Рябы с небес сошедшие

Если ты родился птицей
(даже если в сказке)
да притом ещё девицей –
надо ль сомневаться?

Твой удел – конечно яйца!
как не изгаляйся,
предначертано всю жизнь
главной быть по яйцам!

И снесла она яйцо –
не абы какое –
в хату праздником вошло
счастье золотое!

Старики пришли в восторг!
Чудо оценили,
а потом – за молоток –
били, били, били!

– Что внутри?
– Почём за грамм?
– Разобрать на части!
Жадность плещет – я вам дам!
И ни капли счастья...

И тогда явилась мышь
из глубин подвала.
Хрясь хвостом –
и счастья шиш
в тёмной хате стало.

Плачет бабка, плачет дед –
ясно, духом слабы –
и держать велят ответ,
обвиняют Рябу!

                                              Курочка Ряба для взрослых (Отрывок)
                                                       Автор: Елена _ Ланина

! используются нецензурные выражения !

А у Варвары Лукинишны тоже беда: страшна, голубушка, хоть глаза закрывай.

Голова голая, без волоса, и по всей голове петушиные гребни так и колышутся. И из одного глаза тоже лезет гребень.

Это «петушиная бахрома» называется.

Но это тоже не Болезнь, боже упаси, боже упаси. Это Последствие.

А так баба она хорошая и пишет красиво и чисто. И если у тебя чернила вышли, всегда своих нальёт.

А бахрома – это не Болезнь, боже упаси, боже упаси. И санитарам приезжать не надо, нет, нет, нет.

А тут ударили в колотушку: начинай работу. Бенедикт сел за стол, поправил свечу, поплевал на письменную палочку, брови поднял, шею вытянул и глянул в свиток: что нынче перебелять досталось. А достались «Сказки Фёдора Кузьмича».

«Жили были дед да баба, – строчил Бенедикт, – и была у них курочка Ряба. Снесла раз курочка яичко, не простое, а золотое…»

Да, Последствия! У всех Последствия! Вот и у Анфисы Терентьевны прошлый год тоже с курами беда вышла.

И ведь какие куры были: ладные, крупные, как на подбор. Яйца несли чёрные да мраморные – залюбуешься! Квас из тех яиц сразу в голову ударял. Хватанёшь такого квасцу ковшик и сразу – ввух! Доблесть проявлять охота. Смотришь вокруг – а всё двойное. Вон девушка пошла – а вроде как её две. Крикнешь:

– Девчата! Айда со мной баловаться!.. – она и бежать без памяти. Обхохочешьси - и!.. На Анфису Терентьевну смотришь – а её тоже две. Но! – к ней баловаться не подъезжай, а не то выйдет Поликарп Матвеич, а его тоже двое, а этого нам не надобно, он и один страшен.

А как эти куры - то пели!

Бывало, лето, вечер смеркается, месяц на небо всходит, заря догорает, роса пала, от цветов запах пошёл. Добры молодцы да красны девушки на завалинку сядут, орешки мочёные грызут, огнецов кушают, вздыхают, а то толкаются да щиплются.

Вот как первая звёздочка на небо выкатится, куры и запоют. Сначала щёлкают как деревяшечки, потом тррррр, тррррр, потом бу - бу - бу, а уж как распоются – такие рулады грянут, уж так сердце разогреют, словно летишь куда, али бегом с горы бежишь, али стихи Фёдора Кузьмича, слава ему, из малопонятных, вспомнились:

В чёрном небе – слова начертаны –
И ослепли глаза прекрасные…
И не страшно нам ложе смертное,
И не сладко нам ложе страстное.
В поте – пишущий, в поте – пашущий!
Нам знакомо иное рвение:
Лёгкий огнь, над кудрями пляшущий, –
Дуновение – вдохновения!

А как придёт осень с частым дождиком да с ветрами, все курьё по всей слободе на юг собирается.

Ну, хозяева провожать выйдут, печалуются. Вот главная кура вперед выйдет, одну ногу выставит, крылом махнёт – всем хором они и грянут напоследок.

Споют на прощанье, взмоют под небеса, покружат над родимой сторонкой, а потом вытянутся в нитку и парами, курь - о ‑ курь, и летят. Машешь им платком вслед, а бабы и всплакнут, бывало.

И вот эти куры взбесились. Летать перестали, петь бросили, осень прошла, зима на носу, все птицы на юг подались, а эти, бешеные, – ни в какую.

Анфиса Терентьевна их метлой, хворостиной – упираются, хохлятся да ещё будто и по - человечески заговорили. «Куда-а?» – спрашивают.

А яйца из них попёрли белые, страшные, крупные. Баба от страху чуть с ума не сошла. Бросилась Бенедикта на помощь звать, и вместе они тех поганых кур передушили.

Одно яйцо для курьёзу оставили. Бенедикт его после Никите Иванычу показал. Старик – вот ничего не боится! – разбил яйцо о край миски, а там – Господи, обереги! – жёлтый жидкий шарик вроде как в воде плавает, а квасного - то солоду и нету… Обереги, господи!

Старик на ноги вскочил, даже закричал: где остальные?! – страшным таким голосом. Успокоили его, усадили: всё путём, не пужайтесь, Никита Иваныч, сами знаем, не маленькие.

Всю пакостину извели, в курятнике берёзовым дымом помахали, чтоб снова не завелось нехорошего, и Гогу Юродивого приводили, чтоб заговор наложил: на четыре угла, на четыре двора, с ‑ под моря зелёного, с ‑ под дуба палёного, с ‑ под камня горючего, с ‑ под козла вонючего; тай, тай, налетай, направо дую, налево плюю, айн, цвай, драй.

Заговор крепкий, проверенный, должно держаться.

Никита Иваныч за стол сел, глаза зажмурил, челюсти вот так вот сжал и сидел.

Потом спросил, чего куры такое ели перед тем, как взбеситься. А почём мы знаем.

Он и к Анфисе Терентьевне ходил расспрашивать, и думал долго.

А шарик этот жёлтый, что в яйце завелся, он на сковороде обжарил и съел.

Ей - богу, съел!!! И ничего ему не было. 

                                                                                                                    из постапокалиптической антиутопии Татьяны Толстой - «Кысь»

Отредактировано ОЛЛИ (2025-03-30 08:04:23)