Скачущие проценты с капитала

Начну опять "с нуля".

В который раз судьба не пощадила
надежду в жизни снова надломила,
ну что же, начну опять с нуля,
на этот раз быть может, пощадит меня.

Цвет жизни, как в фильме чёрно-белом,
лишь только в ней появится просвет,
то тут, как тут чернуха, вместо белой
полоски, быстро поменяет цвет.

Я не ропщу, такой её и принимаю,
судьбу навряд ли можно изменить,
но с каждым разом, душой я всё крепчаю,
и злу я не позволю победить.

                                                              Про бизнес (отрывок)
                                                          Автор: Анатолий Лавриков

Глава XIII Алфавит – зеркало жизни (отрывок)

Коробейникова на Гусище звали Варфоломеичем. Обращались к нему только в случае крайней нужды. Варфоломеич брал в залог вещи и назначал людоедские проценты. Он занимался этим уже несколько лет и ещё ни разу не попался милиции.

А теперь он, как цыплёнок, попался на лучшем своем коммерческом предприятии, от которого ждал больших барышей и обеспеченной старости. С этой неудачей мог сравниться только один случай в жизни Варфоломеича.

Года три назад, когда впервые после революции вновь появились медовые субъекты, принимающие страхование жизни (*), Варфоломеич решил обогатиться за счёт Госстраха. Он застраховал свою бабушку ста двух лет, почтенную женщину, возрастом которой гордилось всё Гусище, на тысячу рублей.

Древняя женщина была одержима многими старческими болезнями. Поэтому Варфоломеичу пришлось платить высокие страховые взносы.

Расчёт Варфоломеича был прост и верен. Старуха долго прожить не могла. Вычисления Варфоломеича говорили за то, что она не проживёт и года, за год пришлось бы внести рублей шестьдесят страховых денег, и 940 рублей являлись бы прибылью почти гарантированной.

Но старуха не умирала. Сто третий год она прожила вполне благополучно.

Негодуя, Варфоломеич возобновил страхование на второй год. На сто четвёртом году жизни старуха значительно окрепла – у неё появился аппетит и разогнулся указательный палец правой руки, скрученный подагрой уже лет десять.

Варфоломеич со страхом убедился, что, истратив сто двадцать рублей на бабушку, он не получил ни копейки процентов на капитал. Бабушка не хотела умирать: капризничала, требовала кофий и однажды летом выползла даже на площадь Парижской Коммуны послушать новомодную выдумку – музыкальное радио.

Варфоломеич понадеялся, что музыкальный рейс доконает старуху, которая, действительно, слегла и пролежала в постели три дня, поминутно чихая. Но организм победил. Старуха встала и потребовала киселя. Пришлось в третий раз платить страховые деньги. Положение сделалось невыносимым. Старуха должна была умереть и всё - таки не умерла.

Тысячерублёвый мираж таял, сроки истекали, надо было возобновлять страхование. Неверие овладело Варфоломеичем.

Проклятая старуха могла прожить ещё двадцать лет. Сколько ни обхаживал Варфоломеича страховой агент, как ни убеждал он его, рисуя обольстительные, не дай бог, похороны старушки, – Варфоломеич был твёрд, как диабаз (**). Страхования он не возобновил.

Лучше потерять, решил он, сто восемьдесят рублей, чем двести сорок, триста, триста шестьдесят, четыреста двадцать или, может быть, даже четыреста восемьдесят, не говоря уж о процентах на капитал.

Даже теперь, пиная ногой стол, Варфоломеич не переставал по привычке прислушиваться к кряхтению бабушки, хотя никаких коммерческих выгод из этого кряхтения он уже извлечь не мог.

– Шутки!? – крикнул он, вспоминая о погибших ордерах. – Теперь деньги только вперёд. И как же это я так оплошал? Своими руками отдал ореховый гостиный гарнитур!.. Одному гобелену «Пастушка» цены нет! Ручная работа!..

Звонок «прошу крутить» давно уже крутила чья-то неуверенная рука, и не успел Варфоломеич вспомнить, что входная дверь осталась открытой, как в передней раздался тяжкий грохот, и голос человека, запутавшегося в лабиринте шкафов, воззвал:

– Куда здесь войти?

Варфоломеич вышел в переднюю, потянул к себе чьё-то пальто (на ощупь – драп) и ввёл в столовую отца Фёдора Вострикова.

– Великодушно извините, – сказал отец Фёдор.

Через десять минут обоюдных недомолвок и хитростей выяснилось, что гражданин Коробейников действительно имеет кое - какие сведения о мебели Воробьянинова, а отец Фёдор не отказывается за эти сведения уплатить.

Кроме того, к живейшему удовольствию архивариуса, посетитель оказался родным братом бывшего предводителя и страстно желал сохранить о нём память, приобретя ореховый гостиный гарнитур. С этим гарнитуром у брата Воробьянинова были связаны наиболее тёплые воспоминания отрочества.

Варфоломеич запросил сто рублей. Память брата посетитель расценивал значительно ниже, рублей в тридцать. Согласились на пятидесяти.

– Деньги я бы попросил вперёд, – заявил архивариус, – это мое правило.
– А это ничего, что я золотыми десятками? – заторопился отец Федор, разрывая подкладку пиджака.
– По курсу приму. По девять с полтиной. Сегодняшний курс.

Востриков вытряс из колбаски пять желтячков, досыпал к ним два с полтиной серебром и пододвинул всю горку архивариусу. Варфоломеич два раза пересчитал монеты, сгрёб их в руку, попросил гостя минуточку повременить и пошёл за ордерами.

В тайной своей канцелярии Варфоломеич не стал долго размышлять, раскрыл алфавит – зеркало жизни – на букву П, быстро нашёл требуемый номер и взял с полки пачку ордеров генеральши Поповой. Распотрошив пачку, Варфоломеич выбрал из нее один ордер, выданный тов. Брунсу, проживающему на Виноградной, 34, на 12 ореховых стульев фабрики Гамбса.

Дивясь своей сметке и умению изворачиваться, архивариус усмехнулся и отнес ордера покупателю.

– Все в одном месте? – воодушевленно воскликнул покупатель.
– Один к одному. Все там стоят. Гарнитур замечательный. Пальчики оближете. Впрочем, что вам объяснять! Вы сами знаете!

Отец Фёдор долго восторженно тряс руку архивариуса и, ударившись несчетное количество раз о шкафы в передней, убежал в ночную темноту.

Варфоломеич долго еще подсмеивался над околпаченным покупателем. Золотые монеты он положил в ряд на столе и долго сидел, сонно глядя на пять светлых кружочков.

«И чего это их на воробьяниновскую мебель потянуло? – подумал он. – С ума посходили».

Он разделся, невнимательно помолился богу, лёг в узенькую девичью постельку и озабоченно заснул.

                                                                                                                    из сатирического романа Ильи Ильфа и Евгения Петрова - «12 стульев»
___________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

(*) Года три назад, когда впервые после революции вновь появились медовые субъекты, принимающие страхование жизни - Ответ Giga Chat:  Медовыми субъектами, принимающими страхование жизни из романа Ильфа и Петрова «Двенадцать стульев», называют пожилых людей, состоящих на учете страхового общества «Страхстрах». Эти пенсионеры пользовались особым вниманием страховых агентов — отца Фёдора и других представителей страховой фирмы. Причина была проста: страховщики надеялись нажиться на смерти застрахованных лиц, рассчитывая быстро получить страховую премию от государства, так как пожилые клиенты были близки к концу своей жизни. Отсюда пошло выражение «медовые субъекты»: оно подчеркивает циничность подхода страхового бизнеса к клиентам, ожидающим скорой прибыли от кончины пенсионеров. Термин стал сатирическим образом бессердечного отношения коммерсантов к людям ради собственной выгоды.

(**) Варфоломеич был твёрд, как диабаз - Диабаз — магматическая горная порода основного состава нормального ряда щёлочности из семейства базальтов.

Отредактировано Александр 2 (Сегодня 08:07:21)