Здесь - наши. А по ту сторону ... свои.
Побег из башни невозможен,
Ручей слёз узницы горюч,
Мечи у стражей дремлют в ножнах,
И от замка упрятан ключ.
Героя подвиг бедной снится,
Где он её прижал к груди,
Но ни один отважный рыцарь,
Не рвётся девицу спасти.
Она не та, что из красавиц,
И не принцесса дальних стран,
Не крал её лихой мерзавец,
Что в обожании упрям.
Не стерегут окно драконы,
И ведьма злая не при чём,
Но ждёт, в согласии с законом,
Её знакомство с палачом.
Узница (избранное)
Автор: Евгений Пасечник
Лёгкий ветерок, словно фен, нежно сушит промокшие волосы. Прилипшая к телу майка, мокрая и противная под лучами солнца снова становится мягкой и тёплой. Так бы и лежал на траве всю жизнь с закрытыми глазами и слушал дивное пение птиц.
О чём они поют? Что их беспокоит? Уж во всяком случае, не проблемы людей. У них своя жизнь, свои переживания. Разве может человек понять их чувства, если это два разных мира, которые находятся рядом и никогда не пересекаются?
Учёные тратят всю жизнь, чтобы понять его, но кроме своих предположений ничего определённого не могут сказать. Сказать - вот и ответ на вопрос. Действительно, чтобы понять, надо сказать.
А как птицы могут сказать, если у них и у человека разные языки? Человек не понимает птицу, а птица не понимает человека, вот и получились два разных мира. Мы видим друг друга, слышим, но ничего понять не можем: у каждого свой мир, потому что у каждого свой язык.
Да разве только птицы? Люди и те говорят на разных языках. Наверное, поэтому и происходят войны, наверное, из-за этого люди и убивают друг друга.
Не потому что они плохие, не потому что им жизненно необходимо разрушить плоды трудов таких же людей, как и они. Разные языки – вот ключ ко всем проблемам.
Даже если выучить язык другого народа, всё равно понимать его не будешь: думаешь-то на своём языке, а они думают на своём, вот и получаются снова параллельные миры. Всё бы ничего, если бы они и оставались параллельными, но уж если пересекутся – добра не жди: не поймут друг друга, просто убьют и всё.
Глухой разрыв ухнул совсем рядом. Птицы что-то прочирикали на своём непонятном языке и улетели в свой мир, а человек пополз в свой.
Гимнастёрка, которая только что высохла, снова намокла и прилипла к телу, но человек на это не обращал никакого внимания.
Он прижался к земле, а вернее к болотной жиже, и пополз в лес, чтобы там, спрятавшись под зеленью деревьев, наконец, оторваться от земли и встать на ноги. Человек дополз до леса, почувствовал под собой сухую землю, но продолжал лежать, не шевелясь, чтобы отдохнув, подняться и продолжить свой путь.
– Хальт! – услышал он где-то совсем рядом.
Человек снова сросся с землёй. И не просто сросся: он, как змея, в одно мгновение ушёл куда-то под мох, и только два чёрных глаза остались на поверхности, чтобы внимательно следить за этим жестоким и опасным миром, говорящем на непонятном языке.
На поляну, прорезанную косыми лучами солнца, выехал грузовик, выкрашенный тёмно - зелёной краской с бурыми пятнами.
Грузовик, по замыслу его хозяев, явно должен был слиться с окружающим ландшафтом, но, увы, этого не получилось.
Расцветающая весенняя флора имеет всегда неповторимый сочно - зелёный цвет, и расцветка грузовика скорее бы подходила к картинам августа или даже сентября, но в конце мая она выделялась ярким ржавым пятном на общем фоне.
Из леса к машине подошли солдаты. Они были пьяны и веселы: громко смеялись и пели песни на чужом языке.
Трое вывели из леса человека в грязной гимнастёрке с разбитым лицом. Человек еле держался на ногах.
К пленному подошёл офицер и что-то спросил по-немецки. Человек, видимо, понял его и ответил.
Вряд ли его ответ понравился офицеру: солдат, который стоял рядом, размахнулся и ударил несчастного прикладом. Пленный упал, как подкошенный.
Солдаты бросили свою жертву в грузовик, погрузились сами и уехали, оставив на поляне лиловое облако выхлопных газов.
Ржавое пятно пропало, облако растаяло, и поляна вновь засверкала зелёной свежестью. Два чёрных глаза узнали пленного – это был политрук. Веки медленно закрылись. И снова только звуки, снова пение птиц, снова непонятный их язык.
– Эй, есть, кто живой?! – донеслось откуда-то.
Глаза открылись, и из-подо мха появилась фигура человека.
– Эй! – опять раздалось, но уже громче.
Человек оторвался от земли и пошёл навстречу понятной ему речи.
– Ты кто? – спросил человек, осмелев.
– А ты кто? Руки покажи, – сказал голос вместо ответа.
Человек поднял руки вверх и обернулся вокруг себя. На краю поляны зашевелились кусты, и оттуда вышел красноармеец.
– Давно бежишь? – спросил он.
– Третий день.
– Один?
– Было много, потом пятеро осталось.
– Нас всех вначале много было. Остальных давно потерял?
– Последнего только что поймали. Теперь я один.
– Мне больше повезло. Нас трое.
Красноармеец замолчал.
– А наши где? – спросил человек.
– Кто же их знает? Теперь ни наших, ни ваших – каждый сам по себе.
– Человек сам по себе быть не может. Либо смерть, либо выбирай, кто теперь наши.
– И, что ты для себя выбрал? Куда пойдёшь, к нам или…?
– Ну, ни с ними же? – человек показал глазами в сторону поляны куда уехал грузовик.
– Тогда пошли. Время у нас мало. Они вернуться могут, ты же не знаешь, что им пленный наговорит.
Две фигуры покинули поляну и скрылись в зарослях леса. Они долго шли, не проронив ни слова. Наконец красноармеец остановился.
– Пришли.
В ответ человек вопросительно посмотрел на него.
– Здесь, – он указал на кучу веток.
Куча зашевелилась, и из неё показались четыре испуганных глаза.
– Ты кого привёл? – спросил парень в тельняшке, вылезая из кучи.
– Это наш.
– Откуда ты знаешь?
– Если с ними не ушёл, значит наш.
– А если он…
– А если ты, – прервал его красноармеец.
– Надо познакомиться, – предложил человек блатной наружности, – Я Ферзь.
– А имя у тебя есть? – спросил красноармеец.
– Мамка Колей звала. А это кто? – он указал на человека, которого привёл красноармеец.
– Андрей Петрович, – представился тот.
– А я Василий, - сказал парень, который вылез из кучи вместе с Ферзём.
– Ну, а я Кузьма, – представился красноармеец.
– Что делать будем? – спросил Василий.
– Надо к своим идти, – предложил Кузьма.
– Мне не резон, – возразил Ферзь.
– Тогда иди к ним, – сказал Кузьма.
– Они мне не свои.
– Мне тоже к своим не хочется, – поддержал Ферзя Василий. – Когда наших в упор расстреливали, я драпанул. Если к своим попаду – расстреляют.
– Ну, тогда… – начал Андрей Петрович.
– Эти тоже расстреляют, – понял его Василий. – Я предавать не буду.
– А для тебя наши свои? – спросил красноармеец Андрея Петровича.
– Для меня наши свои, а я для них чужой.
Шестеро глаз, не моргая, смотрели на красноармейца. Тот понял их взгляд.
– У меня всё в порядке. Только где теперь искать, наших?
– Остаётся воевать самостоятельно, – заключил Андрей Петрович.
Все утвердительно кивнули головами.
– Надо командира выбрать, – предложил красноармеец. – Кто старший по воинскому званию? Я лейтенант НКВД.
– Ни хрена себе! А как же это? – Ферзь взглядом показал на гимнастёрку.
– Когда нас бомбить начали, я спал. Схватил, что под руку попалось.
– Да, компания! Кто я, вы, наверное, догадались? Вор - рецедивист - большой друг НКВДешников.
– Рядовой Красной армии, – представился Василий.
– Штабс - капитан, – тихо сказал Андрей Петрович.
– Как же ты уцелел? – удивился Кузьма.
– Да вот уцелел. Если нашим меня грохнуть не удалось, то этим совсем ничего ни светит.
– Короче, к армии отношение имели двое: рядовой и штабс, – рассуждал Ферзь. – НКВДешник ни в счёт – это не армия, да и звание маловато. Остаётся штабс - капитан. Все согласны?
Почему-то все стали смотреть на Кузьму.
– Я не против, – сказал он, – только давайте без штабс – просто капитан.
– Надо бы убраться отсюда, а то опять эти приедут, – посоветовал вновь избранный командир.
– Конечно, приедут. Допросят пленного и приедут, – подтвердил Ферзь.
– Почему ты так плохо о людях думаешь? – вступился за пленного Василий.
– А тебя когда - нибудь допрашивали? – спросил его Ферзь.
Василий отрицательно помотал головой.
– Я так думаю, они не хуже наших допрашивать умеют. А когда наши допрашивают, человек всё вспоминает, даже чего не было.
– Это ещё не значит, что человек обязательно должен быть предателем.
– А ты у гражданина начальника спроси – он знает, – усмехнулся Ферзь.
Лейтенант грустно ухмыльнулся и посмотрел на Василия.
– Если не хуже наших умеют, то обязательно приедут.
– Господи, что же вы с людьми делали?
Лейтенант помолчал немного, и, видимо, желая перевести беседу в другое русло, сказал:
– Жрать хочется – сил нет.
– Пойдёмте, я вас в одну хату отведу, – предложил Ферзь.
Войско численностью в четыре человека поднялось и пошло за Ферзём. Прошло всего пять минут, как новый партизанский отряд покинул место своей дислокации, и со стороны поляны послышался рёв мотора и лай собак.
– Быстро приехали, – заметил Андрей Петрович.
– Вот и повоевали. Теперь они с собаками нас быстро найдут, – поддержал командира лейтенант.
– Не найдут. Мою хату ни одна собака не найдёт, – твёрдо заверил всех Ферзь.
– Это, смотря какие собаки. Если натасканные, то найдут.
– У вас в НКВД разве не натасканные? Не нашли же?
– Пока идём, они нас догонят, – заметил Василий.
– Не догонят, мы уже пришли.
Ферзь остановился у края болота.
Впереди метров пятьдесят простиралась вонючая болотная топь. За ней, упираясь в болото, возвышалась скала, у подножья которой лежало поваленное дерево.
Ветви векового исполина уходили в болото, а корневище, вцепившись в скалу и, образуя чёрный высокий шатёр, не отпускало дерево. Казалось, две могучие стихии сошлись в какой-то невероятной и жестокой схватке. У болота явно не хватало сил поглотить великана. Так и остался он лежать поваленный, но не побеждённый.
– Вот и нам так надо, – сказал командир, глядя на эту картину. – Вцепиться корнями и держаться. Даже если сил не будет – всё равно держаться.
– Собаки стали громче лаять, – забеспокоился рядовой.
– Сейчас пойдёте за мной след в след. Смотрите внимательно, а то и ойкнуть не успеете, как утопните.
Ферзь ловко прыгнул на кочку, потом на другую и оглянулся.
– Что стоите? Прыгайте! Или собак ждать будете?
Шаг за шагом, прыжок за прыжком, путники добрались до корневища. За болотом уже отчётливо слышался не только лай собак, но и крики людей.
– Давай, рядовой, отодвигай этот камень, – Ферзь указал на большой булыжник, лежащий у самого корня.
За камнем оказался небольшой лаз. Отряд, подобно ящерицам, ловко пролез в него и снова завалил за собой вход.
из романа Александра Сергеевича Смирнова - «Вавилонская башня»
Отредактировано Александр 2 (2025-05-10 00:00:29)
