________________________________________________________________________

(*) Листы на дереве с зефирами шептали - Зефир (др. -греч. Ζέφυρος, «западный») — мифологическое второстепенное божество Древней Греции, олицетворение западного ветра. Один из четырёх анемоев (божеств ветров).
_______________________________________________________________________________________________________________________________________________

Глава 6 — Часть 2 ( Фрагмент )

Профессор Изборский был очень худощав, с тонким, выразительным лицом и прекрасными, большими серыми глазами.

Они постоянно лучились каким-то особенным, подвижным, перебегающим блеском. И в них рядом с мыслью светилась привлекательная, почти детская наивность.

Когда я вошёл в музей профессора, Изборского окружала кучка студентов.

Изборский был высок, и его глаза то и дело сверкали над головами молодёжи.

Рядом с ним стоял Крестовоздвиженский, и они о чём-то спорили. Студент нападал. Профессор защищался.

Студенты, по крайней мере те, кто вмешивался изредка в спор, были на стороне Крестовоздвиженского.

Я не сразу вслушался, что говорил Крестовоздвиженский, и стал рассматривать таблицы, в ожидании предстоявшей лекции.

— Да… профессор, — мы тоже ценим науку, — говорил Крестовоздвиженский своим грубовато - искренним голосом, — но мы не забываем, что в то время, как интеллигенция красуется на солнце, там, где - нибудь в глубине шахт, роются люди… Вот именно, как говорит Некрасов: предоставив почтительно нам погружаться в искусства, в науки…

Изборский сделал порывистое движение, как будто хотел возразить, но вдруг спохватился, взглянул на часы и сказал:

— Господа… Пора начинать лекцию…

Действительно, небольшая аудиторий в музее уже была полна.

Изборский с внешней стороны не был хорошим лектором.

Порой он заикался, подыскивал слова.

Но даже в эти минуты его наивные глаза сверкали таким внутренним интересом к предмету, что внимание аудитории не ослабевало.

Когда же Изборский касался предметов, ему особенно интересных, его речь становилась красивой и даже плавной.

Он находил обороты и образы, которые двумя — тремя чертами связывали специальный предмет с областью широких, общих идей…

Главный предмет, которым Изборский занимался специально, была роль хлорофилла в жизни растения.

И теперь на столе перед ним стоял небольшой прибор, с несколькими трубками, расположенными по радиусам.

В центре этого прибора профессор поместил спрепарированную часть листа. Видны были органы дыхания, устьица и зерна хлорофилла — этой зелёной крови растений.

Этот прибор и опыты, которые Изборскому удалось произвести с его помощью, доставили ему почётную известность в научном мире…

В поле зрения, доступная вооруженному взгляду, раскрылась таинственная работа солнечной энергии в зелёном зёрнышке хлорофилла.

В этот день Изборский был особенно в ударе.

Шаг за шагом, ясно, отчётливо, осязательно он изобразил все фазы мирового процесса, в котором совершается взаимодействие животного и растительного царств…

И вдруг, без эффекта, естественно и просто он перешёл к предмету недавнего спора со студентами… Зёрнышко хлорофилла совершает великую работу… Оно в листе.

Лист красуется и трепещет на воздухе, залитый потоками света, в то время, когда корни роются глубоко в тёмных глубинах земли.

Но роль листа не украшение, не простая эстетика растения.

В нём начало всей экономии живой природы. Это он ловит солнечную энергию, он распределяет её от верхушечной почки до концов корневых мочек…

И когда он красуется в лучах солнца, когда он трепещет под дыханием ветра, в это самое время он работает в великой мастерской, где энергия солнечного луча как бы перековывается в первичную энергию жизни…

И, озаряя аудиторию своими одушевлёнными и наивными глазами, — он закончил сравнением Крылова в басне «Листья и корни».

Да, люди науки могут без оговорки принять это ироническое сравнение.

Если они листва народа, то мы видим, какова действительная роль этой листвы. Общественные формы эволюционируют.

Просвещение перестанет когда - нибудь быть привилегией.

Но, — каковы бы ни были эти новые формы — знание, наука, искусство, основные задачи интеллигенции останутся всегда важнейшим из жизненных процессов отдельного человека и всей нации…

Когда он смолк, некоторое время в аудитории стояла глубокая тишина.

И вдруг вся она задрожала от бурных рукоплесканий.

Молодёжь восторженно приветствовала своего оппонента…

                                                                                                                из книги Владимира Галактионовича Короленко - «С двух сторон»

Формальное

0

6

Формальность радость приносящая

Ты чаще видишь лишь портрет мой, тени.
Мой образ в мыслях грешен и необратим.
Вдыхаешь мой парфюм в пустом апреле.
И почему любя ты должен жить один?

Но я скучаю, правда, я скучаю.
Когда в ночи мечтаю о тебе.
Прости. Но в роль любимой в мыслях облачаясь,
Я как-то разом забываю о себе.

Так важно быть. Дышать призванием и страстями.
Так нужно видеть смысл бытия.
Ну вот скажи, зачем тебе такая?
И легче ли, что от формальности твоя?

                                                                                   Формальности (отрывок)
                                                                                    Автор: Джулия Новак

– Вот ещё черта русского характера, – как бы размышляя сам с собой, продолжал батюшка, – постигнет человека горе, и носится он с ним и уже ничего и знать не хочет, и не подумает о том, что у другого может быть ещё большее горе. Любим мы своим горем застилать сердце, и не замечаем, что носясь со своим горем, мы другим горя подбавляем. Как вот вы, например.
– Кому же я–то горе доставляю? – с недоумением спросил отец Павел.
– Как, кому? Вот вы сидите и пьёте, своё горе заливаете, а вот о том человеке, вероятно, и не подумали… Вон тот господин, что на том конце на скамеечке сидит. Сейчас мы проезжали село, там церковь показалась. Этот господин снял шапку и набожно перекрестился – есть, значит, у него ещё в сердце вера в Бога. Ну, а теперь скажите, не больно ли ему видеть пастыря церкви вот за этаким занятием?

Отец Павел смущённо покосился на стоящую перед ним бутылку водки, а «батюшка» позвонил и велел пришедшему на звонок официанту убрать бутылку и рюмку.

Отец Павел не протестовал и только, как бы оправдываясь уже, заговорил:

– Да ведь обида–то у меня большая: с горя и пью, это вы верно, отец, сказали.
– А вы расскажите–ка лучше своё горе, поделитесь со мной по–братски, может быть, оно и не таким тяжёлым покажется. Высказанное горе – полгоря.

Отец Павел и сам уже давно почувствовал желание поведать своё горе «ласковому батюшке».

К этому располагало доброе лицо батюшки и особенно его глаза – умные, серьёзные и как будто грустные, а между тем так и искрившиеся лаской и теплом.

Такие люди спрашивают о чужом горе не из любопытства.

– Под суд я попал, – начал отец Павел, – повенчал без документов… Дело, видите ли, такое вышло – пришли ко мне парень с девушкой. Повенчай, мол, нас, батюшка, я сирота, и она сирота, на фабрике тут недалеко вместе работали… грех попутал, а хочется, чтобы по–законному, по–Божьему было, да вот беда – документов у нас нет. Она у тётки жила, сбежала, и паспорта нет, а у меня просроченный, отослал заменить, да по сей час чтой–то не высылают.
– Да как же вы так, – говорю, – без документов ведь никак нельзя повенчать.
– А что ж, батюшка, неужели лучше так жить, без закону?
– А это, – говорю, – уж ваше дело. Идите, откуда пришли.

Стоят, не идут; невеста в слёзы, жених в ноги мне повалился… Что тут делать? Жалко стало их. Отворил церковь, позвал их.

– Ну вот что, – говорю, – что вы совершеннолетние, я и сам вижу, а вы поклянитесь мне вот пред Господом Богом и пред Пречистым Его образом, что нет между вами никакого родства.

Поклялись. Взял я, да и повенчал их. Живите, мол, Бог с вами… и за венчанье даже с них не взял, потому вижу, что действительно с них нечего взять. Ну, а чтобы до начальства не дошло, я ни в метрику, ни в обыск не вписывал, а просто дал им на руки удостоверение в том, что они действительно состоят в законном браке. Так бы всё и вышло, да вишь ты: приятели тут у меня завелись. Разбранился как–то раз с соседним батюшкой, а он возьми да и донеси на меня в консисторию. Ну, известно… судили… следствие было… и присудили меня в монастырь, значит, на покаяние. Пошёл было к архиерею, думал, смилостивится. Куда там, даже не принял. Через келейника своего передал: «Скажи, мол, этому негодяю, чтобы он и на глаза мне не смел показываться». Вот и взяла меня обида. – Коли так, – говорю, – скажи архиерею, что не только в монастырь я не пойду, а и в приход не вернусь… Пусть назначает на моё место кого угодно… Повернулся и ушёл. Так и бросил место. Хотел было частные занятия какие – нибудь найти, да кому нужен заштатный священник. В работники хотел идти – не принимают: неудобно, говорят, на спину человеку в рясе куль с мукой наваливать… Вот и маюсь я. Надумал в чужой епархии места поискать, авось найдётся где – нибудь с доброй душой архиерей… войдёт в положение. Еду вот к здешнему архиерею; добрый, говорят, да видно уж моя такая неудача: по пути узнаю, что его и дома–то нет. Перевели… и на место его ждут нового. Что, как пришлют какого – нибудь владыку – недотыку, и опять майся… а дома семья… скоро и зубы на полку придётся класть. Ну, как тут не запить?

– А знаете что, – сказал, оживляясь, батюшка, – я бы на вашем месте тоже так поступил. Не дело священника делать предбрачный обыск и свидетельствовать документы брачующихся. От исправности документов не прибавится благодати Божией, равным образом, как и неимение их не может послужить препятствием к получению благословения Божия. Брак был и в первые века христианства, когда и понятия не имели ни о метриках, ни о наших обычных брачных обыскных книгах. Другое дело, если бы вы повенчали несовершеннолетних. Это был бы грех великий, потому что вы священнодействие брака превратили бы в пустое призывание имени Божия. Благодати в таинстве не было бы. Это всё равно, что молиться об исцелении от болезни уже умершего человека, то есть совершать таинство елеосвящения над трупом. Венчая несовершеннолетних, вы нарушаете закон природы, по которому в брак могут вступать только лица, достигшие известного возраста, физической зрелости. А ведь закон природы, как и законы нравственные, тот же закон Божий. Бог установил и те, и другие. Понимаете, какая получается бессмыслица: с одной стороны, вы нарушаете закон Божий, с другой стороны, просите Бога, чтобы Он дал благодать исполнить этот нарушенный закон. Конечно, благодати Божией не получается, и вместо таинства совершается профанация его. И состоящих в родстве нельзя венчать, почему, это вы и сами знаете.

Итак, греха вы не сделали. Правда, за несоблюдение формальностей вас постигло наказание, но разве его нельзя было перенести, хотя бы ради той радости, которую вы доставили повенчанным. Поди, обрадовались… благодарили вас…

– Ещё как! На днях еду на пароходе… пристань… Купить мне надо было кое – что из съестного. Сошёл на пристани и протискиваюсь к торговкам. Слышу вдруг: «Здравствуйте, батюшка, не угодно ли яблочков, возьмите». – «Отчего, – говорю, – не взять, а почём отдашь?» – «Что вы, батюшка, – говорит, – с вас разве можно… вы так возьмите. Да нешто вы не узнаёте меня?» Всматриваюсь: ба! Да это моя невеста беспаспортная–то. «Ну как, – говорю, – живёте?» – «Слава Богу, – говорит, сама смеётся, радостная такая, – сыночка, – говорит, – Бог дал». – «Ну что же, дай Бог счастья!» – «Спасибо, батюшка, а яблочков–то возьмите, уж не побрезгуйте». Тычет мне в руки все свои яблоки вместе с корзиной. Что делать? Взял. После всю дорогу почти всех пассажиров угощал ими…

– Ну, вот видите… а вы запивать стали. Бороться надо с горем, да Богу молитесь поусердней. Молитва бодрит человека, освежает его ум, а человек со свежими силами всегда себе выход найдёт. У вас добрая душа, силы есть. Так не губите же себя и других. Ну, кажется, мы уже подъезжаем к городу. Скоро нам сходить… Я тоже в первый раз сюда еду. Недавно только получил назначение… Вот что – вы зайдите ко мне в городе, моя квартира будет рядом с кафедральным собором. Мы ещё поговорим с вами. Может, что –нибудь и придумаем. А теперь пока прощайте. Надо собираться.

Батюшка встал, подал руку отцу Павлу и трижды облобызался с ним.

– Прощайте, – смущённо говорил отец Павел. – Спасибо вам за доброе слово и простите меня… Я не знал, что вы такой…
– Бог простит, – улыбнулся батюшка и скрылся в каюте.

                                                                                                                                                                               Архиерей (отрывок)
                                                                                                                                                                   Автор: Барсуков Тихон, иеромонах

Формальное

0