Кто слышит только лишь себя, другого не услышит. Кто Верит только лишь в себя, тот в мыслях Бога выше. И крутит шашни голова с Иллюзиями Мира, Она в мозгах во всём права - приветлива, учтива.
Внимая истину чтеца, стоит сосед, зевая, А Мудрость Света уж давно стоит с другого края. И перепутана вожжа, коль нет конца мечтаниям. В Трёхмерном Мире не найти Души Великой Знания.
А, что Душа у всех одна - Великое Со-Знание, То знает точно детвора, пока без воспитания. Пока не перешла в 3 - Д, во власть Земного Рока, Пока не затерялся след от Отчего порога.
А как проявится Мечта, как донор мозг питая, Так зародится Личность та, Судьбу, что призывает. И липнет Карма к ней как пыль, из Прошлых Воплощений, За что, когда -то, ты давно, не попросил Прощения.
Сансары крутит колесо Великое Творение. И, как подарок, к нам спешит Святое Озарение. Спешит, торопится открыть Неведомые Дали, Которые недавно мы Собой Осознавали.
Кто слышит только лишь себя Автор: Мила Кленова
Мы никак не могли понять, откуда он достаёт выпивку. Весь корабль ломал голову над этой загадкой. Мы следили за ним, но ничего не выследили. Когда мы спрашивали его напрямик, он, если был пьян, только хохотал нам в глаза, а если был трезв, торжественно клялся, что за всю жизнь ничего не пил, кроме воды.
Как штурман он никуда не годился и оказывал дурное влияние на своих подчинённых. Было ясно, что он плохо кончит. И никто не удивился и не опечалился, когда однажды тёмной, бурной ночью он исчез с корабля.
- Свалился за борт! - решил капитан. - Что же, джентльмены, это избавило нас от необходимости заковывать его в кандалы.
Таким образом, мы остались без штурмана. Нужно было выдвинуть на эту должность кого - нибудь из команды. Выбор пал на боцмана Джоба Эндерсона. Его по - прежнему называли боцманом, но исполнял он обязанности штурмана.
Мистер Трелони, много странствовавший и хорошо знавший море, тоже пригодился в этом деле - он стоял в хорошую погоду на вахте. Второй боцман, Израэль Хендс, был усердный старый, опытный моряк, которому можно было поручить почти любую работу.
Он, между прочим, дружил с Долговязым Джоном Сильвером, и раз уж я упомянул это имя, придётся рассказать о Сильвере подробнее.
Матросы называли его Окороком. Он привязывал свой костыль верёвкой к шее, чтобы руки у него были свободны. Стоило посмотреть, как он, упираясь костылём в стену, покачиваясь с каждым движением корабля, стряпал, словно находился на твёрдой земле!
Ещё любопытнее было видеть, как ловко и быстро пробегал он в бурную погоду по палубе, хватаясь за канаты, протянутые для него в самых широких местах. Эти канаты назывались у матросов "серёжками Долговязого Джона". И на ходу он то держался за эти "серёжки", то пускал в дело костыль, то тащил его за собой на верёвке.
Всё же матросы, которые плавали с ним прежде, очень жалели, что он уже не тот, каким был.
- Наш Окорок не простой человек, - говорил мне второй боцман. - В молодости он был школяром и, если захочет, может разговаривать, как книга. А какой он храбрый! Лев перед ним ничто, перед нашим Долговязым Джоном. Я видел сам, как на него, безоружного, напало четверо, а он схватил их и стукнул головами вот так.
Вся команда относилась к нему с уважением и даже подчинялась его приказаниям.
С каждым он умел поговорить, каждому умел угодить. Со мной он всегда был особенно ласков. Всякий раз радовался, когда я заходил к нему в камбуз, который он содержал в удивительной чистоте. Посуда у него всегда была аккуратно развешена и вычищена до блеска. В углу, в клетке, сидел попугай.
из романа Роберта Льюиса Стивенсон - «Остров сокровищ». Часть 4. Глава 10. «ПЛАВАНИЕ» (Отрывок)
Дождь, грустные мысли опять, Душа словно сломанный зонтик. Ей хочется снова узнать, Что может счастливым быть вторник.
Дождь, капельки в сердце, как нож, Наркоза нет, прям по живому. Мне хочется, чтоб этот дождь, Вернул меня к счастью былому.
Дождь, видно схожу я с ума, Душа словно сломанный зонтик. Ей хочется просто тепла, Сегодня среда, нет, лишь вторник.
Сегодня среда, нет, лишь вторник Автор: Шаронов Дмитрий
День отмерялся сосисками. Две сосиски - это как раз один день. Сегодня Пётр Тимофеевич обсчитался. Он решил, что уже среда, и поэтому будет футбол. По футболу тоже можно было отслеживать течение времени. Но только летом. И только по неделям. Зимой в футбол не играли. А тут вот прошли, пролезли в какую -то щель, и должны были как раз в среду ночью... И пусть, что нарушение режима получается! Пусть! Сам себе режим выдумал, сам себе его и нарушит, раз такое дело – Кубок…
Но вот полез в холодильник - у него был старый, с одной дверцей, да и тот никогда не был набит битком. Петр Тимофеевич, кстати, иногда задумывался: как это некоторым места в холодильнике не хватает? Что же они туда суют -то? Ведь вот же - масла одна пачка. Мало ли, что холестерин и всякие вредности, все равно на черную горбушку, да с кофе поутру - нет ничего лучше. Сосисок килограмм... Вернее, не килограмм даже, а ровно двенадцать штук. На неделю. В воскресенье положено было что -то приготовить "правильное", настоящее, варёное или жареное. А в понедельник – опять в магазин.
Так вот, полез Пётр Тимофеевич за сосисками, а там оказалось ещё десять штук. Нет, он не пересчитывает их постоянно. Но открыл холодильник - а там полный пакет. Отрезал две - и всё равно много остаётся. Вот и посчитал. С теми двумя выходит десять. Значит, вторник сегодня. Не среда.
А зачем ему среда, кстати?
Медленно и аккуратно надрезая кончики сосисок, и сдирая полиэтиленовую прозрачную мокрую оболочку, он раздумывал: к чему же это ему нужна была среда? Ведь, вдуматься если, какая разница - среда или, скажем, понедельник? Это воскресенье отличается, потому что в воскресенье положено ему - так сам себе постановил - готовить что -то горячее и вкусное. Например, пожарить картошку. Или может даже сварить суп с вермишелью. На двух куриных ногах получается большая кастрюля супа. Хватает на все воскресенье, да ещё и на понедельник и вторник, если и днём перехватить чего -то. А можно не днём, а оставить на ужин. Тогда сосиски не тратятся. И вроде как экономия получается.
Так, вторник все же?
Очищенные от прозрачной пленки сосиски были рассмотрены вблизи: однажды он приготовил, не посмотрев. Теперь вот проверяет всегда. Каждая надрезается примерно до половины острым кухонным ножом, который он точит раз в неделю, в субботу. Как раз к воскресенью, когда готовит "настоящую еду". Вот - точка ножа тоже вроде как отмеряет недели и дни. Но нож можно и не поточить, а вот без ужина живот возмущается. Значит, две сосиски в день - вот и расчет. Двенадцать на неделю. Закончились сосиски - верный признак, что надо что -то вкусное приготовить, а потом готовиться к походу на рынок.
Магазин, конечно, ближе. Но в магазине всё какое -то замороженное и серое. И цены в магазине... Пётр Тимофеевич не доверял магазину, хоть тот и был рядом, а на каждом товаре был ценник с крупно нарисованной ценой. Все же на рынке, считал он, все гораздо свежее. А главное - рынок дальше. Туда надо было идти, а физические нагрузки, как говорили все врачи, просто необходимы в его возрасте. Не просто так нагрузки, а умеренные, умеренные!
Утренняя зарядка тоже была обязательной. Он нашёл специальный комплекс от тибетских монахов. В бесплатной газете, которую можно было взять в магазине, на последней странице кроме кроссвордов бестолковых бывало и полезное. Вот этот комплекс, например. Там, если всё правильно делать, полтора, а то и два часа времени занималось. И при этом - не до пота. И суставы нисколько не ломит. Всё аккуратно. Так вот поворачиваться, так вот - самомассаж. Тибетские они или не очень, но упражнения были хорошие. Пётр Тимофеевич это сразу понял, и ввёл в практику долгую утреннюю зарядку под бормотание новостного канала по "ящику".
"Ящик" он не любил. Фильмы теперь были какие-то дурацкие. Ни о чем. Вот в чем суть? К чему они призывают? Чему молодежь учат? Подумаешь, посмотришь - а ведь ничему. И сути никакой. Так, как древний акын, поющий, сидя на осле, что дорога длинная, а ветер холодный...
Вот новости - это интереснее. Могут сообщить, например, о перевороте. Или не могут?
Футбол ещё.
Старый друг Лёва, с которым они созванивались раз в три - четыре месяца, футбол не понимал и не любил. Зато он любил шахматы. И можно было сговориться, и один раз - у него, другой раз - у Петра Тимофеевича сыграть по старому, не торопясь, с разговорами. Надолго их не хватало, но три партии - это закон. И удовольствие всегда не от выигрыша, а от самого факта встречи, от живого общения.
Микроволновка запищала требовательно. Сосиски готовы. Это сын научил пользоваться микроволновкой. Просто оказалось и очень удобно. Положил на тарелку, закрыл дверцу, нажал два раза - две минуты. Нажал теперь пуск. Все. Само готовится. Вот и сготовилось. Ровно две сосиски. А в холодильнике значит, осталось - он специально приоткрыл дверцу и посмотрел на пакет - ещё восемь. Значит, вторник сегодня. Точно. Не среда.
А чего он среду -то ждал?
Пётр Тимофеевич поставил тарелку со свернувшимися кольцом зарумянившимися сосисками на стол и протянул руку к хлебу. Среда – это к чему же? И тут он вспомнил: кубок же! Кто-то из наших пролез, просочился, пробился, и теперь даже зимой их показывают. Да, жаль, что сегодня не среда.
А интересно, подумал он. Вот интересно, остановился он. А если бы он вчера съел четыре сосиски, так сегодня бы осталось меньше, и тогда для него была бы среда? А футбол был бы? Мысль была захватывающая и в чём -то оригинальная. Нет, кто такие субъективные идеалисты (*), Пётр Тимофеевич знал со студенческой скамьи. Но вот тут, когда время связано с едой, с прогулками, с режимом... Если вдруг получается вот такой прорыв - не меняется ли и время? Ведь он бы не съел четыре сосиски? Но их бы осталось на две меньше. А раз больше он бы не съел - тогда, выходит, была бы среда.
Нет, это как-то мозголомательно - мотнул он головой, присаживаясь к столу.
Вот - всё ясно и понятно. Тарелка прозрачная стеклянная. Две сосиски, кусок хлеба. Чай. Он нажал на кнопку, включая электрический чайник. Потом, так же привычно, нашарил сзади пульт и включил телевизор. По экрану на ярко - зелёном поле бегали фигурки в цветной форме, и носился оранжевый мяч.
- Не понял,- сказал вслух Пётр Тимофеевич.
Он специально встал, открыл холодильник и пересчитал оставшиеся сосиски. Ровно восемь. То есть, на среду, четверг, пятницу и субботу. Ну? Вторник сегодня! Точно!
Но на экране бегали футболисты, и одна из команд была определённо "нашей", потому что комментаторы буквально захлебывались, тараторя свои никому не нужные комментарии.
Пётр Тимофеевич сел и стал смотреть футбол. Громко щёлкнул вскипевший чайник. Пётр Тимофеевич обнаружил, что ужин не съеден, сосиски остыли, жир, что вытек из них, покрыл белой плёнкой тарелку. Две сосиски на тарелке. Восемь - в холодильнике. Вторник.
На экране шёл футбол.
Пётр Тимофеевич плюнул в сердцах, отодвинул тарелку на центр стола и пошёл в комнату. Где -то тут, около дивана, лежала субботняя бесплатная газета с программой. Где -то тут...
Вот! Ага! Он торжествующе потряс свернутой в трубку газетой, потом какое -то время искал очки. Он держался - очки надевал только при чтении. А так всегда и везде без очков. Врачи хвалили его зрение. Говорили:
- Для вашего возраста зрение просто отличное.
Пётр Тимофеевич с газетой и очками вернулся на кухню. Шли новости. Был перерыв в футбольном матче. Всё -таки футбол - тот самый. Значит, среда? Но - сосиски... Он что же - не ел вчера, что ли?
Развернув газету, уткнулся свирепо в программу. Вот он, вот он, футбол. Так, так, так... Во сколько? Совпадает. Кто? Тоже совпадает. Когда? Ага! Этот матч шёл по программе во вторник!
- Вот же суки!- с чувством сказал Пётр Тимофеевич.- Я же чуть все мозги себе не сломал!
Он свернул газету и положил ее сверху на телевизор. Кроссворд уже был разгадан, а программа пусть лежит там, где нужнее.
Перерыв закончился, на экране начался второй тайм.
- Ну, ребятушки, ну, не подведите! Вперёд!- шумел, но не громко, Пётр Тимофеевич.
Всё разъяснилось, и ему было хорошо. Он съел две сосиски. В холодильнике лежало ещё восемь. Сегодня был футбол, и играли наши.
"Можно еще Лёвке позвонить",- подумал Пётр Тимофеевич.- "Ведь расскажу такое - не поверит. Скажет, что придумал специально".
- Ну, родимые! Продержитесь!
Две сосиски Автор: Александр Карнишин Дир __________________________________________________________________________________________________________________________________________________________
(*) то такие субъективные идеалисты - Субъективный идеализм — группа направлений в философии, представители которых отрицают существование независимой от воли и сознания субъекта реальности. Философы этих направлений либо считают, что мир, в котором живёт и действует субъект, — это совокупность ощущений, переживаний, настроений, действий этого субъекта, либо полагают, что эта совокупность является неотъемлемой частью мира. Радикальной формой субъективного идеализма является солипсизм, в котором реальным признаётся только субъект восприятия, а всё остальное объявляется существующим лишь в его сознании. Родоначальником субъективного идеализма в западной философии является Джордж Беркли.
БМВ» на скорости зарулил в кювет, В нём, почётный в области, спит «авторитет», И ГАИ патрульные с четырёх сторон, Долго караулили богатырский сон.
На Гавайях тишина русские уплыли, Светит радостно луна, в воздухе нет пыли, Тяжко дышат комары, опились бедняги, В крови русских нет воды, чистый спирт из фляги.
Свадьба на природе, иномарок тьма, Женится Володя с кличкою Фома, Драка не случится, пистолетов нет, Несмотря на лица, отобрал их дед.
Новые русские стихи (Избранное) Автор: Игорь Багров
Была у царя дочь. И ходила она тайно по ночам на танцы к чертям. Что ни ночь — нет пары туфель: вконец истопчет их царевна на бесовских плясках.
Дошло до царя, что во всём дворце осталась одна - единственная пара туфель, пригодных царевне.
— Кто узнает, куда ходит моя дочь, получит большую награду, — сказал он слугам.
Узнать это было нелегко. Черти приезжали за царевной на волшебной карете. Сядет в неё царская дочка и летит к чертям.
Но один слуга пообещал царю, что выследит девушку. Перед полуночью опустилась на землю волшебная карета. Слуга забрался в неё и спрятался под сиденье. Так и прилетел он вместе с царевной на бесовский бал. Выбрался хлопец из брички, залез под лавку, смотрит, что дальше будет. Перед тем, как пляски начались, царевна каждому чёрту дала по яблоку. Одно яблоко выпало из корзины и покатилось прямо к слуге. Хлопец спрятал яблоко за пазуху.
Веселье чертей кончилось, когда запели третьи петухи. И слуга вместе с царевной полетел на волшебной карете в царский дворец.
Утром царь позвал слугу, и тот рассказал всё как было, да ещё показал яблоко. Как увидела царевна яблоко, так и упала замертво.
Приказал царь сделать для царевны гроб и поставить его в церкви. Каждую ночь у гроба ставили караул, но утром караульные исчезали, словно и не было их. «Как быть? — думает царь.
— Кто будет мою дочь караулить?» — Я пойду, — сказал слуга и отправился в церковь. — Куда идёшь? — спрашивает его сосед.- Сторожить царевну. — Иди, но только не стой перед гробом, а не то беды не оберёшься.
Хлопец спрятался за дверь и стоит. В полночь загремел гром, поднялась царевна из гроба, начала ходить по церкви. А слуга тем временем лёг в гроб и лежит. Подошла царевна к гробу с закрытыми глазами. Пошарила руками — место её занято.
А тут уж запели третьи петухи, и мёртвая царевна открыла глаза. Взял её слуга за руку и повёл в царский дворец. На радостях царь устроил пир на весь мир, приказал три дня и три ночи из пушек палить, музыке играть, а всему народу — песни петь и веселиться.
Отдал царь свою дочь за слугу. Сыграли они пышную свадьбу, и зажили молодые счастливо.
Слуга и царская дочь из сборника «Украинские сказки»
Красавица проснулась на заре И нежилась на ложе томной лени. Но дивный сон, но милый Гавриил Из памяти её не выходил. Царя небес пленить она хотела, Его слова приятны были ей, И перед ним она благоговела, — Но Гавриил казался ей милей… Так иногда супругу генерала Затянутый прельщает адъютант. Что делать нам? судьба так приказала, — Согласны в том невежда и педант.
Поэма - «Гавриилиада» (Избранное) Поэт: Александр Пушкин (*) ________________________________________________________________________________________________________________________________________________________
(*) Поэт: Александр Пушкин - Вопрос о принадлежности перу А.С. Пушкина поэмы «Гавриилиада» носит дискуссионный характер. ______________________________________________________________________________________________________________________________________________________
14 +
Первой моей мыслью после стремительного взлёта было: «Интересно, где это я? Вроде спать легла, может, всё - таки сплю? Что - то вроде не похоже. Надо себя ущипнуть посильнее… А - а - а Так, точно не сплю».
Пока всё это проносилось в моей сонной голове, я шла по коридору, по обе стороны которого располагались двери. Вдруг одна из них распахнулась, и чья - то рука втянула меня в комнату. Я оказалась окружённой множеством женщин, молодых и не очень. Они с любопытством разглядывали меня, а я их. Через пару минут от них отделилась самая старая и подошла ко мне поближе. Я уже было, открыла рот, чтобы спросить, где это я нахожусь, и что это со мной происходит, но она меня опередила:
- Вопросы потом. Сейчас тебе надо отдохнуть, – она проводила меня в соседнюю комнату, уложила в кровать и нежно поцеловала в лоб. – Кстати, можешь называть меня няней. Ну, отдыхай. Я приду, скажем, через сутки, может двое. – И она вышла, потихоньку закрыв за собой дверь.
«Как через сутки, двое? А как же мои там? Волноваться же будут», - подумала я и провалилась в глубокий сон.
Х Х Х
Разбудил меня ласковый голос:
- Вставай, детка. Уже пора идти. Третьи сутки спишь. Здорово ты должно быть устала. Ну, ничего, скоро всё будет по - другому.
Я встала и молча поплелась за женщиной. Мы вошли в какое - то помещение, и я опять увидела всех этих женщин. Одна из них произнесла:
- Сейчас с тобой поговорят, и мы займемся приготовлениями.
После этих слов я, как мне показалось, громко топнула ногой и, повысив голос (за что сильно извиняюсь) прорычала:
- Стоп, стоп и ещё раз стоп! Я не сдвинусь с этого места, и ни с кем не буду разговаривать, пока мне не объяснят, где я нахожусь!
Женщины стали переглядываться и перешёптываться. Я же обводила их сердитым (вторично извиняюсь) взглядом до тех пор, пока нянюшка благоговейным шёпотом ни ответила мне:
- Ты теперь Его невеста, - и по её морщинистой щеке скатилась слезинка радости.
А в моей голове галопом проносились мысли: «Как невеста? Чья невеста? Его! Миленько. Это, конечно же, всё объясняет…Но как это? Ведь я же, как там у поэта:
Я другому отдана И буду век ему верна
Во, блин, че делать то?»
И тут мои мысли были прерваны. В помещение вошел, или вошло, точнее, влетело нечто бестелесное. Порадовало, что оно было белое, уже не так страшно. Пока я пребывала в трансе, оно оказалось рядом со мной.
- Можешь называть меня Марк, - произнёс, как оказалось он. Его голос был как мелодичный колокольчик. Он ласкал слух и радовал сердце. - Бог выбрал тебя! Странно, конечно. Но Бог, есть Бог, с ним ведь не поспоришь. Ну, ладно. Готовься. Семь дней тебе на это!
После этих слов у меня, что называется, глаза на лоб полезли. Семь дней … Мои уже с ума сходят, а через семь дней вообще на стенки начнут кидаться.
В этот момент Марк, уже медленно уплывающий, опять повернулся ко мне:
- Время там остановилось, не волнуйся. Твои спят и видят сны. Так будет, пока ты не вернёшься. - Спасибо, - на моем лице появилась глупая улыбка, а в голове пронеслось: «Мы ещё и мысли читаем, что ж, впредь буду, аккуратней».
Как только Марк исчез из поля зрения на меня “налетели” все эти женщины и стали меня одевать, расчёсывать, намазывать чем- то вкусно пахнущим и в заключение всего этого подвели к двери, которая была скрыта под навесом, и втолкнули меня в небольшую комнату.
- До встречи через семь дней, - сказали они мне хором и захлопнули дверь.
А я стала разглядывать комнату. Она была очень маленькой. В ней находились грубо сколоченные стул и стол. На столе стояло зеркало, и все это богатство освещала одна единственная свеча. Не густо… Я подошла к стулу и провела по седлушке, было бы жалко запачкать такое шикарное платье. Оказалось чисто. Я села и стала от нечего делать разглядывать себя в зеркало. Хороша, прям как ангел. Смотрела, смотрела и вдруг осознала, что уже не отражение своё вижу, а свою жизнь. Интересно, кстати, оказалось, смотреть на себя со стороны, а тут ещё в самые ответственные моменты возникал голос, как будто ниоткуда: «Вот тут ты сделала правильно, а тут нет, надо было по - другому, но, помня, как ты мучилась это простительно».
И в такой манере мне прокомментировали всю мою жизнь, указывая плюсы и минусы. А напоследок дали много дельных советов. В общем семь дней пролетели незаметно. Я встала со стула, хотя думала, что за это время слилась с ним воедино, подошла к двери, взялась за ручку, но через секунду отпустила ее. Повернулась к столу, опустилась на колени и три раза перекрестившись, сказала:
- Боженька, а ведь это был Ты. Я точно знаю.
В ответ тишина.
- Ну, теперь молчи, не молчи, а я знаю это был Ты. Я что сказать хотела: спасибо, что вот так вот жизнь мою запросто показал, а то я ведь думала что она сложная, а она то оказывается совсем и не сложная. И за советы спасибо. И вообще голос у Тебя красивый такой, прям сил нет.
В ответ раздался тихий смех.
- Смейся, смейся, а я ведь от чистого сердца. - Иди уже. Восьмой день пошёл. Марк заждался. - Ухожу, ухожу. Но не прощаюсь, буду хранить Тебя в своём сердце. Можно? - Можно, можно. Иди уже, наконец.
Я встала с колен и подошла к двери, вслед мне всё ещё нёсся тот же мягкий смех. Открыв дверь, я на мгновение ослепла от яркого освещения, а когда обрела способность видеть ахнула. Нет на Земле ничего прекраснее, чем тот зал. Время мои нянюшки зря не теряли. Описывать подробно не берусь всё убранство, потому как это невозможно. Все в золоте, в драгоценных камнях, все переливается, блестит, сверкает.
Одна из женщин одной рукой взяла меня за руку, другой вернула мою нижнюю челюсть на своё законное место. За что большое ей спасибо, а то б я всю церемонию так и простояла. И повела она меня к небесному алтарю, где меня уже ждал Марк. Он, наверно, переминался бы с ноги на ногу от нетерпения, если б они у него были. Но чего нет, того нет. Так что он просто завис в воздухе и недовольно пробурчал:
- Эх, молодежь, никакого уважения к чужому времени.
Я слегка поклонилась и ответила:
- Простите, извините. Там так оказалось интересно. Это свеча, зеркало, моя жизнь как кино, а Его голос вообще меня убаюкал, – на это моё заявление из - за двери скрытой под навесом опять раздался смех, только уже немного нервный.
Я мысленно себя одёрнула, еще раз поклонилась и шёпотом произнесла:
- Молчу, молчу.
На что Марк только покачал головой и повернулся к алтарю, я последовала его примеру. Церемония была, в общем, то, такая же, как и на Земле. Только вместо гостей ангелы, и церемонию, вместо слащавой тётеньки вёл архангел. Когда меня и Марка объявили женихом и невестой, я так растрогалась, что у меня из глаз потекли слёзы, я было занесла руку, чтобы стереть их, но нянюшка одёрнула меня:
- С ума сошла? Священные слёзы стирать.
Я опустила руку и подумала: «Ну ладно, пусть текут, что мне жалко, что ли».
Когда церемония окончилась, архангел сделал какое - то неуловимое движение и все исчезли, кроме Марка и старой нянюшки. Они подвели меня к выходу из помещения. Марк посмотрел на меня и как будто бы улыбнулся:
- Ну, до свидания. Считай, что Бог тебя поцеловал. Теперь в жизни твоей будет только белая полоса, - договорив, он развернулся и выплыл из зала.
Нянюшка подождала пока я выйду из шокового состояния и сказала:
- Да, да, абсолютно верно! Теперь ты по жизни будешь идти легко и непринуждённо, - и ответила на мой немой вопрос. – Невесты самого Бога это монахини. Поняла?
Я кивнула и она продолжила:
- Вот тебе медальон, чтоб ты не подумала что это сон. И давай - ка иди уже, тебе давно пора. - А может, я останусь ненадолго? Здорово тут у вас: светло, нарядно и …, - поток моего красноречия прервал строгий голос из - за двери, скрытой под навесом. – А ну марш домой. Сейчас же. Ишь, погостит она. Успеешь ещё!
Выскочив в пустоту и захлопнув за собой дверь, я вновь услышала смех. На сей раз, это смеялись нянюшка и Марк. Затем стремительное падение и раз… Я открыла глаза и увидела звёздное небо, точнее звёздный потолок в своей комнате. Рука сама собой потянулась к шее и наткнулась на медальон. Он немного светился в темноте и излучал тепло. Я опять заснула, на этот раз просто заснула, сжимая его в руке.
От звона бубенца до скромного крыльца дорога без конца кривляется. Сбиваются юнцы, в ночь - полночь под уздцы вводившие коней на двор красавицы.
Мужняя жена, чёлка не приглажена, то ль судьбой обожжена, то ль собой наказана.
Мужняя жена - Романс (Избранное) Автор: Николай Штромило
Шнырял Зайчонок по лесу, видит — на поляне пень стоит гнилой, а на пне — чьё-то большое копыто.
Серое гладкое копыто с коричневым ободком. Новенькое!
Ахнул Зайчонок:
— Это кто же копыто потерял?! Вот ротозей - то, а? Небось теперь на трёх ногах ковыляет, плачется, да найти не может. Выручить, что ли, беднягу?
Сидит Зайчонок, раздумывает: «Чьё такое большое копыто? Какого зверя?»
Из ельника выбегает на поляну Кабан. Длинное рыло к земле опустил, пятачком вертит, нюхает. Будто ищет чего - то.
— Дяденька Кабан! — Зайчонок кричит. — Это не ты здесь копыто потерял?
Хрюкнул Кабан.
— Почему думаешь, что я потерял? Ась? — Да ты, дяденька, подслеповатенький! Небось и потерял! — Хрюк! — Кабан говорит. — Насмешил. Я, может, лучший бегун в лесу! У меня копыта — хрю! — специальные. Сквозь такой бурелом проскочу, где все другие застрянут. По болотам сигаю. По кустам - камышам. Во у меня копыта какие, гляди!
Поглядел Зайчонок — верно, особенные копыта у Кабана. Вострые. Долгие. И раздвоенные. Совсем не похожи на обронённое…
«Нет, — думает Зайчонок, — это кто - то другой потерял. Что ещё за звери есть с копытами?»
Выпрыгнула на полянку лесная Коза. Приседает на ножках, оглядывается. Ушки торчком.
— Тётенька, — Зайчонок кричит, — не ты здесь копыто потеряла? — А почему думаешь, что я? — Да ты, тётенька, пугливая! Небось с перепугу и потеряла!
Смеётся Коза.
— Ах ты, — говорит, — несмышлёный! Разве у меня такие копытца? У меня они точёные, лёгонькие! Я ведь — глянь-ка! — прямо по воздуху летаю!
Поглядел Зайчонок — верно, копытца у Козы как игрушечки. Совсем не похожи на оброненное. Значит, кто - то другой потерял.
Что за зверь в лесу с большими копытами, неуклюжими?
Шагает через полянку Лось. Горбоносую голову нагнул, будто высматривает чего-то. Бородой чуть не по земле метёт.
— Дедушка Лось! — кричит Зайчонок. — Это не ты здесь копыто потерял? — Почему, пострел, на меня думаешь? — Да ты, дедушка, старенький, забывчивый. Небось и потерял!
Качнул бородой Лось, усмехнулся.
— Я, — говорит, — зимой рога теряю. Это верно. Это со мной бывает… — Вот, вот! Я и говорю! Потеряешь, дедушка, а найти не можешь? — А я и не ищу. Весной у меня рога новые появляются. Будут ещё больше да грозней. А копыт мы, Лоси, не теряем. Нету нас такого обычая. Гляди-ка: я на своих копытах по трясине шагаю. Как на лыжах! Нужда придёт — оборониться копытом могу. Хоть от Волка, хоть от Медведя. Мои копыта дорого стоят!
Поглядел Зайчонок — верно, грозные у Лося копыта. И удобные, по ноге присадистые.
— Ну кто же, — тогда Зайчонок говорит, — кто же вот это копыто потерял? Эту лепёху нескладную?! — А никто не терял, — отвечает Лось. — Да взялось -то оно откуда?!
Подскочил Зайчонок поближе, толкнул копыто — а оно не шевелится.
Подёргал, подёргал — не отрывается!
Приросло оно, что ли?!
И тут учуял Зайчонок, что от копыта лесным грибом пахнет.
— Да это же гриб, дедушка!! — Конечно, гриб, — отвечает Лось. — Гриб - трутовик. Ни съесть его, ни к делу пристроить… Уж такое копыто никчёмушное. Одному гнилому пню впору!
Решение. Мысль. Остановка. Вокзал. Здание. Страх. Коридоры и зал. Пол деревянный. Станок. Три окна. Комиссия. Руки. Растяжка. Спина. Принят. Не принят. Счастье. Слеза. Осень. Знакомый станок. Три окна. Классика. Сеточка. Ленточки. Шпильки. Батманы. Плие. И на тапочках дырки. Туры на пальцах. Пуанты и боль.
Падение. Травма. Синяк и мозоль. Шажман. Гран жете. Па - де - ша и полёт. За днями недели. За месяцем год. Снова и снова. Опять и опять. Двойка. Три минус. Четвёрка и пять. Учитель. Экзамен. Комиссия. Зал. Станок. Середина. Прыжки. Высший балл. Слёзы. Прощание. Смех. Выпускной. Всё. Чемодан. Наконец - то домой.
Трудоустройство. Театр. Приглашенье. Ночи без сна. Сотни мыслей. Решенье. Вновь чемодан (как знакома картина!) Кордебалет. Тройка. Двоечка. Прима. Классика утром. Батманы. Плие. Голод. Диета. Кефир на столе. Пачка. Пуанты. Чайковский. Делиб. «Щелкунчик». «Жизель». Макияж и парик. Девушки. Парни. Завистники. Боль. Поздно. Часы. Без пятнадцати ноль. Пот и мозоли. Поддержки. Вращенья… Сил больше нет. Непростое решенье. Последний концерт. Взгляд сквозь слёзы на зал. Вещи. Домой. Остановка. Вокзал.
Знакомые стены. Станок. Три окна. Девочки. Мальчики. Ноги. Спина. Пальцы и руки. Злиться. Кричать. Сто комбинаций. Опять и опять. Тройка. Три минус. Четвёрка и пять. Хвалишь. Ругаешь. Хочешь понять. День. Репетиция. Маленький зал. Стоп. Концертмейстер не то заиграл. Девочки. Парни. Амуры. Пажи. Не поняли. Встань. Объясни. Покажи. С грустью в театр. В зрительный зал. Дети танцуют. Кто-то наврал. Не дотянули колени опять. Завтра на классике всё исправлять…
Жизнь балерины Автор: Юнна Ефремова
На витрине старенького, антикварного магазина пылилась статуэтка балерины. Хозяин салона, он же и продавец, Русгур, даже и не помнил, откуда и когда появилась эта фарфоровая безделушка. Владелец магазина ещё был совсем маленьким мальчиком, а она уже стояла там на подставке. Если бы даже нашёлся покупатель и решил бы приобрести балерину, то кому выплатить деньги за неё, было неизвестно.
"Может, лучше убрать её с прежнего места, - иногда задумывался Русгур. – Пальчики обломаны, краски почти выцвели. – Никто даже и не смотрит на неё. В последний раз, лет десять назад, зашел один покупатель, повертел статуэтку в руках, что - то пробормотал и вернул обратно хозяину".
"А, впрочем, она и не мешает, - грустно улыбнулся Русгур. – Стояла там столько лет, пусть и дальше стоит. Все равно почти нет покупателей. Незачем и мне сидеть здесь. Сегодня можно закрыть магазин на час раньше и подняться к себе в комнату. Так и поступлю..."
Хозяин сменил вывеску на дверях, что салон закрыт, ещё раз всё внимательно осмотрел и стал тихо подниматься по скрипучим ступеням.
Незаметно стемнело, и вскоре ночь стала полновластной хозяйкой маленького городка. На небе засияли звездочки, а одна из них, ярко сверкнув, упала где - то в глубине домов.
*** По улице шел странный человек. Он был низенького роста, как семилетний мальчик и странно одет. На ногах - кожаные башмаки, острые концы которых загибались вверх, синяя курточка, такие же штаны, а на голове остроконечный колпак, на котором сверкали звёздочки и непонятные, но очень красивые знаки, похожие одновременно и на буквы, и на ноты. Казалось, что прохожий возвращается с карнавала.
- Давненько ты здесь не был, Люф, - как бы сам с собой разговаривал незнакомец. – Хотя ничего особенно и не изменилось. Те же узенькие улочки и старые, покосившиеся дома.
Проходя мимо витрины, человек остановился.
- Кажется, я нашел её. Невероятно... Конечно это она. Ты слышишь меня, Палли? Балерина вздрогнула. - Ой, кто это меня позвал? Я уже стала забывать, как меня когда–то звали. Неужели кто - то ещё помнит мое имя?
Странный человек радостно улыбнулся, а звёздочки на его колпаке стали гореть красным цветом.
- Ты меня не знаешь, - обрадовано произнёс он. – А я уже несколько раз бывал здесь и всегда смотрел на тебя. Могу даже рассказать, о чем ты сегодня думала. Тебе очень хотелось стать мотыльком и навсегда улететь отсюда, с этой пыльной витрины. - Откуда ты знаешь? – удивилась балерина. – Кто ты, что умеешь читать мои мысли? - Я Люфтар, - продолжал улыбаться прохожий. – Но ты меня можешь называть просто Люф. Уверен, что мы быстро подружимся. И ещё ты думала, что вся одежда на тебе выцвела, а мотыльки должны быть яркими и заметными. Правильно? Но поверь, что твое желание стать нарядной, скоро сбудется, однако для этого надо набраться терпения.
От удивления балерина закачалась и чуть не упала с полки.
- Осторожно, - вскрикнул Люф. – Тебе нельзя падать, ты же можешь разбиться на мелкие кусочки. Хотя и это не проблема для меня, но тогда мне придётся войти в магазин, колокольчик зазвонит и разбудит Русгура. - Ты даже знаешь, как зовут хозяина! – вновь качнулась балерина. – Кто же ты, Люф? Маг, волшебник? И так странно одет. Я никогда не видела, чтобы люди надевали подобные колпаки.
Услышав это, звёздочки на шапке странного гостя начали смеяться, а непонятные знаки заиграли оранжевым цветом и быстро завертелись. Отовсюду стал раздаваться тихий и очень мелодичный звук. Казалось, что это хрустальные бокалы ударяются друг о друга.
- Давно вы так не веселились, - обратился к звёздочкам Люф. – Значит, не зря прилетели сюда. - Они живые? – совсем растерялась Палли. – Ты с ними можешь разговаривать? - Конечно, живые, - рассмеялся Люф. – И эти волшебные знаки, тоже - не просто рисунки. Ну-ка, покажите нам, на что вы способны, - обратился он и снял колпак. Знаки тут же попрыгали на мостовую и стали лихо отплясывать, а звёздочки хороводом носились между ними.
- Ты настоящий волшебник, - радостно смеялась Палли. – Как я сразу этого не поняла. Только у них бывают такие странные одежда и башмаки.
Люф посмотрел на свои ноги.
- Вот же я, растяпа, - хлопнул он себя по лбу и улыбнулся. – Совсем забыл надеть другие....
Тут же башмаки стали непрерывно меняться. На одних были огромные, сверкающие золотом пряжки, на других повсюду висели малюсенькие колокольчики, а на третьих, как и на колпаке, было множество волшебных знаков.
- Вот эти подходят, - довольно улыбнулся Люф. – Ну, что и вам хочется повеселиться? – посмотрел он вниз.
Знаки стали переливаться красными огоньками.
- Ладно, делайте, что хотите, - весело притопнул волшебник. – Будем считать, что сегодня у нас праздник. Только особенно не шумите. Нам нельзя будить людей.
А пляски продолжались вовсю. Звёздочек становилось все больше и казалось, что на мостовой горит яркий, разноцветный огонь.
- Как это здорово! - стала хлопать в ладоши балерина, но, взглянув на свои руки, тут же перестала, и по её щеке стекла слезинка.
Звёздочки и волшебные знаки тут же перестали танцевать и вернулись на колпак и башмаки.
Люф сначала не понял, в чём дело и недоуменно стал оглядываться по сторонам.
- Что случилось с вами? - забеспокоился он. – Что вас так напугало? Ничего не пойму...
Одна из звёздочек подлетела к руке балерины.
- Кажется, теперь всё понял, - успокоился волшебник. – Но это не беда. Ты согласна, Палли, полететь со мной в волшебное царство? Там я смогу всё исправить, и твои ручки станут такими же прекрасными, как прежде. - Ты сможешь вернуть мне мои отломанные пальчики? – недоверчиво посмотрела Палли. - Конечно, смогу, - радостно улыбнулся Люф. – Так ты согласна полететь со мной? - Конечно, согласна! - чуть не подпрыгнула от радости Палли. – А нам далеко лететь? - Ты и не заметишь, как мы уже будем на месте, - надел колпак волшебник. – А теперь пора, – обратился он к звёздочкам.
Вспыхнул тоненький лучик света и тут же погас. Казалось, что никого на улице и не было.
***
– Вот мой дом, - разводя руками, обратился Люф к балерине. – Тут ты можешь не бояться разбиться. Сейчас посмотрим, где же твои пальчики.
По всей комнате были разбросаны маленькие и большие коробочки. Их было так много, что даже при желании не удалось бы сосчитать.
Люф их открывал одну за другой, что-то тихо бормотал, и вновь накрывал крышкой.
- Где же они? – только и слышался его шёпот. – Куда я их мог положить? Может, вы знаете? - обратился он к звёздочкам. – Помогите мне найти нужную коробочку.
Тут один из волшебных знаков слетел с колпака и стал медленно кружить по комнате. Он облетал одну коробку за другой, потом приблизился к огромному шкафу в углу, но опять отлетел и замер.
- И ты не можешь найти? – расстроился Люф.
Но тут знак загорелся ярким, синим светом, спустился на пол и залетел под шкаф.
- Интересно, что он там нашёл? – наклонившись, стал заглядывать под шкаф волшебник.
Колпак ему мешал, и он снял его. Только тут Палли заметила у Люфа густые чёрные волосы, в которых то тут, то там вспыхивали разноцветные искры.
- Кажется, нашёл, - довольно улыбаясь, выползая из-под шкафа, поднялся с пола Люф. – Это именно то, что я искал. Теперь надо быть особенно внимательным.
Он осторожно высыпал на стол содержимое коробочки.
С первого взгляда могло показаться, что это мелкие осколки фарфора, и только приглядевшись становилось видно, что это тысячи пальчиков, отколовшихся от статуэток.
- Теперь ваша очередь помочь мне, - обратился Люф и открыл большую коробку.
Оттуда вылетели сотни светящихся стрелочек. Они стали осторожно перебирать пальчики, рассыпанные на столе. Вскоре одна из стрелочек замерла. Люф осторожно взял найденную частичку и помахал Палли рукой.
- Подойди - ка сюда, - не бойся. – Кажется, один из твоих отломанных пальчиков мы нашли.
Балерина подбежала к волшебнику.
- Дай свою ручку, - ласково улыбнулся Люф.
Он приставил пальчик к тому месту, где тот был отломан, волшебный знак коснулся руки, и пальчик мгновенно прирос.
- А вот и второй найден, - обрадовался волшебник, заметив, что стрелочка подает ему знак.
Вскоре и второй пальчик был на месте.
- Но сегодня у нас нет больше времени, - грустно вздохнул Люф. – В городе люди уже проснулись и начали вставать. Проводите нашу гостью, - обратился он к звёздочкам.
Казалось, что те только и ждали этих слов.
Они слетели с колпака, закружились вокруг Палли, искры в волосах Люфа стали ярче, балерина плавно взлетела и исчезла из комнаты.
*** Русгур спустился в магазин и, по обыкновению, стал внимательно всё рассматривать.
- Что-то не то, - размышлял он. – Но чего не хватает? Может, я ошибаюсь и все на месте. Но, постой, а где статуэтка балерины? Кому она могла понадобиться, чтобы её унесли? Да и колокольчик бы зазвонил, вздумай кто - либо войти в салон. Однако её нет...
От удивления Русгур выпустил из рук щёточку из перьев, корой смахивал пыль с вещей.
Когда он поднял её и снова взглянул туда, где всегда стояла балерина, то она была на месте.
- Вот это чудеса! - от неожиданности присев на стул, стал раздумывать продавец. – Может, мне померещилось, что статуэтки не было? Но я не мог ошибиться, подставка была пуста. Я же своими глазами видел... Подожди, но и в самой балерине что - то изменилось...
Он подошёл и стал внимательно рассматривать её.
- А откуда эти два пальца? - от изумления подскочил Русгур. – Я же точно, ещё с детства, помню, что их не было.
Тут, на какой- то миг ему показалось, что статуэтка кивнула ему и улыбнулась. Он и не заметил, как оказался на полу, но продолжал с удивлением смотреть на балерину.
Колокольчик зазвонил, и в магазин зашёл покупатель.
- Есть кто-нибудь? - не заметив продавца, спросил человек. - Проходите – проходите, - поднимаясь с пола, пригласил его Русгур. – Я тут щёточку обронил...
Посетитель долго ходил, рассматривал одну вещь за другой, потом подошёл к витрине, взял статуэтку балерины, долго разглядывал её, потом произнес:
- Я беру ее. Заверните и упакуйте. - Она не продаётся – подскочил к посетителю продавец. – Положите балерину на место! - Но почему не продается? – недобрым огнем сверкнули глаза незнакомца. – Я непременно хочу её купить! - Потому что она уже продана – не растерялся Русгур, - и это моя вина, что я её не убрал с витрины. - И кто её купил? – зло посмотрел посетитель. – Может, я больше заплачу, чем он. Подумайте... Назовите цену – и он достал толстый кошелек и стал вертеть им перед хозяином магазина.
Русгур выхватил статуэтку из рук незнакомца.
- Я сказал, что она не продается, и сегодня магазин не работает, - совсем придя в себя, уверенно произнёс он. - Ладно, мы ещё встретимся, - тихо пробормотал покупатель и, хлопнув дверью, вышел
Колокольчик над входом ещё долго продолжал раскачиваться и звонить.
- Лучше мне и вправду сейчас закрыть магазин, - размышлял Русгур. – Один день ничего не решает. Надо всё хорошенько продумать.
Бережно держа статуэтку, он поднялся к себе в малюсенькую, но очень уютную комнату.
- Сейчас посмотрим, всё внимательно рассмотрим, - приговаривал, Русгур, доставая большую лупу. – Я же помню, сколько пальчиков не хватало. Уж тут -то не могу ошибиться.
Удобно устроившись около окна, он стал внимательно разглядывать ручки балерины.
Балерина. Глава первая. Статуэтка Автор: Григорий Иосифович Тер - Азарян
Вечер спустился над речкою Мартой. Тихо в станице и скоро уж ночь. Рядом с кабыцей (*) чай пили со с мятой Казак и его шестилетняя дочь.
Тихо спросила малая казачка Батьку родного, на небо глядя: "Папа, те звёзды и Шлях наш Чумачий Всё это Божья, скажи, красота?"
Батька прижал к себе нежно дочурку, Коснулся губами пшеничных волос, Накинул на плечи Марусеньки бурку И чаю глотнув, тихо так произнёс.
"Все эти звёзды - глаза твоих предков. Смотрят с высоких небес на тебя. Как ты растёшь, моя милая детка. Как уважаешь ты мать и отца.
С кем на пути своем жизненном ходишь. Чтишь ли традиции, веру дедов. Чем свою чистую душу наполнишь. Сколько оставишь ты чётких следов.
Каждый поступок твой предки оценят. Был он хорошим, иль все же плохим. Спросят с тебя и по делу отменят Когда час пробьёт и отправишься к ним.
Все мы к небесным станицам уходим. К предкам своим, ведь так было всегда. Путь по Чумачьему Шляху находим. Звезда загорится - то наша душа".
Глазки закрыла казачка малая, Тихо уснула под буркой отца. Сверху с улыбкой за ней наблюдали Яркие звёздочки - предков глаза.
Звёзды - глаза предков Автор: Вадим Колбаса - Ревин ____________________________________________________________________________
(*) Рядом с кабыцей - Кабыця. Казачья печь. ____________________________________________________________________________
Всаднику в кожаном костюме мексиканских охотников на вид было лет тридцать. Высокий, стройный и грациозный с изящными манерами. Гордое и мужественное лицо его носило печать мужественности, внушавшее уважение и симпатию.
Его голубые глаза, густые белокурые кудри, выбивавшиеся из - под широких полей шляпы, матовая белизна кожи делали его непохожим на мексиканца и наводили на мысль, что он родился не в жарком климате Мексики.
Человек этот, был необычайно мужествен и беспредельно отважен. Под тонкой и почти прозрачной кожей его холеных рук таилась невероятная сила.
Человек этот сидел, откинувшись в седле, и скорее всего, дремал, дав волю своему мустангу ступать неторопливо, останавливаясь пожевать пожухшую на солнце траву.
Место, где находился всадник, представляло собой довольно обширную равнину, разделённую на две почти ровные части рекою Вермехо с крутыми скалистыми берегами. Равнина эта была справа и слева обрамлена широкой грядой холмов, постепенно переходящих в горы с высокими вершинами, покрытыми снегом.
Несмотря на действительную или мнимую расслабленность или дремоту, всадник время от времени открывал глаза и, не поворачивая головы, бросал вокруг себя оценивающий взгляд. Ни один мускул на его лице не выдавал тревоги, впрочем, весьма естественной в стране, где ягуар считается далеко не самым опасным врагом человека.
Путешественник или охотник продолжал свой путь всё также медленно, с беззаботным видом. Он отъехал шагов на пятьдесят от скалы, возвышавшейся, подобно часовому, на берегу Вермехо, когда оттуда вышел человек, вооруженный длинноствольным карабином. Он несколько минут смотрел всаднику вслед, потом проворно вскинул карабин и выстрелил.
Всадник покачнулся в седле и повалился на землю, застыв в неподвижности.
Испуганная лошадь поднялась на дыбы и помчалась во весь опор к лесу, покрывавшему отроги гор, вскоре исчезнув в его густых зарослях.
Сразив так ловко свою жертву, убийца снял шляпу и вытер пот со лба.
— Чёрт побери! — радостно воскликнул он. — Кажется, на сей раз я прикончил этого дьявола. Видно, я попал ему в самый позвоночник. Вот это выстрел! Интересно, что сказали бы эти дураки, которые уверяли, что он колдун и что мне удастся убить его, если только я заряжу карабин серебряной пулей?! Ну, слава Богу, я честно заработал сто песо! Наконец - то мне повезло! Да будет благословенна Дева Мария за покровительство, которое она мне оказала! Я не премину выразить ей мою признательность. — С этими словами незнакомец снова зарядил карабин. — Да, — продолжал он, опускаясь на траву. — Сколько же я за ним гонялся! Надо взглянуть убил я его или только ранил. Нет! А вдруг я наклонюсь над ним, а он возьмёт и ударит меня ножом! Я не так глуп. Лучше подожду да выкурю пока пахитоску (*). Если через час он будет лежать так же неподвижно, значит, всё, подох. Мне некуда торопиться, — прибавил он со зловещей улыбкой.
И вполне успокоившись, он вынул из кармана табак, свернул самокрутку и с удовольствием закурил, искоса поглядывая на неподвижно лежащее тело в нескольких шагах от него.
Незнакомец был роста несколько ниже среднего, но ширина плеч и крепкие руки свидетельствовали о незаурядной силе. Лоб вдавленный, как у хищных зверей, длинный, похожий на клюв хищной птицы, нос нависал над громадным ртом с тонкими губами, обнажавшими острые, неровные зубы; серые, маленькие и косые глазки придавали его физиономии зловещее выражение.
Человек был одет как охотник прерий в кожаные штаны с поясом, высокие мокасины и куртку из лосиной кожи с длинной бахромой. Обоюдоострое мачете, вдетое в железное кольцо на левом боку, и туго набитая сумка, висевшая на правом плече на ремне из бизоньей шкуры; на земле расстелено пёстрое, яркой расцветки индейское серапе (**).
Между тем минуло уже полтора часа, а убийца, куривший пахитоску за пахитоской, всё не решался подойти к поверженному всаднику, лежавшему неподвижно с закрытыми глазами.
Убийца не спускал с него глаз всё это время, но тот оставался неподвижным. Над ним же начали кружить стервятники, по мнению убийцы, привлечённые смертью. Огненный диск солнца навис над самым горизонтом, пора было решаться взглянуть на мертвеца. Убийца неохотно поднялся.
— Ну, — пробормотал он, — уж теперь - то он должен быть мёртв. Пойду, посмотрю. Однако буду помнить об осторожности. — И вынув из-за пояса острый охотничий нож, чиркнул лезвием по камню и, удостоверившись, что всё в порядке, решился наконец приблизиться к лежавшему по - прежнему неподвижно всаднику.
В диких прериях действовало неписаное правило, а именно, самый кратчайший путь от одного пункта до другого — обходной. Вот и незнакомец, вместо того чтобы пойти напрямик, стал заходить со стороны, двигаясь осторожно, то и дело останавливаясь, чтобы убедиться, что его жертва мертва. На всякий случай он держал наготове нож и даже не исключал возможности поспешно ретироваться. Но эти предосторожности оказались ни к чему. Всадник не проявлял ни малейшего признака жизни. Так что убийца успокоился.
Уперев руки в бока, он смотрел на мертвеца, лежавшего ничком.
— Да, безусловно, он мёртв, — сказал он себе. — Жаль, это был храбрый человек. Никогда бы я не осмелился сразиться с ним в открытом бою. Но честный человек должен держать слово. Мне заплатили, и я обязан был отработать заработок. Странно, почему же нет крови? Должно быть, она излилась внутрь. Тем лучше для него, меньше пришлось страдать. Однако для большей верности воткну - ка ему нож в спину. Хотя и так ясно, что он не оживёт. Но ведь мне заплатили, а тех, кто платит, обманывать нельзя. из книги Густава Эмар - «Охотники за пчёлами» ___________________________________________________________________________________________________________________________________________________________ (*) выкурю пока пахитоску - Пахитоска. Тонкая папироса из мелкого резаного табака, завёрнутого в лист маиса.
(**) яркой расцветки индейское серапе - Сарапе или джоронго. Длинная, похожая на одеяло шаль или плащ, часто яркой расцветки с бахромой на концах, которую носят в Мексике, особенно мужчины. Написание слова сарапе является общепринятой формой в Мексике и других испаноязычных странах. Термин серапе обозначает прямоугольное тканое одеяло, хотя в более поздние годы его также можно использовать для обозначения очень мягкого прямоугольного одеяла с отверстием посередине для головы, похожего на пончо, называемое габан, или джоронго в Мексике. Современные вариации некоторых серапе изготавливаются с соответствующими капюшонами для покрытия головы. Длина варьируется, но спереди и сзади обычно доходят среднестатистическому человеку до колен.
Двух процентная оппозиционность или новое явление Миши
Мир холоден, убог, разбит и бел. Зима, зевая, вызывает спячку. Медведица моя, ты спи, я спрячу все чувства и эмоции к тебе
на чистых нецелованных страницах, закатанных под твёрдый переплёт, и если меня лень не перепьёт, то книга по стране распространится.
На сколько не затянется твой сон - на день, неделю, месяц или вечность - дождусь тебя, стихами изувечась, останусь тем же преданным творцом.
Я знаю, что, едва садится солнце, ты сонно ковыляешь на свой пост. И светится твой ковш средь сотен звёзд. И взгляд мой, как магнит, к нему несётся.
Моргни хотя бы кончиком хвоста - я буду знать, что место есть надежде, что ты проснёшься, будет все как прежде, что все случилось с нами неспроста…
МЕДВЕДИЦА Автор: Кравченко Дмитрий
В приёмной геологического треста зазвонил телефон, резко, настойчиво, словно выкрикивая: «Быстрее, я — межгород!»
К таким звонкам здесь привыкли, и секретарь Зоя недрогнувшей рукой подкрасила губы. Рабочий день ещё только начинался, и приема у директора ожидал лишь один геофизик, прямо с аэродрома, из Селенгинской тайги, в унтах не по сезону, с лицом почти чёрным от зимнего загара.
— Откуда? — спросила Зоя. — Повторите! Кто, кто? Не слышу! Кого, кого? Не поняла! Повторите! Хорошо, подождите!
Она поднялась, тряхнув золотистой гривой. Геофизик смотрел на неё, как на чудо.
Зоя прошла по приёмной, широко распахнула расположенные рядом двери с табличками «Главный инженер», «Главный геолог» и произнесла, копируя чей - то хриплый бас:
— Из какой - то Мо - ло - ка -новки, какой - то деятель Заготпушнины, фамилию не расслышала, же - ла -ет на про - вод… са - а - мого главного инженера - геолога! — Она подчёркнуто сделала ударение на последнем слоге, а затем уже своим звонким голосом добавила, не скрывая усмешки: — Кто из вас главнее, решайте!
В приёмную, будто на коньках, выкатился Кравков, тщедушный, взъерошенный.
— Ничего! Будет и такая должность при дальнейшем росте по части руководства! А пока в Кадарском районе у нас разведок нет, следовательно, ни срывов, ни аварий, и, стало быть, главинж там никому ни к чему! — Он заглянул в кабинет соседа: — Это что - нибудь по твоей, Костя, научно - фантастической части. Согласен? — Угу, — ответил тот, не поднимая глаз от бумаг, — особенно с тем, что главинж ни к чему!
Утро выдалось солнечное, располагающее к шуткам. Цвела под окнами черёмуха.
— Переключите, Зоя, на самого главного геолога. Мы с ним, как видите, всегда единомышленники, — благодушно заключил Кравков. — Я уже переключила, — призналась Зоя, выдав этим, кто, по её мнению, главнее.
Кравков погрозил ей пальцем.
— Главный геолог Шахов Константин Дмитриевич слушает, — сообщил в Молокановку Шахов, блеснув очень крупными зубами.
И сразу улыбка с его лица исчезла, оно стало напряжённым, отобразив, что слышно плохо, что просит он не мешать.
Скользнул к себе в кабинет Кравков, вернулась Зоя.
— Повторите, пожалуйста, кто говорит, — попросил Шахов.
Прижав привычно телефонную трубку плечом к правому уху, он торопливо записал своей единственной, левой рукой: «Степанков Андрей, участковый охотник».
— Я до вас, товарищ главный, второй день добиваюсь, — донеслось еле - еле, — тут у нас такое дело — шалун объявился… — Какой шалун? — Шахов даже глаза зажмурил, чтобы лучше слышать. — Не шалун, говорю, а шатун! — Не понял, повторите! — Медведь, говорю! Он до времени поднялся, по тайге пошёл, испугал…
Слова утонули в свисте и треске. Шахов терпеливо ждал и уже хотел было повесить трубку, как вдруг утихла буря и даже дыхание далекого собеседника стало слышно.
— Повторите! — устало попросил Шахов. — Испугал, говорю, этот шатун одного парнишку. Ну и я вышел на участок и вскорости нашёл! — Что нашёл? — поторопил Шахов, опасаясь, что вой начнется снова. — Медведя этого нашёл! Стрелять не пришлось, — пояснил Степанков, — он уже своей смертью помер, наверное от старости, потому…
Шахов перебил, не скрывая раздражения:
— Это, дорогой товарищ, не по нашей части, мы ищем полезные ископаемые, а не медведей! — В такой мере мы понимаем, товарищ главный, и напрасно беспокоить бы не стали, — с достоинством ответил Степанков, — но тут такое дело… Медведь - то оказался не простой, а вроде золотоносный! — В каком смысле? — Шахов насторожился. От охотника всего ждать можно. — У него на зубах вроде как бы коронки золотые! — Какой же врач их поставил? — улыбнулся Шахов. — Наверно, без врача обошлось! — ответил Степанков явно с улыбкой. — Надо думать, он где - то, наверно в берлоге, на богатой земле лежал, грыз её с голодухи. У него и в шубе кое - где жёлтые крупинки позастревали… — А вы уверены, что это золото? — поторопил Шахов и рассердился на себя за глупый вопрос. Коль звонит человек за 600 километров — значит, считает своё сообщение важным! — Хорошо понимающих тут у нас нет. Дедушка мой когда-то золото мыл, говорит — оно! Правда, видит он теперь плоховато. Чтобы всё сохранить как есть, я медведя брезентом и снегом прикрыл, а уж вы решайте…
Снова в трубке завыло и еле слышно донеслось, что надо скорее, снег тает, весна нынче дружная…
Как всегда, когда надо было сразу принять решение, зрачки Шахова сузились. Проверяя себя, он посмотрел на геологическую карту. Она пёстрым ковром закрывала всю глухую стену его кабинета. Память не подвела — Молокановка расположена в Муйской структурной зоне, где золотом и не пахнет!
Очень хотелось, не создавая себе лишних хлопот, сказать: «Соберите, сколько сумеете, пришлите почтой это „медвежье“ золото, которое почти наверняка окажется не золотом. Но если — один шанс из тысячи! — медведь действительно „золотоносный“, тогда непростительно будут упущены важные подробности».
Хотя Шахов и любит повторять, что пессимист — это хорошо информированный оптимист, сам он за много лет в очень жёстком кресле главного геолога оптимизма но утратил и не раз поступал, доверяя больше интуиции, чем логике. И сейчас, в этой нелепой ситуации, он подумал: «Нельзя упустить, надо поверить этому Степанкову и его дедушке!»
Дождавшись, когда шум ослабел, Шахов твёрдо сказал:
— Ждите телеграммы. Специалист вылетит к вам при первой возможности. Благодарю вас, Андрей, за важное сообщение! — Понял, буду встречать! — донеслось в ответ еле - еле.
Шахов глубоким вдохом восстановил дыхание, отёр лоб и взглянул на часы. До начала заседания по проектам новых работ оставалось тридцать пять минут, и надо было успеть закончить это дело, пока не захлестнули иные. Он поднял трубку внутреннего телефона, выяснил у диспетчера, когда ближайший рейс на Кадар с посадкой в Молокановке, и, узнав, что послезавтра, в 10.00, попросил забронировать одно место.
Осталось самое неприятное: кому - то поручить, а точнее, навязать это внеплановое задание, выслушать, что посылать некого, что по командировкам перерасход, что сам он совсем недавно на собрании призывал покончить с авралами и так далее…
Посвистывая и морщась, Шахов мысленно перебирал возможные варианты. Он поднял трубку…
… И этот звонок неожиданно вмешался в жизнь молодого специалиста Бориса Струнина.
из повести Локермана Аркадия Александровича - «По медвежьему следу»
Цветок в саду, родник прозрачный, Любой эпитет подойдёт … И человек, будь он невзрачным, С улыбкой сразу расцветёт.
Поможет на скалу взобраться, Подарит силу, свежесть чувств. Возможность в жизни состояться, Преодолеет страх и грусть …
Как светлый луч блеснёт надежда, Вы улыбнитесь визави. У злобы сорвана одежда, Улыбка, как анонс любви.
Цветок в саду (Отрывок) Автор: Татьяна Цыркунова
На поляну, усеянной разными цветами выглянули лучи солнца, чтобы проведать своих детей. Розы нужно приласкать - они успели замёрзнуть этой ночью. Солнце бросило руку - луч на землю и растормошило закрывшие свои бутоны тюльпаны. Пока тюльпаны просыпались, луч - рука обходил каждый уголок земли, чтобы разбудить каждый цветок, каждую травинку.
Вдруг, когда Солнце решило проведать шиповник, оно заметило маленький цветок - он сгорбился, уронил чёрно - фиолетовую головку - бутон на землю, а тёмно - синий стебель не подавал признаков жизни. Обеспокоенное Солнце подняло с помощью множества лучей - рук ветви шиповника и отодвинуло их в сторону.
Когда колючки больше не представляли цветку опасность, Солнце погладило маленькую обессиленную головку тёплым лучиком и подняло её. Оно нежно и аккуратно раскрыло бутону лепестки и посмотрело внутрь. Внутри находилась чёрная непонятная жидкость. Солнечные лучи осторожно вылили её на землю и цветок дрогнул. Испуганное Солнце уделило этому незнакомому цветку весь день и он зацвёл! Радости Солнца не было конца.
Цветок был очень благодарен теплу, которое подарило ему Солнце. Но как бы не хотелось дневному светилу остаться с этим цветком побольше, ему пришлось спрятаться за дождевой тучей. Поляне нужна вода, а день продолжаться бесконечно не может. Солнце направилось греть другие земли, но мысленно он был с тем цветком.
На следующий день Солнце едва дождалось своего выхода и тут же устремился к цветку. Этот цветок за ночь вытянулся, длинный стебель крепко держал чёрно - фиолетовый бутон, а сам цветок тихо покачивался в ритм дыхания слабого ветра. Солнце подарило ему несколько лучиков и отправился будить поляну. Закончив обход, он вернулся к своему цветку, чтобы любоваться им, пока не настанет время уходить.
- Кто ты? - Спустя два дня Солнце решилось заговорить со цветком. - Чернила. - Прошелестел цветок. - Дай мне ещё тепла.
Солнце исполнило эту просьбу.
- Почему внутри тебя что - то чёрное? - Это ... Своеобразный нектар. - Ответил цветок. - Я рада, что ты заботишься обо мне. - А уж я как радо! - Воскликнуло Солнце с жаром и обняло цветок лучиками.
Следующий день, как и все другие, прошёл за разговорами с необычным цветком. Солнце выяснило, что Чернила - женский цветок, а потому очень нежный и требовательный к солнечному свету. Пролетели года. Чернила выросла, окрепла и стала высоким, красивым и гордым цветком. Но за это время Солнце, желая, чтобы его любимице было комфортно, избаловало и испортило её характер.
Чернила требовала, чтобы Солнце светило только для неё, всегда согревало зимой, оставляли крупный кусочек не заснеженной земли. Из - за Чернилы поляна цветов угасла. Цветы больше не были яркими и радостными - они стали тусклыми, поникшими и слабыми, а большинство цветов погибло от нехватка тепла.
- Дай мне ещё тепла! - Властно сказала Чернила. - Но мне нужно навестить и другие цветы, - неуверенно отказывалось Солнце. - Я совсем их запустило .. - Ты должно навещать только меня! - Красавица раздражённо посмотрела на золотой диск на небе. - И вообще, принеси мне воды!
Солнце ненадолго исчезло и скоро небо закрыли грозовые тучи. Раздался грохот, появились вспышки молнии, а потом полил очень сильный дождь. Чернила, не укрытая надёжными колючими ветками, упала на землю, не в силах выдержать такой напор. Но этого тучам оказалось мало - вперемешку с дождём посыпал град. Крупные замёрзшие капли больно ударяли по Черниле, а ей оставалось лишь терпеть эту боль, ибо в этом грохоте просьбу Чернилы Солнце просто не услышит.
Чернила потеряла счёт времени, когда вдруг всё это закончилось. Чернила чувствовала себя ужасно. На стебле появилась очень крупная трещина, лепестки, удерживавшие спасительную тёмную жидкость, поредели, и Чернила понимала - это конец. Солнце не сможет восстановить эти потери. С тихим охом Чернила посмотрела на усеянное лёгкими белыми облаками небо и увидела радугу.
Чернила молча любовалась ею, а дыхание стало трудным. Радуга отливала красивыми яркими цветами, вызывая восторг. В своей жизни кроме Солнца, веток шиповника и травы, она не видела ничего прекраснее радуги! Чернила, утомлённая от произошедшего уснула, а когда проснулась, то почувствовала, что со стеблем что - то случилось. Он больше не болел, и держался вполне стойко. Удивленная, Чернила посмотрела в небо и увидела, что её окружает что - то непонятное.
- Не бойся! - Раздался рядом голос одного из лучиков Солнца. - Это люди, они будут за тобой присматривать. Я не могу всё время смотреть за тобой, можешь меня отпустить? - Извини меня, Солнце! - Воскликнула красавица. - Я слишком много о себе возомнила! - Я не обижаюсь, - произнесло Солнце и ласково погладило пострадавший бутон. - Ты уже не станешь красавицей, какой была раньше, но, надеюсь, происшедшее тебя поменяло. Если ты не будешь капризничать, то скоро у тебя появятся друзья. - Пожалуйста, позаботься о твоей поляне! - Крикнула Чернила в след удаляющемуся Солнцу. - Обязательно!
