Технические процессы театра «Вторые подмостки»

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.



О любви так много сказанно

Сообщений 1 страница 17 из 17

1

Матриархат.. Матриархат.. для джентльмена удачи
_________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

«Йо, хо, хо (и бутылка рома)» -  вымышленная морская песня,  первоначально взятая из романа Роберта Льюиса Стивенсона "Остров сокровищ" (1883). Она была расширена в стихотворении молодого Э. Эллисона под названием "Покинутый", опубликованном в "Луисвилл Курьер Джорнэл" в 1891 году.
_________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

Две худые феминистки
Выходили из химчистки.

Говорили о шпинате,
О семье в матриархате,

О подтянутой фигуре
В мировой литературе.

А мужчины и мальчишки,
Посмотрев на их лодыжки,

Шли, сердиты и не бриты
В трансвеститы и бандиты ..

                                      Феминистки в химчистке (Отрывок)
                                      Автор: Андрей Попов Сыктывкар


Вечером, после того как Марина и Джон Сильвер попрощались с командой и помыли всю посуду, Джон достал из ящика две свечи и аккуратно поставил их на стол. Затем он аккуратно положил два белых блюдца и два фужера рядом с ними. Следующим шагом было открытие бутылки вина, из которой Джон налил немного красного напитка в каждый фужер.

С хлебом, тушенным мясом и картошкой на блюдцах, стол приобрёл гармоничный вид. Джон, глядя в глаза Марины, улыбнулся и сказал:
— Я думаю, что всё это будет достаточно, чтобы провести этот вечер с тобой, моя любимая. Что скажете насчёт этой идеи?

Слова Джона проникли в сердце Марины. Она деликатно улыбнулась и ответила:
— Звучит романтично, Джон Сильвер! Я очень рада быть с тобой сегодня вечером. Приятного аппетита!

Двое влюблённых начали ужинать, наслаждаясь не только вкусными блюдами, но и их безмятежной и романтической атмосферой. Свет свечей создавал мягкий и тёплый свет, подчёркивая облик их счастливых лиц. Они разговаривали, смеялись и наслаждались прекрасным вечером вместе.

Их встреча была более чем просто ужином - это был момент их двоих, момент, который они собирались прожить, наслаждаясь компанией друг друга и празднуя свою любовь. Каждый кусочек пищи был вкусом истинного счастья, а каждый глоток вина был наполнен страстью и нежностью.

Время тянулось медленно, как будто останавливаясь, даря им больше моментов, чтобы насладиться этой прекрасной ночью. Они знали, что эти моменты запомнятся им навсегда и будут составлять неизменную часть их совместного пути.

Поедание последнего кусочка и выпивание последней глотки вина ознаменовали конец ужина. Джон встал и, направившись к Марине, взял её руку и поцеловал её нежно.

— Благодарю тебя за этот чудесный вечер, моя прекрасная леди. Я рад, что мы провели его вместе, — сказал он, смотря ей в глаза.

Марина улыбнулась и ответила:
— И я очень рада, Джон Сильвер. Было прекрасно наслаждаться этими моментами вместе с тобой. Я люблю тебя.

Их глаза сияли от счастья и любви. Они знали, что вместе они смогут преодолеть любые трудности и что их история будет продолжаться, наполняя их жизни не только романтикой, но и взаимной поддержкой и верой вместе. И теперь они знали, что каждый вечер может стать особенным, если они проводят его вместе.

Джон принял предложение Марины и присел рядом с ней. Джон, не теряя ни минуты, протянул мне фужер, наполненный драгоценным рубиновым вином. Он взял его в руку, растворяясь в благородном аромате напитка. И тогда Джон склонился над своим фужером, не сходя с улыбки, и набрал в него немного вина.

— За нас? — предложила Марина свою теорию.

Он поднял брови, ожидая, куда пойдёт её мысль.

— За Марину Андерсон, единственную и неповторимую волшебницу в моей жизни! — воскликнул Джон с восторгом, сдерживая слёзы на грани глаз. И тогда, слившиеся взгляды их фужеров, стали свидетелями этого нежного и прекрасного момента, когда два сердца, привыкшие биться в ритме жизни друг друга, снова объединились в неразрывную связь.

В небе зазвездились яркие огоньки, сияя ярче обычного, и казалось, что весь мир окутан благословенной магией. Мы молча подняли свои фужеры навстречу неизведанному будущему, несмотря на все опасности, которые оно могло преподнести.

Марина улыбнулась и склонила голову, словно размышляя о его словах. В её глазах отразилось отличное сочетание гордости и нежности.

— Спасибо, Сильвер, — прошептала она, блестящий маникюр её пальцев нежно коснулся его щеки. — Я всегда старалась быть сильной и решительной, но в тебе я нашла силу и поддержку, которую раньше не знала. Ты делаешь меня счастливой каждый день и заставляешь верить в себя.
Они обнялись, словно пытаясь сомкнуться в одно целое. В тишине было слышно лишь их дыхание и тихое стукание сердец, бьющихся в унисон.

— Я люблю тебя, Марина, — шепотом произнёс Сильвер, не отпуская её. — Я готов пройти сквозь огонь и воду, чтобы быть с тобой, чтобы поддерживать тебя и спасать. Моя душа горит ярче любого пламени, когда я нахожусь рядом с тобой. Ты – моё всё.

Марина прижала губы к его губам, и между ними вспыхнула растекающаяся любовь, горячая и искрящаяся. Они забыли обо всём на свете, погрузившись в этот магический момент, когда вселенная сжималась до размера их двоих.

                                                                                                                                                                    Романтический вечер
                                                                                                                                                                   Автор: Джон_Сильвер

Вопросы взаимоотношений

0

2

Я. Ты. Она.

Девчонка, пленница любви
Сжигает взглядом дорогое
Горят прекрасные мечты
Воспламеняющего взора

Красивей ангелов с небес
Священным чувством освещая
Горит в плену своих надежд
О слове, завтра, забывая

Пылает чувствами душа
Влечёт желанная награда
Но что - то держит, как всегда
Открыть ему, души преграды

Горит сжигая боль души
Огнём горячего сердечка
Огромный клад, раба любви
Не погаси, её, цветенье

                                             Девчонка, пленница любви
                                                Автор: Михаил Холин

Белокурый мальчик бежал по зелёной тропинке. Куда он бежал – пока и сам не знал, но что - то тянуло его всë дальше, вперёд, только не оборачиваться! Потом поворот, и ещё, и ещё; но главное – не смотреть назад! О нет, только вперёд! Вперёд!

Ноги, казалось, сами несли всë тело мальчика, он ими с трудом управлял. Деревья, заросшие свежей листвой, приветливо махали ему своими крепкими ветвями, а мальчик отвечал им теми же взмахами своей тонкой руки. Кусты острых растений, способных порезать белую рубашку и штанишки юноши, расступались перед ним, дабы он мог свободно идти дальше. Но только бы он не обернулся! Он ни в коём случае не должен оборачиваться !

Лучи солнца скользили по светлым волосам мальчика, согревая и указывая дальнейший путь, с которого ребёнок не сворачивал. По пути ему стали попадаться серые зайцы, ласковые лисы и дружелюбные медведи. Все они смотрели на мальчика и не мешали ему продолжать путь.

Прелестное пение птиц ознаменовало выход из леса. И вот мальчик бежит уже по мощённой камнем дорожке, а впереди – огромный замок, как из чудесного сна или же из сказки со счастливым концом. Там, на самом верху, на балконе, стоит Она, прекрасная и юная, как и он; Та, с которой он готов пересечь все неизвестные моря и океаны; Та, которая убаюкивает его страх даже перед драконами и другими страшными чудищами (о! да разве могут в этом чудесном месте быть ужасные чудища!). Теперь мальчик бежит к Ней, и в мыслях у него звучит Её умоляющие и нежные, как прикосновения рук матери, слова: “Только не оборачивайся! Прошу, только не оборачивайся!”

И он продолжает бежать, боясь рискнуть и всë же посмотреть, что же там таится позади. Он бежит всë дальше, и дальше, и дальше.

                                                                                                                                                                                        Без названия
                                                                                                                                                                                   Автор: Омега Крад

О любви так много сказанно

0

3

Карьерный рост под угрозой  - причины, интриги, расследования ..

«Скажи - ка мне, любовь моя,
Вот если б книгой стала я, –
Всё льнёт к ученому жена, –
Какой я книгой быть должна ?
Тебе безмерно дорогой...   
Ты предпочёл бы жанр какой ?»
«Да альманах, –  ответил тот, –
Он обновляем каждый год».

                                   Автор: Джон Драйден -  «Жена учёного»
                                          Перевод: Валентина Варнавская

1

«Любовница» пошло звучит, вульгарно,
Как всё по захватанное толпой,
Прочти ли сам Пушкин свой стих янтарный,
Сама ли Патти (*) тебе пропой.
Любовница — плоть и кровь романа,
Живая вода мировых поэм.
Вообразить себе Мопассана
Без этого слова нельзя совсем…
«Любовница» — дивное русское слово,
И как бы ты смел на него напасть,
Когда оно — жизни твоей основа
И в нём сочетались любовь и страсть ?!

2

В этом слове есть что - то неверное,
Драматическое что - то есть,
Что - то трогательное и нервное,
Есть оправдываемая месть.
В этом слове есть томик шагреневый,
На бумаге веленевой станс (**).
В этом слове есть тайна Тургенева
И сиреневый вешний романс.
Благодарно до гроба запомнится
Озаряющее бытие
Грустно - нежное слово «любовница»,
Обласкавшее сердце твоё.

3

Если же слово это
Может быть применимо
К собственной — не другого
И не к чужой — жене,
Счастье тебе готово,
Равное власти Рима
В эру его расцвета,
Можешь поверить мне!

                                                        Любовница
                                         Поэт: Игорь Северянин

__________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

(*) Сама ли Патти  тебе пропой - Аделина Патти родилась 19 февраля 1843 года в городе Мадриде. Отец Аделины сицилиец Сальваторе Патти[it] тоже был певцом, мать, римлянка Катерина Барилли[it] — певицей, этим же занималась её сестра Карлотта Патти. Дебютировала в 1859 году в Нью - Йоркском театре «Музыкальная академия» в партии Лючии («Лючия ди Ламмермур» Гаэтано Доницетти).
Пела во многих странах. Гастроли Патти носили триумфальный характер (гонорар за один концерт во время её гастролей в США в 1881 году составлял огромную по тем временам сумму — 1000 фунтов стерлингов). Она стала любимой вокалисткой Джузеппе Верди.

(**) На бумаге веленевой станс:

Веленевая бумага (от фр. vélin — «тонко выделанная кожа») — высокосортная (чисто целлюлозная, без древесины) бумага, хорошо проклеенная, плотная, без ярко выраженной структуры, преимущественно желтоватого цвета.
При её изготовлении использовалась черпальная форма с тканевой сеткой, не оставлявшей на листе бумаги каких-либо отпечатков, линий.
Впервые веленевая бумага была изготовлена в Великобритании в 1757 году Джеймсом Ватманом (Старшим) по заказу типографа Джона Баскервиля;

Стансы (фр. stance от итал. Stanza — помещение, комната, остановка — стихотворная жанровая форма, восходящая к провансальской лирической песенной поэзии Средневековья. Стансы характеризуются относительной формальной и смысловой независимостью строф друг от друга. Стансы — классическая форма эпической поэзии (Ариосто, Тассо, Камоэнс), отточенность этому жанру придал Байрон («Дон - Жуан», «Чайльд - Гарольд»). В русской поэзии стансами написаны «Аул Бастунджи» Лермонтова, «Домик в Коломне» Пушкина. Кроме того, в русской поэзии имеется множество как правило небольших по объему элегически - медитативных стихотворений, озаглавленных «Стансы».

О любви так много сказанно

0

4

Предуготавливающий

Я хорошо помню это утро. В пустом цирке было полутемно. Свет падал только сверху из стеклянного купола. Ольга в простой камлотовой юбочке, в серых чулочках репетировала с Альбертом. Мы, шестеро Джеретти (*), сидели, дожидаясь своей очереди, в первом ряду партера.

Ольге все не задавался один номер. Она должна была, стоя на панно, сделать подряд два пируэта, а затем прыжок в обруч. Всего четыре темпа короткого лошадиного галопа: пируэт, пируэт, выдержка, прыжок. Но вот бывают же такие несчастные дни, когда самая пустячная работа не ладится и не ладится. Ольге никак не удавалось найти темп для прыжка, всё она собиралась сделать его то немножко раньше, то немножко позже, а ведь скок лошади — это непреложный закон. И вот только она соберёт своё тело для прыжка и даже согнёт ноги в коленях, как чувствует, что не то, не выходит, и делает рукою знак шталмейстеру (**): отведи обруч!

И так несколько кругов. Альберт не волнуется и не сердится. Он знает, что оставить номер недоделанным никак нельзя. Это тоже закон цирка: в следующий раз будет втрое труднее сделать. Альберт только звончее щелкает шамбарьерным бичом (***) и настойчивее посылает Ольгу отрывистым: «Allez!» (****) — и ещё и ещё круг за кругом делает лошадь, а Ольга всё больше теряет уверенность и спокойствие… Мне становится её жалко до слез. Альберт кажется мне мучителем ....

А Ольга между тем делала круг за кругом, пируэт за пируэтом, прыжок за прыжком, всё свободнее, легче и веселее, и теперь её быстрые, точно птичьи, крики: «А!» — звучали радостно. Я был в восторге. Я не утерпел и стал аплодировать. Но Альберт, чуть - чуть скосив на меня глаза, показал мне издали хлыст. На репетициях полагается присутствующим молчание. Хлопать в ладоши — обязанность публики.

Потом Альберт скомандовал:

— Баста!

Большая белая, в гречке, лошадь первая схватила приказание и перешла в ленивый казённый шаг. Ольга вся в поту села боком на панно, свесив свои волшебные ножки.

Альберт, быстро ковыляя, подошёл к ней, взял её обеими руками за талию и легко, как пушинку, поставил её на тырсу (*****) манежа. А она, смеясь и радуясь, взяла его руку и поцеловала. Это — благодарность ученицы учителю.

                                                                                                                                                      из рассказа Александра Куприна - «Ольга Сур»

___________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

(*) Мы, шестеро Джеретти - артисты цирка « Джеретти».

(**) и делает рукою знак шталмейстеру -  Вданном контексте под шталмейстером  понимается  режиссёр манежа, ведущего цирковую программу.
Происходит от немецкого Stallmeister — «начальник конюшни».

(***) звончее щелкает шамбарьерным бичом -  Шамбарьер - длинный хлыст с длинной верёвкой на конце, который используется для работы с лошадью.

(****)  «Allez!» (фр.) - «Пошли!»

(*****) поставил её на тырсу  манежа - Тырса, смесь опилок и песка, которой в цирке устилался манеж.
___________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

АКТ 1.

СЦЕНА 1. Внутренний двор дома Дивлаима, отца Гомери. – В тени смоковницы Мариам сматывает в клубок шерсть, которую ей держит Гомерь.

МАРИАМ
А нынче год какой?
ГОМЕРЬ.-----------  Не нашей эры
Семьсот семидесятый.
МАРИАМ.-------------  Жизнь – холера!
Внезапна, тяжко мучит, скоротечна,
Травой не излечить, бесчеловечна,
Изводит, изнуряет, как понос,
А радости отпустит с гулькин нос –
И вот уж всё, конец, апофеоз.
Полвека прожила – и не видала!
ГОМЕРЬ
Полвека – хорошо-о.
МАРИАМ.------------  Не-ет, очень мало.
Мелькнули годы, как под утро сон.

ГОМЕРЬ
Как думаешь, посватается он?
МАРИАМ
Об ком ты?
ГОМЕРЬ. Да об Осии расстриге.
МАРИАМ
Откуда ж знать мне?!.. Видно, он влюблён.
Но надо рассмотреть со всех сторон.
ГОМЕРЬ
Рассматривай.
МАРИАМ. Каб не твои интриги
С ногтей младых, бесстыжая ты фря,
Таким расстригам – нюхать только фиги
Да слюнки с наслаждением глотать,
Не смея о тебе и мыслить зря!

ГОМЕРЬ
Кончай меня пилить и распекать.
Ты мне не мать, а нянька лишь, – забыла?
МАРИАМ (покачав головой, со вздохами)
Тебя, голуба, выдрать нужно было
Как сидорову козу, напоказ
Перед роднёй и челядью в тот раз,
Как ты впервой (!) к Асе - лисе сходила –
Известному в округе блудодею! –
«Псалмы!», прости о господи, «читать!».
И кажную неделю эндак драть,
Чтоб напрочь всё желание отбило
По старым мужикам забав искать!

ГОМЕРЬ
Блестящая и мудрая идея!
Чуть, правда, опоздала… лет на пять.
МАРИАМ
Какой там пять, восьмой уже истёк.
ГОМЕРЬ
Брось, нянька, так огулом обвинять,
Не зная ровным счётом, что и как.
Аса был «блудодей», но не дура-ак:
Он жизнью дорожил своей… и – мной,
И-и… девственность мою… как мог, берёг.
МАРИАМ (ехидно)
Мне что-то, бестолковой, невдомёк,
Об девственности пёкся, как родной,
Страдалец, страстотерпец, горемыка,
Гораздо проще в жёны взять, поди-ка,
Чем жить и трепетать, как мотылёк,
Что схватят… и насадят на шесток?!

ГОМЕРЬ
Мужчин не знаешь будто, мой дружок,
Сидишь, брюзжишь, ехидничаешь рьяно,
Да риск для них – азартная игра,
Хоть стар, хоть млад, играть – всегда пора,
Жениться в пятьдесят – вот это рано!
МАРИАМ
И к лучшему, что так и не женился,
Он, сказывают, вовсе разорился.
Небось, и как мужчина хиловат,
Чего уж там, порядком староват?
ГОМЕРЬ
Зато весёлый и не скуповат.
Легко Аса к деньжонкам относился,
Не по-еврейски.

МАРИАМ.-------- Вот их и лишился!..
Раввин-расстрига твой хотя б богат?
ГОМЕРЬ
Хороший дом, землица есть и скот,
Рабов одних с полсотни наберётся,
Не бабник, не игрок, не жмот, не мот,
Культурный, умный, добрый...
МАРИАМ.--------------------- Не дерётся?
ГОМЕРЬ
Язвишь опять? Валяешь дурака?!
МАРИАМ
Ей-ей иной «добряк» как надерётся –
Жену молотит хуже ишака!
ГОМЕРЬ
Добрей я не встречала добряка!
МАРИАМ
Ой, не скажи-ы, прознать наверняка
Буяна можно лишь, когда напьётся.
ГОМЕРЬ
Сиди молчи, чего тебе неймётся?!
Охота вот мне нервы потрепать…

МАРИАМ
Он тоже ведь не молод?
ГОМЕРЬ.--------------- Тридцать пять!
МАРИАМ
А кажется постарше!..
ГОМЕРЬ.-------------- Полнота
Ни женщин, ни мужчин не молодит.
Стареть все начинают с живота.
Кто телом толще – старше выглядит.
МАРИАМ
Семнадцать, значит, – разница у вас
В годах-то… Ма-ало.
ГОМЕРЬ.------------ Мало?! Ты чего,
Ужасно много! Пять, семь – в самый раз.
МАРИАМ
Нет – мало!
ГОМЕРЬ. Нянька, глупости болтаешь.
МАРИАМ
Молоденькая, вот ты и не знаешь,
Семнадцать нынче – это ничаво-о,
Ну-у, может быть, совсем чуть-чуть и много,
Пройдёт лет двадцать, ровней мужу станешь!

ГОМЕРЬ (недоумённо)
И что с того? Пойдём одной дорогой
Плечом к плечу до края, до могилы.
МАРИАМ
Пойдёт он, как же… Десять (!) тебе было,
Когда Аса твой «ровню-то»… оставил
И взор на малолетку обратил!
ГОМЕРЬ
Довольно, нянька, он меня ославил,
Собачий сын, кобель!… И развратил.
Не замужем я всё через него,
А мне уж восемнадцать!.. (Пустила слезу.)
МАРИАМ (виновато).------ Я б его,
Моя будь воля… сразу оскопила!
Секатором всё б напрочь отхватила!..
Прости меня, дурную…
ГОМЕРЬ (смахнув слёзы). Всё. Простила.

МАРИАМ (не переставая мотать шерсть).
За что ж его попёрли из прихода?
ГОМЕРЬ
Ну, нянюшка, ты прям без перехода
Скопишь – и за беседу как ни в чём!
МАРИАМ
Такая вот я, всё мне нипочём!..
Так в чём твой воздыхатель сплоховал,
За что беднягу сана - то лишили?

ГОМЕРЬ
Он сам ушёл, никто его не гнал.
Священники устои изменили
Те, что Давид народу навязал,
И прадедову веру возвратили
Царю в угоду, идолов отлили
И молятся теперь литым тельцам.
Ну-у… Осия их скопом обличил,
В измене Богу Яхве обвинил,
Плевал проклятья в зенки хитрецам.

МАРИАМ
Какой дура-ак!.. Зря бросил он приход,
Религия даёт большой доход,
Когда жрецы её – опора власти.
Кто лезет поперёк, прёт на рожон,
Гоненья ждут того, позор, несчастья!..
Сказала ты, умён он?!.. (Помотав головой.) Неумён он,
Коль ищет сам (!) и беды, и напасти.

                                                              Комедия о Гомери и Осии - 1 акт (Отрывок)
                                                                      Автор: Владимир Щербединский

Почти смешная история (©)

0

5

О трудах духовных и не только

Любить иных — тяжёлый крест,
А ты прекрасна без извилин,
И прелести твоей секрет
Разгадке жизни равносилен.

Весною слышен шорох снов
И шелест новостей и истин.
Ты из семьи таких основ.
Твой смысл, как воздух, бескорыстен.

Легко проснуться и прозреть,
Словесный сор из сердца вытрясть
И жить, не засоряясь впредь,
Всё это — не большая хитрость.

                                        Любить иных, тяжёлый крест
                                            Поэт: Борис Пастернак

Время раздумий и выбора закончилось, когда вы решили сочетать ваши жизни. Это значит: из двух людей должен сложиться один гармоничный человек. А это созидание, это творчество. И ещё это крест на всю жизнь. А средства? Каковы они? Им несть числа.
                                                                                                                                            Архимандрит Иоанн (Крестьянкин), 1910—2006
В 21 год я влюбился.

В однокурсницу по политеху. И причём весьма болезненно, до ревности! Прекрасно осознавая все последствия такой вот страсти. Но остановиться не мог. Девушка предпочла мне другого, как она выразилась, «без старческих заморочек» — имелась в виду моя вера: в Церкви я с юношеских лет. Разочарование было сильнейшее. Я решил, что в следующий раз буду встречаться только с воцерковленной девушкой!

Скоро такой случай представился.

Лидия была из порядочной и верующей семьи, регент хора в нашем храме. Всё в ней дышало богобоязненностью и чистотой. Я был доволен. Но прошло время — и я стал замечать, что это всё внешнее, а внутри — моя избранница своё целомудрие возводит в культ и клеймит тех, кто её идеалу не соответствует. Я просто взял и ушёл, после этого твёрдо сказал себе в сердце, что пора завязывать с поиском невест. Не мой, видать, это путь!

А какой же тогда? Да, конечно же, монашеский! Как же я сразу - то не понял! И с ещё большим азартом, чем прежде, я стал «вгрызаться» в книги афонских старцев. Стал вести почти иноческий образ жизни: никуда не ходил, всё молился и Библию читал, ну, и на огороде родным помогал; всю современную одежду раздал нуждающимся, а сам стал ходить в «секонд-хенде», демонстрируя свой аскетизм и неприхотливость.

Родители обеспокоились. Посоветовали сходить к духовнику. К нему я не пошёл, а поехал сразу в Почаев. Старцев хотел повидать, благословение получить на иночество!

Приехал. Ходил по Лавре степенно, со скорбным выражением лица, беседовал с монахами, исповедался, причастился... да и спросил благословения на монашество у старца Н. Он долго смотрел на меня, а потом махнул рукой и говорит: «Разве ты не помнишь, как сказано в Писании “В полу бросается жребий, но решение оного — от Господа”?»

Я ждал ответа: да или нет. А услышал что - то неясное. Снова разочарование!

Вечером после службы поплелся в трапезную, а там угощали группу новых паломников. Помню, хмуро сел за стол, чтобы поужинать, а потом хотел идти в гостиницу. Но тут подошёл один монах и попросил: «Помоги двум паломницам донести сумки до гостиницы». Внутренне я весь вскипел: «Да не хочу я этого, Господи!!! Как же Ты не видишь?» Но пошёл.

Пока нёс сумки, одна из паломниц, Галя, просто забрасывала меня вопросами: об истории Почаева, о молитве ит. п.

Видно было, что она совсем недавно пришла в Церковь, ей всё на свете интересно. И глаза у неё, я заметил сразу, такие добрые, лучистые. Шли мы, и я по привычке стал перед ней блистать своими христианскими знаниями! Так и познакомились.

На следующий день я вновь увидел её на службе, потом мы снова долго беседовали. И я с удивлением заметил, что Галина очень интересна мне. Немного как бы оттаял внутри.

Перед отъездом из Почаева я зашёл в храм помолиться... и тут - то до меня дошло, что имел в виду старец, говоря мне о жребии! Вопросы отпали сами собой. Уезжал я с чувством глубокой радости и ясности, а когда вернулся домой, сразу же позвонил Гале.

С тех пор о дивном промысле Божием мы уже рассказываем двум нашим деткам.

                                                                                                                                                                            Автор: Геннадий, г. Самара

О любви так много сказанно

0

6

Психея (!) или смотреть на вещи надо прямо

кто ты моё чудовище, создание тварное, сущность подлунная
голос твой ширится и звучит как травы железно - струнные
кожа подобна акульей шёрстке, аорты – органные трубки
поступь твоя тиха, многомерна
пальцы хрупки

кто ты моё не испитое, невысказанное, нежность бледная
сновидение без краёв и дна, с бубенцами медными
слышу и вижу, чувствую еле - еле, осознаю где болит
единовременно ты и хаос космический
и одинокий кит

мимолетно коснусь – сталактиты костные, связки, дыхание
кровеносная будто пустила побеги весенние ранние
откуда пришёл ты, как воплотился, будешь ли искать дом
там где нутро красное, сердце сидит
носила тебя под ребром

выходила себе монстра, вымолила шута, выстрадала уродца
короля и красавца, придворного мага, луну и солнце
ветреный шквал, тропический ливень и долгая засуха
думала, ты у меня под ребром, а оказалось
я у тебя за пазухой

                                                                                Чудовище
                                                                   Автор: Аделина Воробьева

Не только психоаналитики ведут записи своих встреч с пациентами…
____________________________________________________

Дневник пациентки

Понедельник

Сегодня мой аналитик читал лекцию. «Главное, на что вы должны обратить внимание, анализируя мою судьбу, – сказал он публике, - это на тот факт, что я всё - таки стал аналитиком». «А, анализируя мою судьбу, - подумала я, -  что я, тем не менее, стала вашей пациенткой».

Вторник

Сегодня я позвонила своему аналитику. Он внимательно всё выслушал, добрый, отзывчивый. Мне было легко и хорошо как никогда. В конце беседы он вдруг сказал: «Я знаю, что
у вас есть одна подруга, та привлекательная девушка,
я как-то её видел с вами. Передайте ей, пусть придёт ко мне. Мне кажется, что у неё есть проблемы».

Среда

Сегодня я впервые встретила своего аналитика вне кабинета. И к моему ужасу он меня не узнал! Потом с трудом всё - таки вспомнил и даже улыбнулся. «Здравствуй, моя красавица», - сказал он, отодвигая меня рукой в сторону. За спиной у меня стояла другая! И все эти любезности были адресованы не мне, а ей!

Четверг

Сегодня произошёл неприятный эпизод. Чувствуя, что порадовать аналитика мне нечем – он всё больше и больше скучал во время наших последних встреч, я отважилась принести на сессию… маленький клавесин! Я хотела ему что - нибудь сыграть для души, развеять его мрачное настроение, но у меня ничего не получилось - я  совсем разволновалась, да и играть то я толком не умею. Аналитик сидел явно недовольный, даже зевал в кулак время от времени.
В результате я так ничего и не сыграла. «Я хотела сделать вам приятное…», - начала оправдываться я. «Вы мне ничего не должны», - сухо перебил меня он.

Пятница

Сегодня, о чудо! Я поцеловала своего аналитика! Проходя мимо меня, он наклонился и предложил мне для поцелуя свою шею, прекрасную отличную шею! Я целовала её и плакала, целовала и плакала - от счастья! А вечером я пришла к нему на приём. Он сидел, как ни в чём не бывало. Может, мне всё это приснилось?

Суббота

Сегодня я написала о своём аналитике несколько строк.
Всё - таки или тем не  менее?

                                                                                                                      Дневник пациентки только для психоаналитиков
                                                                                                                                          Автор: Обольстительница

О любви так много сказанно

0

7

Змеиный бальзам снов

Трещит  башка..  Зной..    Ноет рана.
Камаз   заглох,  не   выдержав  жары.
Я сдохну здесь, в пустыне Туркестана,
Совсем     недалеко   от   Сыр - Дарьи.

Меня  возьмите  ласковые   ветры,
В     родные    подмосковные    леса..
Там  пробежал   бы   эти   километры
За два, ну может  быть  за  три  часа.

В тень, под Камаз! В песок.. Спасусь? Едва ли..
Дышу    поменьше !    Может    продержусь?
Мерещится вода..  хрустальная.. в   бокале,
Течёт  по подбородку, я  пью и  не напьюсь..

- Нет, нет.. не уходи,- на ухо прошептала.
В песке  с  трудом   я  приоткрыл  глаза..
Она     перед    моим   лицом     стояла,
Изящная и  стройная,   красавица   Гюрза.

Как  долго  мы  смотрели друг  на  друга!
Я    отключался,    возвращался    вновь,
И   каждый   раз   смертельная   подруга,
Мне    на   ухо   шептала   про   любовь..

Очнулся   ночью...    Холодно,    зараза..
Куда-то      уползла      моя     змея,
Я сел в Камаз, и  он  завёлся     сразу.
Спасибо,     что   не   тронула   меня..

                                                                                         Гюрза
                                                                      Автор: Александр Кудинов

О любви так много сказанно

0

8

В цветенье трав

это озеро Тихое – тихое
не считая прошедшего дня
когда мы его мяли и тискали
и сползала небес простыня

это озеро тихое - тихое
как утиная песня без слов
это солнце над озером дикое
это сосен зелёный покров

это музы простые железные
что пируют на том берегу
и поэты слова бесполезные
крошат уткам в осеннем снегу

                                                       озеро Тихое
                                              Автор: Андрей Коровин

Я стала рисовать, вдруг и много! Рисовала всё, что видела; не всегда похоже, но всегда увлечённо и с большим удовольствием. Заметив это, дедуля подарил мне большущую коробку цветных карандашей под названием «дефицит»; а бабушка по знакомым набрала клочков чистой бумаги, обрезала потрёпанные края, разгладила листы утюгом.

И рисунки мои становились день ото дня всё лучше! Даже в детском саду я перестала возиться в песочнице, как маленькая, а присаживалась где - нибудь в тенёчке и рисовала палочкой по земле, если не было палочки под рукой – пальцем. Трясогузка бегал по двору, разыскивал подходящий «инструмент» и приносил мне; потом плевал на мою испачканную ладошку и вытирал её рукавом своей «девчоничьей» рубашки...

И Трясогузка рисовал, но всегда одно и то же! Три человечка: огурчики тельца, кружочки головы и полосочки рук и ног; а потом их зачёркивал: одного – решёткой, а двух других – «кладбищенскими крестами», палочка побольше и перекладина поменьше…

Тётя Даша, почему - то сердясь, заметала эти рисунки метлой, и мои, ненароком… Я не расстраивалась – нарисую ещё и лучше прежнего! И Трясогузка не расстраивался – он молча присаживался, на том же самом месте, и начинал всё заново… Тётя Даша, вроде наказания, сажала мальчика на лавку рядом с собой, но быстро забывала о нём – бегала по двору и бранила других детей, что сыпали на голову песок или старались столкнуть друг друга с качелей… Трясогузка доставал одну из заготовленных заранее палочек, присаживался и вновь рисовал то же самое…

Удивительный мальчик! Несколько первых дней я думала, что он вообще не умеет говорить, так Трясогузка был молчалив. Потому, спросив его: «Почему рисуешь только это?», не надеялась на ответ. Но Трясогузка посмотрел на меня странными глазами… Казалось, что он ушёл куда-то далеко - далеко и ему необходимо время, чтобы вернуться… Потом взял меня за руку и сказал: «Пойдём – расскажу».

Мне стало любопытно, куда он ушёл таким «глубоким», словно опрокинутым внутрь себя, взглядом, и я покорно пошла! В общей кутерьме беготни, прыжков и визга, никто не обратил внимания, что двое детей открыли задвижку на задней калитке и ступили на запрещённую территорию – за высокий, до самого неба, серый забор…

Сначала мы шли медленно, оглядываясь, словно ожидая погони; поняв, что никто нас не хватился, зашагали веселее по утоптанной тропинке вниз, к реке, мимо ушастых шаров капусты и мохнатых метёлок моркови, вдыхая аромат вездесущего укропа. А когда тропинка закончилась, побежали вниз к реке по «ручью» картофельного поля. Бежать было весело! Земля – пружинила! Сухие комьями борозды с шуршаньем осыпалась позади наших ног! Картофельные цветочки, розоватые с жёлтыми серёдками, шлёпали по рукам, а из - под курчавых листьев вспархивали и разлетались в разные стороны пёстрые бабочки… Казалось, что мы бежим по грудь в зелёном море, с бело - розовой пеной, а бабочки – маленькие морские птички!..

Так мы добежали - доплыли - долетели до небольшого песчаного пляжа на берегу сонной реки. Запыхавшись, я присела на кривой ствол седой ивы и, от быстрого бега, совсем забыла, ради чего мы убежали, как я нафантазировала, из «темницы»… Но Трясогузка не забыл! Не улыбаясь, не глядя на меня, тихим срывающимся голосом он стал говорить…

Я достаточно быстро «оглохла»… А мальчик всё больше и больше распалялся! Казалось, что прорвалась плотина слов; и, не зависимо от того слушают его или нет, Трясогузка уже не мог остановиться… А у меня в голове билась внушённая бабушкой мысль: «С кем поведёшься – с тем и наберёшься». И ещё одна, моего деда: «Несчастье – заразительно»!

Я редко видела родителей, они работали где - то далеко, но всей душой любила их. У меня не было старшей сестры, но, если бы она была, я бы любила и её… Я бы не хотела… Нет, я не хочу!!!

И я – побежала! Как кошки – бегут вверх, я побежала – наверх холма! Словно ослепнув, я путалась в ботве, спотыкалась о гряды! Наверное металась, пока не выскочила на тропинку…

Ужас подстёгивал меня! Я что - то кричала, и навстречу мне вылетела огромной птицей тётя Даша. Словно сорока «наоборот», раскинула белые крылья - полы халата, виляя вправо-влево чёрным «брюшком» строгого платья, высоко вскидывая лапы - ноги в бурых чулках с розовыми резинками повыше колен…

«Тёо-тяаа! – кричала я, как кричит утопающий, – Да-арья Дми-итриевна»!.. И моя милая няня, подруга моей бабушки, такая же как она добрая и заботливая, подхватила меня и почти бегом понесла обратно в тот мир, где все живы, где никто не придёт и не лишит всего самого дорогого, не сможет искалечить моей счастливой жизни…

… Дарья Дмитриевна напоила меня каким - то вонючим лекарством, а потом, уже сонную и вялую, отвела к бабушке, не дожидаясь вечера.

Я не заметила как мы добрались до дома, не помню как встретила нас бабушка и почему, после моего несвязного рассказа, тоже напоила меня уже знакомым гадким лекарством и уложила в постель. Проваливаясь в тяжёлый сон, я слышала как подруги шепчутся возле моей кровати и почему-то плачут …

Я проспала, вернее пробыла в полузабытьи, три дня. А потом, вдруг, проснулась бодрая и весёлая! Вышла в сад, потянулась, словно тоненькая веточка навстречу солнцу!.. И увидела трясогузку, жившую у нас в малиннике. Она, подёргивая хвостиком, деловито бегала по дорожке вперёд - назад …

– Здравствуй, Костик! – почему-то сказала я, и жизнь пошла своим чередом …

Пока я болела, бабушка Костика продала и дом и всё, что было у неё ценного, остальное раздала по соседям и вдвоём с внучком уехали куда - то навсегда. Это рассказала мне Дарья Дмитриевна, с особой нежностью гладя меня по голове и почему  -то ничуть не удивляясь моему раскатистому «ррр» …

*  *  *  *  *

Моя очередная персональная выставка. Фото на фоне картин. Улыбаюсь избитому вопросу: «Что послужило толчком к творчеству? Когда впервые ощутили себя – художником?»

Фотокамеры защёлкали, стремясь «вырвать» кусочек души… Вспышки слепят!.. Отвожу глаза и – встречаю  взгляд… С моей картины... смотрит – он!..

…Костик?.. Трясогузка! А мне казалось – я забыла о нём! ..

                                                                                                                                                                                Трясогузка (Отрывок)
                                                                                                                                                                            Автор: Пушкина Галина

О любви так много сказанно

0

9

Любовь, которая в комнате

Луна прилепилась к небу в окне
Как к стенке печи – лаваш.
* Мужчина и женщина наедине
Не будут читать «Отче наш» -

Кентавром взлетит по белой стене
Их тень – недремлющий страж -
Мужчина и женщина наедине
Не будут читать «Отче наш».

Растёкшись, капли скользнут по спине,
Сплетясь в размытый коллаж, -
Мужчина и женщина наедине
Не будут читать «Отче наш».

А если забросит долгий вояж
На Дантова ада круги,
За них помолись, Всепрощающий наш,
Любовь возродить помоги!

                                                                      Мужчина и женщина наедине
                                                                                 Автор: СИрена
____________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

* Мужчина и женщина наедине - «Solus cum sola, in loco remoto, non cogitabuntur orare „Pater noster“» — латинское крылатое выражение, дословный перевод которого — «Мужчина и женщина наедине не станут читать „Отче наш“». Прим. автора.
____________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

Спальня. Вечер. Вид из окна. Снег лежит и искрится на солнце. В кровати двое.

ОНА:
Почему ты никогда не остаёшься на ночь?
ОН:
Дорогая! Мне хорошо с тобой, но я ещё не подготовил жену к разводу.

ОНА:
Милый! Не понимаю, год ко мне ходишь, и всё не можешь решиться. Почему?
ОН:
Она запретит мне видеть сына.

ОНА:
Твой сын женат, живёт отдельно.
ОН (замешкав):
Понимаешь, не так просто. (пауза). Она настроит меня против него.

ОНА:
Ты же знаешь, твой сын женат на дочери моей сестры. Он не жалует свою мать, тебя обожает.
ОН:
А если изменит своё мнение обо мне?

ОНА:
Поговори с ним заранее.
ОН:
Пытался, но слова уплыли.

ОНА:
Мне уже тридцать лет. Хочу семью, детей.
ОН:
Я тоже.

ОНА:
Я сама с ним поговорю.
ОН (взмолился):
Только не это.

ОНА (категорично):
Значить так! Не приходи, пока не решишь свои проблемы в семье. Ты изначально это обещал. Я поверила...

ОН вышел из комнаты хлопнув дверью.

Гостиная. Открыта балконная дверь. Деревья зелены. Лёгкий ветерок колышет штору. На диване мужчина лет сорока и ОНА. На столе две свечи, бутылка вина, бокалы наполнены до половины. Мужчина достаёт коробочку, открывает, там колечко. Входит ОН.

ОН:
Прости, открыл своим ключом. Поговорим?

Кухня, за столом ОН и ОНА.

ОНА:
Что ты хотел?
ОН:
Не выходи за него. Я люблю тебя.

ОНА:
И с женой поговорил?
ОН:
Завтра всё ей скажу.

ОНА:
Уходи и оставь на тумбочке мои ключи.

ОН падает на колени перед НЕЙ.

ОН:
Не уйду. Не могу жить без тебя.

Спальня. За окном деревья в снегу. В кровати ОН и ОНА.

ОНА:
Ты поговорил с женой?
ОН:
Завтра непременно.

ОНА:
Но наш малыш скоро родится.
ОН:
Вот тогда и поговорю.

                                                          Диалог мужчины и женщины. Мини сценарий
                                                                          Автор: Лилия Лобанова

Вопросы взаимоотношений

0

10

По расписанию любовь и поезда

Ты уехал тогда -  я осталась,
Опустел многолюдный перрон.
Показалось на самую малость:
Всё, что было, как будто бы сон...

Это сон – наши встречи у моря
Под закатами бархатных роз.
Для меня все несчастья и горе
Потонули в реальности грёз.

Наши дни, пролетев как мгновенье,
Остаются со мной навсегда:
Ветра нежное прикосновенье
И упавшая в море звезда…

Ты прощался со мной на вокзале -
Я тебя понимала без слов,
Мы друг другу звонить обещали,
Мы из разных с тобой городов...

Как теперь буду жить и смеяться?
Отдала своё сердце навек.
Чтоб с любимыми нам расставаться -
У дорог не кончается бег…

                                                                            Ты уехал
                                                           Автор: Ирина Зорина - Заря

О любви так много сказанно

Жила - была на свете проститутка по имени Мария.

Минуточку!

«Жила - была» – хорошо для зачина сказки, а история о проститутке – это явно для взрослых. Как может книга открываться таким вопиющим противоречием?

Но поскольку каждый из нас одной ногой – в волшебной сказке, а другой – над пропастью, давайте всё же будем продолжать, как начали.

Итак:

Жила - была на свете проститутка по имени Мария.

Как и все проститутки, родилась она чиста и непорочна и, пока росла, всё мечтала, что вот повстречает мужчину своей мечты (чтобы был красив, богат и умён), выйдет за него замуж (белое платье, фата с флердоранжем *), родит двоих детей (они вырастут и прославятся), будет жить в хорошем доме (с видом на море).

Отец у неё торговал с лотка, мать шила, а в её родном городке, затерянном в бразильском захолустье, всего только и было что кинотеатр, ресторанчик да банк – всё в единственном числе, – а потому Мария неустанно ждала: вот придёт день и нагрянет без предупреждения прекрасный принц, влюбится в неё без памяти и увезёт покорять мир.

Ну а пока прекрасного принца не было, оставалось только мечтать.

В первый раз влюбилась она, когда было ей одиннадцать лет, – по дороге из дома в школу.

В первый же день занятий поняла Мария, что появился у неё попутчик: вместе с нею в школу по тому же расписанию ходил соседский мальчик.

Они и словом-то друг с другом не перемолвились ни разу, однако она стала замечать, что больше всего нравятся ей те минуты, когда по длинной дороге – пыль столбом, солнце палит немилосердно, жажда мучит – поспевает она, из сил выбиваясь, за мальчиком, который идёт скорым шагом.

И так продолжалось несколько месяцев. И Мария, которая терпеть не могла учиться и, кроме телевизора, иных развлечений не признавала – да их и не было, – мысленно подгоняла время, чтоб поскорее минул день, настало утро и можно было отправиться в школу, а субботы с воскресеньями – не в пример своим одноклассницам – совсем разлюбила.

А поскольку, как известно, для детей время тянется медленней, чем для взрослых, она очень страдала и злилась, что эти бесконечные дни дают ей всего - навсего десять минут любви и тысячи часов – чтобы думать о своём возлюбленном и представлять, как замечательно было бы, если б они поговорили.

И вот это произошло.

В одно прекрасное утро мальчик подошёл к ней, спросил, нет ли у неё лишней ручки.

Мария не ответила, сделала вид, что обиделась на такую дерзкую выходку, прибавила шагу.

А ведь когда она увидела, что он направляется к ней, у неё внутри всё сжалось: вдруг догадается, как сильно она его любит, с каким нетерпением ждёт, как мечтает взять его за руку и, миновав двери школы, шагать всё дальше и дальше по дороге, пока не кончится она, пока не приведёт туда, где – люди говорят – стоит большой город, а там всё будет в точности как по телевизору показывают: артисты, автомобили, кино на каждом углу, и каких только удовольствий и развлечений там нет.

Целый день не могла она сосредоточиться на уроке, мучаясь, что так глупо себя повела, и вместе с тем ликуя оттого, что мальчик наконец её заметил, а что ручку попросил – так это всего лишь предлог, повод завязать разговор: ведь когда он подошёл, она заметила, что из кармана у него торчит своя собственная.

И в эту ночь – да и во все последующие – Мария всё придумывала, как будет ему отвечать в следующий раз, чтоб уж не ошибиться и начать историю, у которой не будет окончания.

Но следующего раза не было.

Они хоть и продолжали, как прежде, ходить в школу одной дорогой – Мария иногда шла впереди, сжимая в правом кулаке ручку, а иногда отставала, чтобы можно было с нежностью разглядывать его сзади, – но он больше не сказал ей ни слова, так что до самого конца учебного года пришлось ей любить и страдать молча.

А потом потянулись нескончаемые каникулы, и вот как-то раз она проснулась в крови, подумала, что умирает, и решила оставить этому самому мальчику прощальное письмо, признаться, что никого в жизни так не любила, а потом убежать в лес, чтоб её там растерзал волк - оборотень или безголовый мул – кто - нибудь из тех чудовищ, которые держали в страхе окрестных крестьян.

Только если такая смерть её настигнет, думала она, не будут родители убиваться, потому что бедняки так уж устроены – беды на них как из худого мешка валятся, а надежда всё равно остаётся.

Вот и родители её пускай думают, что девочку их взяли к себе какие - нибудь бездетные богачи и что, бог даст, когда - нибудь она вернётся в отчий дом во всём блеске и с кучей денег, но тот, кого она полюбила (впервые, но навсегда), будет о ней вспоминать всю жизнь и каждое утро корить себя за то, что не обратился к ней снова.

Но она не успела написать письмо – в комнату вошла мать, увидела пятна крови на простыне, улыбнулась и сказала:

– Ты стала взрослой, доченька.

Мария пыталась понять, как связано её взросление с кровью, струившейся по ногам, но мать толком объяснять не стала – сказала только, что ничего страшного в этом нет, просто придётся теперь каждый месяц на четыре - пять дней подтыкаться чем-то вроде кукольной подушечки.

Она спросила, пользуются ли такой штукой мужчины, чтобы кровь им не пачкала брюки, но узнала, что такое случается только с женщинами.

Мария попеняла Богу за такую несправедливость, но в конце концов привыкла, приноровилась.

А вот к тому, что мальчика больше не встречает, – нет, и потому беспрестанно ругала себя, что так глупо поступила, убежав от того, что было ей всего на свете желанней.

Ещё перед началом занятий она отправилась в единственную в их городке церковь и перед образом святого Антония поклялась, что сама первая заговорит с мальчиком.

А на следующий день принарядилась как могла – надела платье, сшитое матерью специально по случаю начала занятий, – и вышла из дому, радуясь, что кончились, слава богу, каникулы.

Но мальчика не было. Целую неделю прострадала она, прежде чем кто-то из одноклассников не сказал ей, что предмет её воздыханий уехал из городка.

– В дальние края, – добавил другой.

                                                                                                      из романа бразильского писателя Пауло Коэльо - «Одиннадцать минут»
_________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

* белое платье, фата с флердоранжем - Флёрдора́нж, белоснежные цветки померанцевого дерева (семейства Цитрусовые). Померанцевый цветок — традиционная часть свадебного убора невесты. Предположительно, первыми в этом качестве флёрдоранж начали использовать сарацины. Символ девичьей невинности.

О любви так много сказанно

0

11

В раю сокровенных признаний

Поцелуй меня, как хочешь,
Поцелуй, как чувствует душа,
Поцелуй, как будто бы щекочешь,
Поцелуй как будто малыша.

Поцелуй, чтоб ноги подкосились,
Поцелуй, как будто топишь лёд,
Поцелуй, чтоб поцелуи снились,
Поцелуй, как будто лижешь мёд.

Поцелуй, чтоб сердце участилось,
Поцелуй, объятьями пленя,
Поцелуй, чтобы в рабыню превратилась…
Поцелуй скорей же ты меня!

                                                                              Поцелуй меня
                                                                       Поэт: Ирина Головлева

О любви так много сказанно

На следующий день она решила поговорить с подругами.

Все ведь видели, как она гуляла со своим ухажёром, – согласимся, что одной лишь любви, пусть даже самой большой, мало: надо ещё сделать так, чтобы и все вокруг знали, что ты – любима и желанна.

Подругам до смерти хотелось расспросить, как и что, и Мария, взбудораженная новыми впечатлениями, рассказала обо всём без утайки, добавив, что приятней всего было, когда его язык дотрагивался до её зубов.

Услышав это, одна из подруг расхохоталась:

– Так ты рот не открывала, что ли?

И мигом стало Марии всё понятно – и вопрос паренька, и его внезапная досада.

– А зачем?
– А иначе язык не просунешь.
– А в чём разница?
– Не могу тебе объяснить. Просто когда целуются, то делают так.

Задавленные смешки, притворное сочувствие, тайное злорадство девчонок, которые ещё ни в кого не влюблялись.

Мария притворилась, что не придаёт этому никакого значения, и смеялась со всеми.

Смеяться-то смеялась, а в душе горько плакала.

И про себя проклинала кино, благодаря которому и научилась закрывать глаза, обхватывать пальцами затылок того, с кем целуешься, поворачивать голову то немного влево, то чуть - чуть вправо, – а самого-то главного, самого важного там не показывали.

Она придумала превосходное объяснение («Я тогда ещё не хотела целоваться с тобой по-настоящему, потому что не была уверена, что ты и есть мужчина моей жизни, а теперь поняла…») и стала ждать подходящего случая.

... через три дня, на вечеринке в городском клубе, она увидела, что её возлюбленный стоит, держа за руку её подругу – ту самую, которая и задала ей этот роковой вопрос.

И снова Мария сделала вид, что ей это всё безразлично, и героически дотянула до самого конца вечеринки, обсуждая с подружками киноактёров и других знаменитостей и притворяясь, будто не замечает, как сочувственно они на неё время от времени поглядывают.

И лишь вернувшись домой и чувствуя: мир рухнул! – дала волю слезам и проплакала всю ночь.

Целых восемь месяцев после этого она страдала, придя к выводу, что не создана для любви, а любовь – для неё.

Даже всерьёз стала подумывать, не постричься ли ей в монахини, чтобы остаток дней посвятить любви, которая не причиняет таких мук, не оставляет таких рубцов на сердце, – любви к Иисусу.

Учителя рассказывали про миссионеров, отправляющихся в Африку, и она увидела в этом выход для себя – не всё ли равно, раз в её жизни нет больше места для чувства?!

Мария строила планы уйти в монастырь, а пока научилась оказывать первую помощь (в Африке, говорят, люди так и мрут), стала особенно прилежна на уроках Закона Божьего и представляла, как она, точно вторая Мать Тереза, будет спасать людям жизнь и исследовать дикие леса, где рыщут львы и тигры.

Так уж получилось, что в год своего пятнадцатилетия Мария, помимо того что узнала – целоваться надо с открытым ртом, а любовь доставляет одни страдания, сделала ещё одно открытие.

Мастурбация. Как всякое открытие, произошло это почти случайно.

Однажды, поджидая мать, она трогала и гладила себя между ног. Она делала это, когда была ещё совсем маленькой, и ощущения были очень приятные.

Но однажды отец застал её за этим занятием – и сильно выпорол, не объясняя за что.

Полученную взбучку она запомнила навсегда, усвоив накрепко, что ласкать себя можно, только когда никто не видит, а на людях – нельзя, но поскольку посреди улицы это делать не будешь, а своей комнаты у Марии не было, то об этом запретном удовольствии она вскоре забыла.

Забыла – до того самого дня, когда со времени неудачного поцелуя минуло почти полгода.

Мать где-то задержалась, делать было нечего, отец куда-то ушёл с приятелем, по телевизору ничего интересного не показывали, и со скуки Мария принялась разглядывать себя и изучать своё тело – не вырос ли где - нибудь лишний волосок, который в этом случае следовало немедленно выщипнуть пинцетом.

К собственному удивлению, она заметила чуть повыше того места, которое в эротических журналах нежно именовалось «норка» или «щёлка», маленький бугорок; прикоснулась к нему – и уже не могла остановиться: удовольствие становилось всё сильнее, а всё её тело – особенно там, где порхали её пальцы, – напряглось, словно набухло.

Мало - помалу ей стало казаться, что она просто в раю, наслаждение делалось всё ярче и острее, Мария уже ничего не слышала, перед глазами колыхалось какое-то желтоватое марево, и вот она содрогнулась и застонала от первого в жизни оргазма.

Оргазм!!

Ей казалось, что она взлетела в самое поднебесье и теперь, медленно спускаясь, парит в воздухе на парашюте.

Всё тело её было покрыто испариной, и вместе с необыкновенным приливом сил она испытывала странное блаженное ощущение – будто что-то осуществилось, состоялось, сбылось.

Вот он – секс! Какое чудо! Никаких скабрезных журнальчиков, где столько толкуют о неземном наслаждении.

Не нужны никакие мужчины, которые любят только тело, а в душу женщины – плюют.

Можно быть и наслаждаться одной!

Мария предприняла вторую попытку, на этот раз воображая, что её ласкает знаменитый актёр, – и снова вознеслась в рай, и снова медленно спустилась на землю, зарядясь ещё большей энергией.

Когда она приступила к третьему сеансу, вернулась мать.

Своё открытие она обсудила с подругами, умолчав, правда, о том, что сделала его несколько часов назад.

Все девочки – за исключением двух – поняли её с полуслова, но никто не решался открыто говорить об этом.

Мария, почувствовав себя в этот миг ниспровергательницей основ, лидером, предложила новую игру «в сокровенные признания»: пусть каждая расскажет о своём любимом способе мастурбации.

Она узнала несколько различных методов – одна девочка посоветовала заниматься этим в самую жару под одеялом (ибо, по её словам, пот весьма способствует), другая использовала гусиное пёрышко, чтобы пощекотать это самое место (как оно называется, ей было неизвестно), третья предложила, чтобы это делал мальчик (Мария сочла это совершенно излишним), четвёртая применяла восходящий душ в биде (у Марии дома ни о каком биде и не слышали даже, но она бывала в гостях у богатых подруг, так что место для проведения эксперимента имелось).

Так или иначе, узнав, что такое мастурбация, и испробовав кое - какие новые методы из числа тех, которыми поделились с нею подруги, она навсегда отказалась от мысли уйти в монастырь.

Ведь это доставляло ей наслаждение, а церковь считала секс и плотское наслаждение одним из тягчайших грехов.

Всё от тех же подруг наслушалась она и всяких ужасов – от онанизма по лицу прыщики идут, можно с ума сойти, а можно и забеременеть.

Подвергая себя этому риску, Мария продолжала дарить себе наслаждение не реже чем раз в неделю, обычно по четвергам, когда отец уходил перекинуться с приятелями в карты.

И одновременно она чувствовала себя всё менее уверенно в отношениях с мужчинами – и всё больше хотелось ей уехать из родного городка.

Влюбилась она в третий, потом и в четвёртый раз, научилась целоваться, а оставаясь наедине со своими мальчиками, многое им – да и себе – уже стала позволять, но каждый раз в результате какой-то её ошибки роман обрывался в тот самый миг, когда Мария окончательно убеждалась, что вот он – тот самый единственный человек, с которым она останется до конца дней.

                                                                                                      из романа бразильского писателя Пауло Коэльо - «Одиннадцать минут»

Наш Городок

0

12

Любовь и смерть после Высшего Суда

Чтоб мне стала свободой,
Наградой…
Лицемерье любимых,
Границы стиревшее.
Искания истин,
К блужданью обрекшее.

Похороните меня за забором,
Чтобы жизнь моя долгая,
Стала укором…
Тем кто на свет появился,
Чтобы тщетно искать.
Кому всё не дожив,
Молодым умирать.

Похороните меня за церковными стенами,
Чтоб я канул последним рабом,
Мельпомены бы…
Чтоб никто и не вспомнил,
Эгоистичных тех лир,
Что убивши себя,
Уничтожат весь мир.

Похороните меня за оградой.
Пусть мне станет свобода,
Наградой…
Чтоб не божьего света,
Ни чёртовой рожи,
Отдохнуть,
На последнем бы ложе.

                                               Похороните меня за оградой
                                                 Автор: Дмитрий Титов

Короткие зарисовки

Часть I. Глава 2. Фрагмент.

В августе, хмурым вечером, возвратясь с дачи, Клим застал у себя Макарова; он сидел среди комнаты на стуле, согнувшись, опираясь локтями о колени, запустив пальцы в растрёпанные волосы; у ног его лежала измятая, выгоревшая на солнце фуражка.

Клим отворил дверь тихо, Макаров не пошевелился.

«Пьян», — подумал Клим и укоризненно сказал: — Хорош!

Макаров, не вынимая пальцев из волос, тяжело поднял голову; лицо его было истаявшее, скулы как будто распухли, белки красные, но взгляд блестел трезво.

— С похмелья? — спросил Клим.

Макаров поднял фуражку, положил её на колено и прижал локтем и снова опустил голову, додумывая что-то.

Клим спросил, давно ли он возвратился из Москвы, поступил ли в университет, — Макаров пощупал карман брюк своих и ответил негромко:

— Третьего дня. Поступил.
— На медицинский?
— Отстань.

Посидев ещё минуту, он встал и пошёл к двери не своей походкой, лениво шаркая ногами.

— К ней? — спросил Самгин, указав глазами в потолок. Макаров тоже посмотрел вверх и, схватясь за косяк двери, ответил:
— Нет. Прощай.

Видя, как медленно и неверно он шагает, Клим подумал со смешанным чувством страха, жалости и злорадства:

«Заразился?»

В комнату вбежала Феня, пугливо говоря:

— Барышня просит посмотреть за ним, не пускать его никуда.

Нелепо вытаращив глаза, она пропела:

— Что было-о!

Клим пошёл наверх, навстречу по лестнице бежала Лидия, говоря оглушающим шёпотом:

— Зачем ты отпустил его? Зачем?

При свете стенной лампы, скудно освещавшей голову девушки, Клим видел, что подбородок её дрожит, руки судорожно кутают грудь платком и, наклоняясь вперёд, она готова упасть.

— Догони, приведи! — уже кричала она, топая.

Испуганный и как во сне, Клим побежал, выскочил за ворота, прислушался; было уже темно и очень тихо, но звука шагов не слыхать.

Клим побежал в сторону той улицы, где жил Макаров, и скоро в сумраке, под липами у церковной ограды, увидал Макарова, — он стоял, держась одной рукой за деревянную балясину ограды, а другая рука его была поднята в уровень головы, и, хотя Клим не видел в ней револьвера, но, поняв, что Макаров сейчас выстрелит, крикнул:

— Не смей!

Он был уже в двух шагах от Макарова, когда тот произнёс пьяным голосом:

— Аллилуйя! И — всё к чёрту…

Клим успел толкнуть его и отшатнулся, испуганный сухим щелчком выстрела, а Макаров, опустив руку с револьвером, тихонько охнул.

Впоследствии, рисуя себе эту сцену, Клим вспоминал, как Макаров покачивался, точно решая, в какую сторону упасть, как, медленно открывая рот, он испуганно смотрел странно круглыми глазами и бормотал:

— Вот… вот и…

Клим обнял его за талию, удержал на ногах и повёл. Это было странно: Макаров мешал идти, толкался, но шагал быстро, он почти бежал, а шли до ворот дома мучительно долго. Он скрипел зубами, шептал, присвистывая:

— Оставь, оставь меня.

А на дворе, у крыльца, на котором стояли три женские фигуры, невнятно пробормотал:

— Я знаю — глупо…
Укоризненно покачивая гладкой головой, Таня Куликова слезливо заныла:

— Не стыдно ли…
— Молчи! — приказала Лидия. — Фёкла, — за доктором!

И, подхватив Макарова под руку, спросила вполголоса:

— Куда ты выстрелил…

                                                                                                                  из незавершённого романа Максима Горького - «Жизнь Клима Самгина»

Короткие зарисовки

0

13

В холоде солнца

Вокруг запястья был у ней
Шнурок из шёлка – нет черней;
Её изящная рука
Казалась пленницей шнурка.
Темна тюрьма, но там не прочь
Со светом повстречаться ночь;
Иль так установилась тень,
Чтоб видеть разом ночь и день.
Блажь эту ставьте мне в вину!
Но коль свобода есть в плену,
Тогда желал бы я тюрьмы
В таких, Любовь, оковах тьмы.

                                        О чёрном шнурке вокруг запястья графини Карлайл
                                                                Поэт: Роберт Геррик

Глава. XX (фрагмент)

— Нужно же что - нибудь делать, Любочка, — заговорил я, набираясь сил. — Так нельзя…
— Что нельзя?
— Да вот сидеть так…
— Идите спать… А я посижу здесь… Может быть, я вас компрометирую?
— А вы боитесь скомпрометировать себя, если пойдёте и уснёте в нашей избушке? Что может подумать о вашем поведении Пепко!.. Как это страшно…
— Вы его не любите…
— И даже очень не люблю…

Она закрыла лицо руками и зарыдала. Теперь уж я сделал движение в ожидании истерики.

— Я… я его так люблю… — шептала Любочка, не отнимая рук. — А вас ненавижу… Да, ненавижу, ненавижу, ненавижу!.. Вы его не любите и расстраиваете… Не от меня он убежал, а от вас.
— От меня?
— Да, вы, вы… Вы думаете, что я совсем дура и ничего не понимаю? Ха - ха!.. Вы нарочно увезли его и на дачу, чтобы спрятать от меня. Я всё знаю… и ненавижу вас… всех…

Разговор принял совсем неожиданный оборот, и я немного растерялся в качестве опытного заговорщика и предателя.

— Вот что, Любочка… Идёмте гулять?
— Не хочу… Я останусь здесь и дождусь его. Ведь когда - нибудь он вернётся из города… Вот назло вам всем и буду сидеть.

Это, очевидно, был бред сумасшедшего.

Я молча взял Любочку за руку и молча повёл гулять.

Она сначала отчаянно сопротивлялась, бранила меня, а потом вдруг стихла и покорилась.

В сущности она от усталости едва держалась на ногах, и я боялся, что она повалится, как сноп.

Положение не из красивых, и в душе я проклинал Пепку в тысячу первый раз.

Да, прекрасная логика: он во всём обвинял Федосью, она во всём обвиняла меня, — мне оставалось только пожать руку Федосье, как товарищу по человеческой несправедливости.

— Куда вы меня тащите? — взмолилась Любочка, изнемогая.
— Не знаю… Войдите и в моё положение: что я буду делать с вами? Оставить вас я не могу, как это делают некоторые… Утешать — бесполезно.

Мы прошли два раза всё Третье Парголово и остановились, наконец, на пустой горке, мимо которой спускалась тропинка на вокзал.

Нашлась спасительная скамейка, на которую мы могли присесть.

Солнце уже поднималось, — солнце холодное, без лучей.

Перед нашими глазами разлеглось чухонское болото, перерезанное Финляндской железной дорогой; налево в пыльной мгле едва брезжился Петербург.

Моя дама сидела безмолвно, как тень.

Глаза у неё слипались, но она продолжала бороться со сном.

Был момент, когда ей хотелось расплакаться, — я это видел по дрожавшим губам, — но дневной свет, видимо, действовал на неё отрезвляющим образом.

— Бедный, где-то он провёл ночь… — думала она вслух.
— Да, бедный… Чёрт бы его побрал!..

Она посмотрела на меня и улыбнулась.

— Воображаю, как вы меня проклинаете в душе, — проговорила она, продолжая улыбаться. — Целую ночь нянчитесь… Я вас, кажется, бранила?
— Да… Вернее сказать, вы сами не знали, что говорили.
— Миленький, простите… Я так страдала, так измучилась… Идите, голубчик, спать, а я посижу здесь. С первым поездом уеду в Петербург… Кланяйтесь Агафону Павлычу и скажите, что он напрасно считает меня такой… такой нехорошей. Ведь только от дурных женщин бегают и скрываются…

На мой немой вопрос она сама ответила:

— Вы боитесь, что я опять приеду? Конечно, приеду, но на этот раз буду умнее и не буду лезть к нему на глаза… Хотя издали посмотреть… только посмотреть… Ведь я ничего не требую… Идите.
— Нет… Я всё равно сегодня не буду спать.
— Почему?
— Я влюблён…
— Вы? Когда это случилось?
— Вчера, в восемь часов вечера…
— В Надю?
— Нет.
— Ах, да, эта высокая, с которой вы гуляли в саду. Она очень хорошенькая… Если бы я была такая, Агафон Павлыч не уехал бы в Петербург. Вы на ней женитесь? Да? Вы о ней думали всё время? Как приятно думать о любимом человеке… Точно сам лучше делаешься… Как-то немножко и стыдно, и хорошо, и хочется плакать. Вчера я долго бродила мимо дач… Везде огоньки, все счастливы, у всех свой угол… Как им всем хорошо, а я должна была бродить одна, как собака, которую выгнали из кухни. И я всё время думала…

— О чём?

— Ведь и мы могли бы так же жить на даче с Агафоном Павлычем… Я так бы ждала его каждый день, когда он вернётся из города. Он приезжает со службы усталый, сердитый, а у меня всё чисто, прибрано, обед вкусный… У нас была бы маленькая девочка, которую он обожает. Тихо, хорошо… Потом мы состарились бы, девочка уже замужем, и вдруг… Нет, это страшно! Мне представилось, что Агафон Павлыч умер раньше меня, и я хожу в трауре… Знаете, такая длинная - длинная вуаль из крепа… Переезжаю жить к дочери и всё плачу, плачу… Каждый день хожу к нему на могилу, приношу цветов и опять плачу. Ведь никто не знает, какой он был хороший, добрый, как любил меня… Вы не смейтесь надо мной, Василий Иваныч. Если вы действительно любите ту девушку, так всё поймёте…

— Я не смеюсь.
— И вдруг ничего нет… и мне жаль себя, ту девочку, которой никогда не будет… За что? Мне самой хочется умереть… Может быть, тогда Агафон Павлыч пожалеет меня, хорошо пожалеет… А я уж ничего не буду понимать, не буду мучиться… Вы думали когда - нибудь о смерти?
— Нет, как-то не случалось.
— Значит, вы ещё не любите. Если человек любит, он всё понимает, решительно всё, и обо всём думает… Я целые дни сижу и думаю и не боюсь смерти, потому что люблю Агафона Павлыча. Он хороший…

Мне опять сделалось жаль Любочку, в которой мучительно умирал целый мир и всё будущее.

Она была права: любовь делала её почти умной, и она многое понимала так, как в нормальном состоянии никогда не понимала.

Её наивная философия навеяла на меня невольную грусть.

В самом деле, от каких случайностей зависит иногда вся жизнь: не будь у нас соседа по комнатам «черкеса», мы никогда не познакомились бы с Любочкой, и сейчас эта Любочка не тосковала бы о «хорошем» Пепке.

По аналогии я повторил про себя свою вчерашнюю встречу с Александрой Васильевной — тоже случайность и тоже…

Дальше я старался ничего не думать, потому что моё солнце уже поднялось и решительный день наступил.

А она, наверное, спит молодым, крепким сном и давно забыла о моём существовании…

                                                                                                   из романа  Дмитрия Мамина - Сибиряка - «Черты из жизни Пепко»

О любви так много сказанно

0

14

Экзистенциальная отсылка на ... / ну, это, если разрешат (считать экзистенциальной отсылкой на ..)

Вепрь был добрым, бесконечно добрым… Он создал мир, чтобы любить его… Но мир был несовершенным… потому что иначе мир просто не смог бы существовать. Совершенство нельзя было совместить с бытием… (©)

В квартире нету никого
Лишь пустота по ней гуляет
Как - будто беленьким платком
Корабль длинный прогоняет
И так, идёт денёк, другой
А может месяц вдруг минует
И лишь за грязненьким окном
Страстями жизнь ярко бушует.

****
Не появляется никто
В моём ничтожно мелком мире
Слышу шаги лишь за окном
Но, не в моей пустой квартире.

****
Заглянул бы ко мне сосед
И побалтали бы немножко
Но, я лишь слышал от него
Ругательства и брань в окошко.

***
Квартира долго пуставала
Уехал вдаль я от неё
И целый год ведь не видала
Моё прекрасное лицо.

****
Когда от близких я вернулся
В квартиру вновь свою зашёл
И то, что очи увидали
Я в страшном сне бы не нашёл.

****
В квартире всё перевернули
Разбили вазочку мою
И на постели я своею
Увидел жирную свинью.

****
Тот боров толстый разволился
По всей кровати ведь моей
Запачкал мне подушку гроздью,
Своих зелёненьких соплей.
Я закречал ему прям в ухо
Ты, что тут делаешь козёл
А он ответил мне, братуха
Хату твою я приобрёл.

                                                          Чужая Квартира (отрывок)
                                                              Автор: Viktor Novikov

О любви так много сказанно

0

15

Бѣс Хованщинский

— Помнишь Раскольникова, нашего соседа?
— Конечно, а что с ним?
— Он убил двух женщин. Так говорят братья Карамазовы.
— Боже мой! Я помню, он был таким спокойным подростком! В него что, вселились бесы?

                                                                                                            --  х / ф «Любовь и смерть» («Love and Death») 1975.  Цитата

Видеоклип на песню KREC "Нежность" по мотивам фильма Казино Рояль. Ева Грин и Дэниел Крейг.

Ты убивал меня порою.
Словами, мыслями играл.
И сердце жглось моё в ладони.
И душу тьма к себе берёт.
Ты причинял так много боли.
И смехом злобным, сердце в кровь.
И в памяти от всех издёвок
Лишь кровь, кипит всегда порой.
Ты убивал всегда, так сладко.
Смотрел на все страданья в раз.
Любовь, как истина валялась.
Её ты ненавидил как.
От тьмы, что светом мне казалась.
Запутались мои мечты.
Я думала, что ты другой,
Что ты меня обнимешь робко.
Но ты не ангел во плоти.
И мой удел, любить подонка.
Я умираю каждый час
От каждой весточки о чуде.
От каждой милости, не раз
Я глупая и не закроюсь.
Я не закрою чувства вновь.
И пусть мне больно я взлетаю.
И пусть ты не любил меня.
Моя любовь меня спасает.
Ты убивал меня всегда.
Словами, сердце забирая.
Его ногами ты топтал.
И светом тёмным душу скроешь.
Любила я всегда тебя
Твои глаза, твою улыбку.
Но поняла теперь и я,
Что дьявол, света не потерпит.
Как тяжело уйти сейчас
Как тяжело закрыть все двери.
И слёзы, каждая волна.
Мою дорогу не заменит.
Ты убивал меня порою,
Играя как с игрушкой в прятки.
Но стала я совсем иной.
Теперь не буду я игрою.
Не буду, больше я трястись.
Прощенье не заслужишь, знаешь!
Я стану лучше.
Ну, а ты .
Меня забудешь, знаю робко.
Я умираю от любви, от тёмной злобы,
От страданья.
За всё, за всё меня прости,
Но я любовь не предавала.

                                                     Ты убивал меня
                                             Автор: Алёна Фёдорова

О любви так много сказанно

0

16

В юность после удивительных приключений

В детстве мы жили - были,
Сказочно были - жили,
В детстве все звёзды ярче светили,
Были дома большими.
Шли мы легко за днями,
Щедрой была дорога.
Ах, как сияло солнце над нами,
Как его было много!
Как наше сердце билось!
Как нам светло мечталось!
Что-то исчезло, что-то забылось,
Многое в нас осталось.
Солнце по небу катит,
Вновь ему в небе тесно.
Пусть в человеке светят, не гаснут
Добрые сказки детства!

                                               Поэт: Роберт Рождественский

Клип на дораму "Отличник средней школы"

2

На следующий день Нильс проснулся ещё до рассвета.

Он сел на кровати и огляделся. Где он?

Вместо высокого неба — над ним низкий потолок. Вместо кустов — гладкие стены.

Да ведь он дома! У себя дома!

Нильс чуть не закричал от радости.

И вдруг он вспомнил: «А как же Акка Кебнекайсе! Неужели она улетит со своей стаей, и я никогда её больше не увижу?»

Нильс вскочил и выбежал во двор.

«Верно, и Мартин хочет попрощаться со стаей Акки Кебнекайсе», — подумал он и приоткрыл дверь птичника.

Мартин спал рядом с Мартой, окружённый гусятами.

— Мартин! Мартин! — позвал Нильс. — Проснись! Мартин открыл глаза, вытянул шею и зашипел.
— Мартин! Да что ты? Ведь это я, Нильс! Мартин недоверчиво покосился на него, но шипеть перестал — Мартин! Пойдём попрощаемся с Аккой! — сказал Нильс.
— Га - га - га! — ответил Мартин.

Но что он хотел сказать, Нильс не понял.

— Ну, не хочешь — не надо!

Нильс махнул рукой и один пошёл к пруду.

Он ещё не привык к тому, что у него такие большие руки и ноги. Поэтому он старательно обошёл первый же камень, который попался ему на дороге — Да что это я! — спохватился Нильс и даже рассмеялся.

Он нарочно вернулся назад, перешагнул через камень, да ещё поддал его носком башмака.

На краю деревни Нильс увидел, как из дому с вёдрами в руках вышла какая-то женщина. Нильс прижался к забору. И опять рассмеялся. Ну чего ему прятаться? Ведь он теперь мальчик как мальчик.

И он смело пошёл дальше.

Утро выдалось тихое, ясное. То и дело в небе раздавались весёлые птичьи голоса. И каждый раз Нильс задирал голову — не его ли это стая летит?

Наконец он подошёл к пруду.

В кустах испуганно зашевелились дикие гуси.

— Не бойтесь, это я, Нильс! — крикнул мальчик. Услышав чужой голос, гуси совсем переполошились и с шумом поднялись в воздух.
— Акка! Акка! Подожди! Не улетай! — кричал Нильс.

Гуси взметнулись ещё выше, а потом построились ровным треугольником и закружились над головой Нильса.

«Значит, узнали меня! — обрадовался Нильс и замахал им рукой. — Прощаются со мной!»

А одна гусыня отделилась от стаи и полетела прямо к Нильсу. Это была Акка Кебнекайсе. Она села на землю у самых его ног и стала что-то ласково говорить:

— Га - га - га! Га - га - га! Га - га - га!

Нильс нагнулся к ней и тихонько погладил её по жёстким крыльям. Вот какая она теперь маленькая рядом с ним!

— Прощай, Акка! Спасибо тебе! — сказал Нильс.

И в ответ ему старая Акка раскрыла крылья, как будто хотела на прощание обнять Нильса.

Дикие гуси закричали над ним, и Нильсу показалось, что они зовут Акку, торопят её в путь.

Акка ещё раз ласково похлопала Нильса крылом по плечу…

И вот она опять в небе, опять впереди стаи.

— На юг! На юг! — звенят в воздухе птичьи голоса. Нильс долго смотрел вслед своим недавним друзьям. Потом вздохнул и медленно побрёл домой.

Так кончилось удивительное путешествие Нильса с дикими гусями.

Снова Нильс стал ходить в школу.

Теперь в дневнике у него поселились одни пятёрки, а двойкам туда было не пробраться.

Гусята тоже учились, чему им полагается: как клевать зерно из деревянного корыта, как чистить перья, как здороваться с хозяйкой. Скоро они переросли Мартина с Мартой.

Только Юкси остался на всю жизнь маленьким, словно он только что вылупился из яйца.

                                                                              из сказки Сельмы Лагерлёф «Чудесное путешествие Нильса с дикими гусями»

Ученическое

0

17

С любовью к штабс - капитанам

- Штабс - капитан.
Мы Вас уже заждались!
Мы все в рассказы
Ваши повлюблялись.

- Штабс - капитан,
Вот трубка и табак!
Давно пора
Вам начинать рассказ…

- А коньячок?!...
А свечи, канделябры!?
А ваши лица
Заросли, что швабры!...

Мы, Господа,
Не холуи какие.
Сейчас же стричься,
Бриться, вымыть выи (*).

Вас, подпоручик,
Попрошу к барьеру.
Нет… Не со зла…
Для поддержания примеру,

Чтоб не повадно было
В следующий раз
Вам опускаться,
Как английский свинопас.

                                                  Штаб с капитан, Мы вас уже заждались! (отрывок)
                                                              Автор: Леонид Грайвороновский
_________________________________________________________________________________________

(*) Бриться, вымыть выи - Выя — устаревшее слово, обозначающее шею.
_________________________________________________________________________________________

Часть вторая. Книга четвёртая. "Надрывы". Глава VI. "Надрыв в избе" (фрагмент)

За столом, кончая яичницу, сидел господин лет сорока пяти, невысокого роста, сухощавый, слабого сложения, рыжеватый, с рыженькою редкою бородкой, весьма похожею на растрёпанную мочалку (это сравнение и особенно слово «мочалка» так и сверкнули почему-то с первого же взгляда в уме Алёши, он это потом припомнил).

Очевидно, этот самый господин и крикнул из-за двери: «кто таков», так как другого мужчины в комнате не было. Но когда Алёша вошёл, он словно сорвался со скамьи, на которой сидел за столом, и, наскоро обтираясь дырявою салфеткой, подлетел к Алёше.

— Монах на монастырь просит, знал к кому прийти! — громко между тем проговорила стоявшая в левом углу девица. Но господин, подбежавший к Алёше, мигом повернулся к ней на каблуках и взволнованным срывающимся каким-то голосом ей ответил:
— Нет-с, Варвара Николавна, это не то-с, не угадали-с! Позвольте спросить в свою очередь, — вдруг опять повернулся он к Алёше, — что побудило вас-с посетить... эти недра-с?

Алёша внимательно смотрел на него, он в первый раз этого человека видел.

Было в нём что-то угловатое, спешащее и раздражительное. Хотя он очевидно сейчас выпил, но пьян не был. Лицо его изображало какую-то крайнюю наглость и в то же время — странно это было — видимую трусость.

Он похож был на человека, долгое время подчинявшегося и натерпевшегося, но который бы вдруг вскочил и захотел заявить себя.

Или, ещё лучше, на человека, которому ужасно бы хотелось вас ударить, но который ужасно боится, что вы его ударите.

В речах его и в интонации довольно пронзительного голоса слышался какой-то юродливый юмор, то злой, то робеющий, не выдерживающий тона и срывающийся.

Вопрос о «недрах» задал он как бы весь дрожа, выпучив глаза и подскочив к Алёше до того в упор, что тот машинально сделал шаг назад.

Одет был этот господин в тёмное, весьма плохое, какое-то нанковое (*) пальто, заштопанное и в пятнах.

Панталоны на нём были чрезвычайно какие-то светлые, такие, что никто давно и не носит, клетчатые и из очень тоненькой какой-то материи, смятые снизу и сбившиеся оттого наверх, точно он из них, как маленький мальчик, вырос.

— Я... Алексей Карамазов... — проговорил было в ответ Алёша.
— Отменно умею понимать-с, — тотчас же отрезал господин, давая знать, что ему и без того известно, кто он такой. — Штабс я капитан-с Снегирёв-с, в свою очередь; но всё же желательно узнать, что именно побудило...
— Да я так только зашёл. Мне, в сущности, от себя хотелось бы вам сказать одно слово... Если только позволите...

— В таком случае вот и стул-с, извольте взять место-с. Это в древних комедиях говорили: «Извольте взять место»... — и штабс - капитан быстрым жестом схватил порожний стул (простой мужицкий, весь деревянный и ничем не обитый) и поставил его чуть не посредине комнаты; затем, схватив другой такой же стул для себя, сел напротив Алёши, по-прежнему к нему в упор и так, что колени их почти соприкасались вместе.

— Николай Ильич Снегирёв-с, русской пехоты бывший штабс - капитан-с, хоть и посрамлённый своими пороками, но всё же штабс - капитан. Скорее бы надо сказать: штабс - капитан Словоерсов, а не Снегирёв, ибо лишь со второй половины жизни стал говорить словоерсами (**). Словоерс приобретается в унижении.
— Это так точно, — усмехнулся Алёша, — только невольно приобретается или нарочно?
— Видит бог, невольно. Всё не говорил, целую жизнь не говорил словоерсами, вдруг упал и встал с словоерсами. Это делается высшею силой. Вижу, что интересуетесь современными вопросами. Чем, однако, мог возбудить столь любопытства, ибо живу в обстановке, невозможной для гостеприимства.
— Я пришёл... по тому самому делу...

— По тому самому делу? — нетерпеливо прервал штабс - капитан.
— По поводу той встречи вашей с братом моим Дмитрием Фёдоровичем, — неловко отрезал Алёша.
— Какой же это встречи-с? Это уж не той ли самой-с? Значит, насчёт мочалки, банной мочалки? — надвинулся он вдруг так, что в этот раз положительно стукнулся коленками в Алёшу. Губы его как-то особенно сжались в ниточку.
— Какая это мочалка? — пробормотал Алёша.
— Это он на меня тебе, папа, жаловаться пришёл! — крикнул знакомый уже Алёше голосок давешнего мальчика из-за занавески в углу. — Это я ему давеча палец укусил!

Занавеска отдёрнулась, и Алёша увидел давешнего врага своего, в углу, под образами, на прилаженной на лавке и на стуле постельке.

Мальчик лежал накрытый своим пальтишком и ещё стареньким ватным одеяльцем.

Очевидно, был нездоров и, судя по горящим глазам, в лихорадочном жару. Он бесстрашно, не по-давешнему, глядел теперь на Алёшу: «Дома, дескать, теперь не достанешь».

— Какой такой палец укусил? — привскочил со стула штабс - капитан. — Это вам он палец укусил-с?
— Да, мне. Давеча он на улице с мальчиками камнями перебрасывался; они в него шестеро кидают, а он один. Я подошёл к нему, а он и в меня камень бросил, потом другой мне в голову. Я спросил что я ему сделал? Он вдруг бросился и больно укусил мне палец, не знаю за что.
— Сейчас высеку-с! Сею минутой высеку-с, — совсем уже вскочил со стула штабс - капитан.
— Да я ведь вовсе не жалуюсь, я только рассказал. Я вовсе не хочу, чтобы вы его высекли. Да он, кажется, теперь и болен...
— А вы думали, я высеку-с? Что я Илюшечку возьму да сейчас и высеку пред вами для вашего полного удовлетворения? Скоро вам это надо-с? — проговорил штабс - капитан, вдруг повернувшись к Алёше с таким жестом, как будто хотел на него броситься. — Жалею, сударь, о вашем пальчике, но не хотите ли я, прежде чем Илюшечку сечь, свои четыре пальца, сейчас же на ваших глазах, для вашего справедливого удовлетворения, вот этим самым ножом оттяпаю. Четырёх-то пальцев, я думаю, вам будет довольно-с для утоления жажды мщения-с, пятого не потребуете?.. — Он вдруг остановился и как бы задохся. Каждая чёрточка на его лице ходила и дёргалась, глядел же с чрезвычайным вызовом. Он был как бы в исступлении.

— Я, кажется, теперь всё понял, — тихо и грустно ответил Алёша, продолжая сидеть. — Значит, ваш мальчик — добрый мальчик, любит отца и бросился на меня как на брата вашего обидчика... Это я теперь понимаю, — повторил он раздумывая. — Но брат мой Дмитрий Фёдорович раскаивается в своём поступке, я знаю это, и если только ему возможно будет прийти к вам или, всего лучше, свидеться с вами опять в том самом месте, то он попросит у вас при всех прощения... если вы пожелаете.

— То есть вырвал бородёнку и попросил извинения... Всё, дескать, закончил и удовлетворил, так ли-с?
— О нет, напротив, он сделает всё, что вам будет угодно и как вам будет угодно!
— Так что если б я попросил его светлость стать на коленки предо мной в этом самом трактире-с — «Столичный город» ему наименование — или на площади-с, так он и стал бы?
— Да, он станет и на колени.
— Пронзили-с. Прослезили меня и пронзили-с. Слишком наклонен чувствовать. Позвольте же отрекомендоваться вполне: моя семья, мои две дочери и мой сын — мой помёт-с. Умру я, кто-то их возлюбнт-с? А пока живу я, кто-то меня, скверненького, кроме них, возлюбит? Великое это дело устроил господь для каждого человека в моём роде-с. Ибо надобно, чтоб и человека в моём роде мог хоть кто-  нибудь возлюбить-с...

— Ах, это совершенная правда! — воскликнул Алёша.

                                                                                                                              из романа Ф. М. Достоевского - «Братья Карамазовы»
____________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

(*) Одет был этот господин в тёмное, весьма плохое, какое-то нанковое пальто, заштопанное и в пятнах - На́нка (от названия китайского города Нанкин) — прочная хлопчатобумажная ткань, как правило, буровато - жёлтого цвета. Используется для изготовления наждачного полотна и при пошиве меховых изделий, головных уборов. Сделанный из нанки — на́нковый. Франц Лесгафт в сборнике «Товароведение сырых продуктов и мануфактурных изделий» писал, что нанку изготавливают из хлопчатника сорта Gossypium religiosum, природный её цвет не ухудшается со временем и при стирке. Также он писал, что в Манчестере, в прирейнской Пруссии и в Саксонии для окраски нанки используют окись железа. Н. Соснина, И. Шангина в иллюстрированной энциклопедии «Русский традиционный костюм» пишут, что нанка изготавливалась «на трёх ремизках» саржевым переплетением В XIX веке нанка была одной из самых дешёвых тканей, выпускаемых русскими фабриками.

(**) штабс - капитан Словоерсов, а не Снегирёв, ибо лишь со второй половины жизни стал говорить словоерсами. Словоерс приобретается в унижении - «Словоерс» — название частицы -с (написание по старой орфографии — -съ), прибавляемой в русском языке к концу слов в определённых ситуациях. Исходно — сокращение от слова «сударь», «государь». Произносилось, когда было уместно «сударь»: вместо «извольте, сударь» — «извольте-с». В XIX веке словоерс считался выражением почтения к собеседнику, то есть как адрессивное окончание. В конце XIX века к адрессивному значению прибавилось гоноративное, а именно депрециативное (демонстративное самоунижение). В настоящее время словоерс употребляется крайне редко и только для маркировки авторской иронии.
____________________________________________________________________________________________________

( Штабс - капитан артеллерии Тушин кадр из фильма «Война и мир» 1967 )

О любви так много сказанно

0