Технические процессы театра «Вторые подмостки»

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Технические процессы театра «Вторые подмостки» » Техническое искусство » Вопросы, не требующие ответов


Вопросы, не требующие ответов

Сообщений 1 страница 4 из 4

1

Вселюбовь отменяющая предательство

Я предал всех, ради любимой,
Хотел я завести семью,
А у неё другой любимый,
Пришлось доверяться вранью.

Я предал всех, ради любимой,
Я даже написал ей стих,
Который ты читаешь с мимой,
Ведь он написан той любимой.

Я предал всех, ради любимой,
Теперь осталось только жить
И думать что моей любимой,
Найдется кого бы полюбить.

Я предал всех ради любимой,
Я знаю, что смеётесь вы,
Но вы посмейтесь над собою,
Ведь я любил душою, не как вы.

                                                      Я предал всех, ради любимой... (Отрывок)
                                                                       Автор: Вуууди

Преподавательница, старенькая Анна Натальевна, не мучала учащихся строгостями.

Она была из идейных сердоболок (1), называла лицеистов «детками» и не упускала случая пнуть павшую династию — даже провела один раз урок на тему

«Трагедия и подвиг русского народа как кормовая база семьи Михалковых».

На уроке показали лихой кино отрывок про ограбление поезда, а потом Анна Натальевна долго рассказывала про Михалковых - Ашкеназов.
 
  Оказывается, династия произошла не из чресел великого русского режиссёра — клонов вырастили из нескольких волосков его левого уса, сохранившихся в качестве вещдока в архиве Департамента Юстиции.

Михалковы не размножались обычным порядком — по мере необходимости их, как выразилась Анна Натальевна, «допечатывали».

Ашкеназами династию называли потому, что в её геном были добавлены сегменты кода Четырёх Великих Матерей, от которых вела род почти половина евреев - ашкеназов. Это превратило клонированных государей в галахических евреев по DNA - Галахе. Вдобавок их сделали ещё и генетическими неграми — во всяком случае, people of color (2) по американским понятиям.
 
  — Однако никакой дополнительной легитимности России это не добавило, — подвела Анна Натальевна горький итог. — Увы, дело было не в генах, а в контроле над ресурсами. И сейчас дела обстоят точно так же. Только ресурсы уже не там, — она показала в пол, — а вот тут…
 
  И она постучала себя костяшками по голове тем самым жестом, который так любил коуч по трын - трану (3).
 
  Зачёты Анна Натальевна принимала в весёлой игровой форме — следовало выбирать подписи под картинками на экране (например, так: «что изображено на рисунке?

1) Американский астронавт Дарт Вейдер без шлема
2) Сионист Боб Дилан, играющий на губной гармошке
3) Как русский человек, не вижу принципиальной разницы между личинами иудео - саксонской культурной экспансии»), причём за любой ответ что - то начислялось, так что завалить зачёт было трудно даже на спор, хотя некоторым удавалось всё равно.

 
  Но имелся у неё и недостаток. Она была тайной кришнаиткой и постоянно выводила на экран всякие индийские картинки, часто неприличные, что очень нравилось девочкам и смущало мальчиков.
 
  Ужас случился от очередной индийской картинки. В этот раз она была пристойной — но при первом же взгляде на неё Маня ощутила, как где - то глубоко внутри просыпается тёмный, беспричинный и словно бы забытый давным - давно страх.
 
  На экране была индусская статуя — некто многоголовый с каменной гирляндой на груди. У него было огромное число лиц: мужские, женские, даже звериные морды, расходящиеся в разные стороны над плечами. На разноцветные головы были надеты какие - то древнеиндийские каски, похожие на прототип германского военного шлема. По бокам туловища поднимались как бы крылья из множества растопыренных рук. А на коленях перед этим невероятным существом сидел усатый каменный юноша.
 
  Анна Натальевна привела эту картинку в качестве иллюстрации принципа «e pluribus unum»(4), но её тут же спросили, что это на самом деле — и она с удовольствием нырнула в свой индуизм.
 
— Перед вами так называемый Вишварупа — «универсальная все - форма» господа Вишну, или же господа Кришны как его аватара.

Если вы помните Махабхарату, принц Арджуна и его братья сражались против своей собственной семьи. Арджуну это невероятно мучило, и Кришне, который был его колесничим, приходилось всячески его убеждать и уговаривать. В конце концов он вынужден был показать Арджуне свою универсальную все - форму, аллегорическое изображение которой вы сейчас видите… Поскольку речь идёт о духовном зрении, слово «показать» здесь следует понимать в значении «дать пережить».
 
  — Это бог? — спросил кто - то.
  — Бог — просто слово, — ответила Анна Натальевна.

— В некоторых культурах так называли смазанный бычьей кровью камень. В других — мраморную статую. В третьих — сумасшедшего демона пустыни. Но если вы имеете в виду наивысшую вообразимую сущность, то да — это бог.

У этой статуи множество лиц и рук. Но даже такое их количество — это understatement (5).

У Вишварупы бесчисленное число глаз, щупальцев, ушей, плавников, чего хотите — эта форма включает в себя всех существ Вселенной, даже нас с вами. Он — это всё.

Знаете, детки, почему бог для нас непостижим? Потому что мы не в силах понять, каково это — быть всем сразу. Здесь тайна.

Кришна смог. А мы с Арджуной — вряд ли… Нас с вами выстрогали для другого, и состояние Вишварупы для нас программное табу. Не зря один из самых жутких кислотных трипов — это когда вы сперва раздваиваетесь, потом расчетверяетесь и так далее. Будете под кислотой, детки, даже не ходите в эту сторону, хотя вас будут всячески уговаривать и зазывать.

Арджуна, например, испытал от переживания Вишварупы такой ужас, что не выдержал и упросил Кришну принять форму попроще… Как вы понимаете, после такого трипа Арджуне стало уже всё равно, кого мочить…
 
К этому моменту Мане сделалось так невыразимо страшно, словно Арджуной была она сама.

Она встала и, стараясь двигаться спокойно и неторопливо, покинула аудиторию. К счастью, никто не понял, что с ней произошел нервный срыв — мало ли зачем человеку нужно выйти. В туалете её вырвало. А потом ужас прошёл так же внезапно, как начался.

                                                                                                                           из романа Виктора Пелевина - «Transhumanism Inc.»
____________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

(1) Она была из идейных сердоболок - «Сердобол». «Над толпой поднялась кумачовая лента с надписью: СОЦИАЛИСТИЧЕСКИЕ ЕВРАЗИЙСКИЕ РЕВОЛЮЦИОННЫЕ ДЕМОКРАТЫ - ОХРАНИТЕЛИ (б)» (В. Пелевин, TRANSHUMANISM INC.). Идейная сердоболка у Виктора Пелевина — это представитель партии сердоболов, которая в романе «Transhumanism Inc.» делает вид, что борется с баночным режимом.

(2) во всяком случае, people of color по американским понятиям - «People of color» — термин, который означает любых людей, которые не считаются «белыми» в рамках конкретной классификации. В современном значении термин возник в Соединённых Штатах, но с 2010 - х годов начал использоваться и в других странах, включая Великобританию, Канаду, Австралию, Ирландию, Южную Африку и Сингапур. К «цветным людям» в США относятся афроамериканцы, американцы азиатского происхождения, коренные американцы, американцы островов Тихого океана, мультирасовые американцы и некоторые латиноамериканцы.

(3) который так любил коуч по трын - трану -  курс лекций упоминающийся в данном романе под названием «Три Ветви Трансгуманизма».

(4) в качестве иллюстрации принципа «e pluribus unum» - «E pluribus unum» — это латинская фраза, которая переводится как «Из многих — одно». Исторически она связана с Соединёнными Штатами Америки и представляет идею единства и формирования сплочённой нации из разнообразной группы людей. Фраза является официальным девизом Соединённых Штатов Америки и часто встречается на американских денежных купюрах, а также используется в других официальных и символических контекстах..
Автор романа даёт данной фразе символический перевод - Демократия умирает во тьме.

(5) Но даже такое их количество — это understatement -  Understatement (АНГЛ.) - занижение.

Мыслею по древу

0

2

Ты сторож дочери своей ?

Мне хочется верить, что даже в таком состоянии ты понимаешь, что в моих действиях нет никакого садизма.

                                                                                                                                                        -- Персонаж: Билл. Х/Ф «Убить Билла» (Kill Bill)
Злая дочка плохого отца
Никогда не дождётся конца.

В наказание с высших небес
Вместо ангела послан ей бес.

Соблазнял поэтессу как мог, -
Это был её первый урок.

Год прошёл - заслужила и свет.
Только ангела в городе нет.

Снова злоба. Должна всё прощать,
Или вечность придётся прождать.

Злая дочка. Я стану добрей,
Только боль давит горло сильней.

                                                                          Злая дочь
                                             Автор: Крутихина Екатерина Николаевна

🌿🌿||МОЯ ДЕВУШКА КИЛЛЕР||🌿🌿 [~2/?~]

Второе коллективное прочтение уже не сопровождалось вспышками агрессии против Моховой. Старухи полностью покорились ей, и во многом это была заслуга Горн, воздействующей на товарок и уговором, и дубинкой, которую Мохова лично передала ей, наделяя местной властью.

К Полине Горн не вернулась прежняя болтливость, ум её стал рациональным, а мысли – лаконичными.

По совету Горн Мохова всю неделю проводила новые чтения в разных палатах. Для подавления возможных очагов бунта на чтениях присутствовала сама Горн и с десяток укрощённых старух.

Дружина росла с каждым дежурством Моховой. Книга действовала на дряхлые организмы благотворно. В обычном состоянии старухи, конечно, не обладали и сотой частью той силы, которую им давала Книга, но ум пребывал в относительной ясности.

Чудесный эффект Книги они частично перенесли на Мохову. Они были старые, одинокие, позабытые собственными детьми, и в сердцах их теплилось нерастраченное материнство. Но не крикливо повелевающее, а жертвенное.

Горн уловила эти настроения в среде старух. В ближайшую ночь Мохова была наречена «дочей», а старухи назвались «мамками». Горн тщательно продумала ритуал удочерения. Он был не особенно приятен и гигиеничен, с точки зрения Моховой, но Горн уговорила её потерпеть.

Каждая старуха мазнула Мохову по лицу своими влагалищными выделениями, как бы символизируя этим, что Мохова появилась на свет через её утробу, и поклялась оберегать «дочу» до последнего вздоха.

Ритуал прошли шестьдесят старух. Два новообращённых десятка следили за ними, беснуясь и рыкая; их тем временем усмиряли надсмотрщицы, вбивая подзатыльниками мысль, что наибольшее счастье, которое им может выпасть, – это вскоре стать «мамкой».

В ту же ночь Горн сказала Моховой: «Персонал! Убрать!» – и провела ладонью под горлом, имитируя ход мясницкого ножа.

Пришла пора действовать решительно. Кто - то настучал директору о ночном шуме, разбитых стёклах и синяках. Было очевидно, что эти ЧП происходили в смену Моховой, и ей могли грозить серьёзнейшие неприятности. Для операции у Моховой была верная Горн и дружина общим числом около восьмидесяти старух.

Мохова сообщила директору Аванесову, что собирается провести в выходные в женском отделении развлекательное чтение, по её мнению, необходимое старым пациенткам. Аванесов не возражал.

В одиннадцать часов дня женская половина дома престарелых пришла в движение. В коридорах стоял непрекращающийся скрип перекатываемых коек. Ходячие старухи везли лежачих подруг к месту общего сбора.

Мохова уже приобрела опыт внятного скорочтения и уложилась в рекордные сроки. С верхнего мужского этажа несколько раз спускались любопытные медсёстры. Им отвечали, что обо всём договорено с начальством. Так или иначе, Мохова выиграла три часа. И когда дежурная медсестра позвонила директору домой и доложила о столпотворении, устроенном Моховой, было поздно.

Аванесов подъехал к заключительным страницам. Он коротко приказал развести пациенток по палатам. Мохова только возвысила голос. Аванесов повторил приказ – и снова безрезультатно. Он пригрозил Моховой увольнением за творящийся произвол. На его крики сбежались медсёстры и санитарки. Взявшись за спинки кроватей, они покатили старух в палаты. Видя, что Мохова не реагирует на его слова, директор направился к ней. И тут Мохова выкрикнула: «Конец!» – и захлопнула Книгу.

В ту же секунду старуха Степанида Фетисова выхватила из вены своей соседки Ирины Шостак подведённую капельницу и ловко набросила эту импровизированную удавку Аванесову на шею. Лишившись притока лекарства, Шостак впала в кому, из которой вышла спустя минуту, после того как подействовала Книга.

Восставших было не остановить. Началась бойня, и задушенный капельницей Аванесов стал первой жертвой.

Армия Моховой получила боевое крещение по месту жительства. Для расправы достались четыре медсестры, пять санитарок, три поварихи, две посудомойки-раздатчицы, завхоз, сторож, он же по совместительству электрик и сантехник, и все пациенты мужского отделения, общим числом до пятидесяти.

Старух заранее поделили на десятки. Во главе каждого стояла «мамка - десятница», которая, в свою очередь, управлялась приказами Моховой или Горн.

Два отряда срочно отправили во двор – охранять ворота и забор: никто не должен был улизнуть.

Были блокированы подступы в кабинет директора и приёмную, чтобы исключить возможность телефонного звонка.

В подсобке у сторожа Чижова, где тот в последний раз в жизни распивал горькую, изъяли колун, плотницкий топор, небольшую кувалду, отвёртку с длинным стержнем, лом, совковую лопату и лопату для уборки снега.

Старухи проникли на кухню. Там нашлось полдюжины ножей и разделочный топорик, которым сразу же безжалостно порешили двух поварих и посудомоек. Третья повариха, по фамилии Анкудинова, здоровенная баба, раскидав могучими руками старух, смогла пробиться к выходу и скрылась где-то на этаже. Её пока не преследовали.

Режущее оружие выдали самым сильным старухам, привыкшим в прошлой сельской жизни резать скотину и птицу. Кувалду получила крупная особь пролетарского происхождения, бывшая монтажница.

Отряды смерти рассыпались по этажам. Напрасно медсёстры думали спастись, запираясь на ключ в палатах. Кувалда вышибала дверь, и в брешь, толкаясь и рыча, лезли старухи. Они валили женщин на пол и, не имея холодного оружия, рвали руками, грызли вставными челюстями или, сняв с костыля резиновый набалдашник, смягчающий удары, били деревянным основанием в лицо, грудь, живот.

Трём санитаркам удалось пробраться на крышу и задраить за собой люк. Они попытались спуститься по пожарной лестнице. Старухи, готовые сами погибнуть, но не допустить побега, выпрыгивали из ближних окон, намертво цепляясь за халаты беглянок. Санитарки, увлечённые дополнительной тяжестью, с визгом срывались с лестницы и падали, ломая кости.

В мужском отделении десяток старух с подушками бегали от койки к койке и душили парализованных стариков. Ходячих, по приказу Горн, сбивали в кучу и гнали на ножи. Старики покорно шли, как бараны, не предпринимая попыток спастись.

Только одному удалось сбежать – ветерану войны, полковнику в отставке Николаю Каледину. Он, несмотря на возраст, сохранил способность думать и сражаться.

Каледин, повариха Анкудинова, санитарки Басова и Шубина, завхоз Протасов оказали достойное сопротивление. Они сумели пробиться к пожарному щиту и добыли два лома и багор.

С мужеством, достойным Евпатия Коловрата, маленькая группа несколько раз прорывалась сквозь строй старух, но уйти было некуда.

Первой пала Шубина, потом погиб завхоз. Повариху Анкудинову, санитарку Басову и полковника припёрли к стене и удерживали выпадами костылей на расстоянии, пока не подтянулись старухи с топорами и ножами.

                                                          из романа  Михаила Елизарова, написанный в жанре магического реализма - «Библиотекарь»

Да уж

0

3

Да..  Ложка есть .. Но что это меняет ?

И ты выключаешь один за другим слова,
погружаешь в беспамятство с камнями на тонкой шее.
Никто не выплывет. Никогда.
Тюрьма - иллюзия как лоза
вонзается в плечи, и тяжелеет
внутри —
там строится Вавилон, пронзенный спицами как зародыш,
в пески вонзающий гипс колонн,
облитый старостью, шёлком, тенью,
идущий следом и как набат
бронзой наречий гудящий в сердце.
Никто не пустит тебя назад,
кровью пропитано полотенце,
а лёгкие будто обнажены,
и рёбра ноют как в первой драке
забудь и выплюнь свои мечты,
и улыбайся же, ну, щербатый..
Но ты ещё помнишь — нёбо щекочет смех,
и выгнул Гольфстрим синий дельфиний хвост,
и ангел отводит бури от (имя рек.),
но над тобой — вода, и полночный мост.
Но кислорода в лёгких —
на поцелуй,
там ветвится ясень, и рвётся сквозь кожу вверх
ты кричишь
как пальцы любят нервозность струн,
как пахнул черёмухой светлый апрельский снег,
как ты обещаешь, как веришь,
как хочешь жить...
Но гаснут один за другим простые слова,
и донные рыбы плавниками коснутся глаз —
никто не выплывет. Никогда..

                                                                        И ты выключаешь один за другим...
                                                                                 Автор: Тамеан Теви

Бытует мнение, что перспектива быть наутро повешенным необычайно помогает человеку собраться с мыслями. К сожалению, собравшись, они неизбежно сосредотачиваются на том, что голова, в которой они собрались, наутро окажется в петле.

Человека, который должен был оказаться в петле, при рождении недальновидные, но любящие родители нарекли Мокрицем фон Липвигом, и он не собирался очернять это имя (хотя, казалось бы, куда уж дальше), будучи под ним повешенным. В миру вообще и в приказе о смертном приговоре в частности он значился Альбертом Стеклярсом.

К ситуации он подошёл с самой оптимистической стороны и, собравшись с мыслями, думал о том, как бы в петле не оказаться и, в частности, как бы при помощи ложки соскрести крошащийся цемент вокруг камня в стене его камеры. Он корпел над этим уже пять недель, и ложка теперь больше походила на пилку для ногтей. На его счастье, тюремщики ни разу не меняли ему постель – иначе они обнаружили бы в камере самый тяжёлый на свете матрац.

Всё внимание Мокрица было сосредоточено на увесистом булыжнике и на пригвождённой к нему железной скобе – для крепления кандалов, в частности.

Мокриц уселся лицом к стене, упёрся в неё ногами, обеими руками ухватился за железное кольцо и потянул.

Его плечи вспыхнули огнём, перед глазами поплыл алый туман, но камень сдвинулся и пополз, почему - то слабо позвякивая. Мокрицу удалось высвободить камень из стены, и он заглянул в дыру.

На том конце крепко сидел ещё один камень, и цемент вокруг него выглядел подозрительно прочным и свежим.

Прямо у стенки лежала новая ложка. Лежала и сверкала.

Мокриц так и стоял, уставившись на неё, пока не услышал из - за спины хлопки. Он обернулся, и его натянутые жилы так и взвыли от боли. Через решётку камеры за ним наблюдали тюремщики.

– Отличная работа, господин Стеклярс! – воскликнул один из них. – Рон теперь должен мне пять долларов! А я говорил ему, что ты упрямый! Говорил я?
– Твоих рук дело, Вилкинсон? – обессиленно спросил Мокриц, глядя на отражение света в ложке.
– О нет, куда мне. Приказ лорда Витинари. Он считает, что всем смертникам нужно предоставлять проспективу свободы.
– Свободы? Да тут же камень опять, чёрт подери!
– Да, всё так, тут ты прав, всё так, – согласился тюремщик. – Так ведь речь - то только о проспективе, вот оно что. А не о настоящей свободе, когда ты на свободе. Хе - хе, это было бы глупо с нашей стороны, да?
– Ну, видимо, да, – сказал Мокриц. И не добавил: «Скотины вы этакие». Минувшие полтора месяца тюремщики обращались с ним очень даже по - божески, и вообще он всегда предпочитал находить с людьми общий язык. Это ему очень, очень хорошо удавалось. Навыки общения были важной частью его арсенала – практически составляли этот арсенал целиком.

К тому же у тюремщиков были большие дубинки. Поэтому Мокриц осторожно добавил:

– Кто - то мог бы сказать, что это жестоко, Вилкинсон.
– Да, мы тоже так подумали, но Витинари сказал, что нет, мы не правы. Он сказал, это… – он наморщил лоб, – труда - ти - рапия, физзарядка, и вообще, не даёт затосковать и дарует величайшее из всех сокровищ, каковое есть Надежда.
– Надежда, – проворчал Мокриц.
– Ты не расстроился, а, господин Стеклярс?
– Расстроился? Я? С чего бы, Вилкинсон?
– Да вот, твой предшественник ухитрился вылезти в эту трубу. Такой маленький был. И юркий.

Мокриц глянул на небольшую решётку в полу. Этот вариант он отбросил сразу.

– Труба хоть ведёт к реке? – спросил он.

Тюремщик ухмыльнулся.

– Все так думают. Как он был огорчён, когда мы его выловили. Приятно видеть, что ты уловил суть, господин Стеклярс. Нам всем с тебя только пример можно брать. Как ты всё это провернул! Песок в матрац? Как умно, как аккуратно. Как опрятно. Нам было в радость наблюдать за тобой. Кстати, жена моя сердечно благодарит за корзину с фруктами. Такая солидная корзина. Даже кумкваты (*) есть!
– Не за что, Вилкинсон.
– Смотритель, правда, чуток обиделся из - за кумкватов, у него - то были одни финики, а я так и сказал ему, что фруктовая корзина – она как жизнь: никогда не знаешь, что попадётся. Он тоже передает спасибо.
– Рад, что ему понравилось, Вилкинсон, – ответил Мокриц рассеянно. Несколько его бывших квартирных хозяек приносили гостинцы «бедному, сбившемуся с пути мальчику», а Мокриц всегда делал ставку на щедрость. В конце концов, в его профессии всё держалось на стиле.
– И вот ещё что, – сказал Вилкинсон. – Мы тут с ребятами подумали, вдруг ты всё - таки решился облегчить душу на предмет адреса того самого места, где расположено местонахождение, где, чтобы не ходить вокруг да около, ты спрятал деньги?..

В тюрьме стало тихо. Даже тараканы прислушались.

– Нет, на это я пойти не могу, Вилкинсон, – громко ответил Мокриц, театрально выдержав паузу. Он похлопал себя по карману сюртука, поднял вверх палец и подмигнул.

Тюремщики усмехнулись в ответ.

– Прекрасно тебя понимаем. А сейчас я бы на твоём месте отдохнул, потому что тебя повесят через полчаса, – сказал Вилкинсон.
– Эй, а завтрак мне не положен?
– Завтрак только после семи, – отозвался тюремщик с сожалением. – Но знаешь, я сделаю тебе сэндвич с беконом. Только ради тебя, господин Стеклярс.

До рассвета оставались считаные минуты, когда его провели по небольшому коридору в каморку под эшафотом. Мокриц заметил, что наблюдает за собой как бы со стороны, словно он уже частично покинул своё тело и парил, как воздушный шарик, который только и ждёт, чтобы оторваться от нитки.

                                                                         из фантазийного романа английского писателя Терри Пратчетта - «Держи марку!»
___________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

(*)  Даже кумкваты есть! - Кумкват — это плод, напоминающий маленький овальный апельсин 2. По вкусу он сладкий, сочный и немного терпкий. Кумкват едят целиком, не очищая его . У этого фрукта кислая мякоть и сладковатая кожура с лёгкой приятной горчинкой. Косточки обычно выбрасывают. Кумкват можно есть просто так или класть в овощные и фруктовые салаты. Этот плод также используют в вареньях и соусах, добавляют к мясу и украшают им торты. Ещё из кумкватов делают цукаты, джемы и варенья, сиропы, настойки и ликёры.

Вопросы, не требующие ответов

0

4

А что Гулливер над ними проделал ?

Он приказал жене и дочерям отвернуться и, став над пьяным, проделал то, что некогда Гулливер проделал над лилипутами.

                                                                                                       -- Короленко В. Г. - «История моего современника» (Цитата)

Всё в памяти перепутав,
Что было в ней для примера,
Восстание лилипутов
Опутало Гулливера.

И визг разлетелся страшный
По щелям и по закутам,
Давая, как в рукопашной,
Бесстрашие лилипутам.

И сразу нашлись герои,
Которым подняться впору,
Когда великан горою
Лежит – и айда на гору!

А кто этот враг ужасный,
Похожий на красный вымпел?
Застыл он недвижной массой
У волн, из которых выплыл.

                                                                  Лилипуты (отрывок)
                                                             Автор: Иван Парамонов

Обрывки мыслей

0


Вы здесь » Технические процессы театра «Вторые подмостки» » Техническое искусство » Вопросы, не требующие ответов