О, звёздный Океан, размаху Твоему предела нет, сколь многолик Собою! И не измерить и простор, и глубину, Где создаёшь волну вслед за волною.
В многообразии явлений и вещей, Ты сотворил меня на краткий миг – Дыханье ощутил в груди моей И осознал во мне, как Ты велик!
О, звёздный Океан – материи движение, Какое счастье быть Твоей волной! И безграничны и любовь, и восхищение – К Тебе, Создатель и Наставник мой!
Автор: Роман Полуэктов
Старица, куда удалился Сковорода, представляла из себя пустынное место, богатое лесами, ручьями, долинами, благоприятствующими глубокому уединению.
Здесь он принялся изучать себя, и на эту тему писал сочинения. Между тем Иоасаф, не теряя из виду Сковороды, хотел снова привлечь его к себе, любезно принял и предложил ему должность учителя, какую желает. Сковорода охотно принял предложение епископа и стал читать в коллегиуме синтаксис и греческий язык.
Вместе с тем он занимался в Харькове с одним молодым человеком, Коваленским (*), с которым познакомившись недавно, полюбил его, как нового своего друга. Коваленский с жадностью вслушивался в рассказы и наставления нового своего учителя (раньше он учился в коллегиуме), поводом к которым служило чтение разных книг.
Ему прежде внушали делом и словом, что счастье человека состоит в довольстве, нарядах и праздном веселии; а Сковорода говорил (и словам его отвечала и жизнь его), что истинно счастливым может быть назван только тот, кто ограничивает свои желания, избегает всяких излишеств, обуздывает похоть и честно исполняет возложенные на него промыслом Божием обязанности.
Коваленскому твердили, что одно состояние человеческой жизни лучше другого и к одному состоянию Господь благоволил более, нежели к другому.
Сковорода учил: «Все состояния добры, и Бог, поделив общество людей на различные состояния, соединил их во взаимных потребностях, и никого не обидел. Если же Он не благоволит к кому, то только к сынам противления, которые, не прислушиваясь к голосу своей природы, вступают в состояния по своим страстям и обманчивым видам. И так как они не испытали в себе врождённой склонности, то и предал их верховный Раздаятель дарований в неискусен ум, да творит непотребная».
Коваленский, внимая таким речам Сковороды, почувствовал в себе страшную борьбу мыслей и не знал, как утешить её.
Сверстники внушали ему отвращение к Сковороде, советовали не только прервать общение с ним, но даже видеться с ним. Томимый борьбою понятий, молодой человек вскоре, именно в 1763 году, увидел такой сон:
на голубом небе показались ему очертания имен трёх отроков, вверженных в печь огненную, Анании, Азарии и Мисаила; от этих золотых слов сыпались на Сковороду, стоящего с поднятыми вверх правой рукой и левой ногой (как изображается иногда проповедующий Иоанн Креститель), искры, из которых некоторые отскакивая от него, падали и на стоящего тут Коваленского, производя в нём лёгкость, бодрость, спокойствие и довольство духа.
По утру, встав рано, молодой человек рассказал этот сон почтенному старику, троицкому священнику Бор., у которого он квартировал. Старик подумал и сказал: «Молодой человек! Слушайтесь этого мужа; он дан вам от Бога ангелом руководителем и наставником».
Странствующий украинский философ Григорий Саввич Сковорода (Эссе. Отрывок) Автор: протоиерей Николай Стеллецкий _________________________________________________________________________________________________________________________________________________________
(*) занимался в Харькове с одним молодым человеком, Коваленским - Коваленский М. И. друг и биограф украинского философа Г. С. Сковороды, помещик Харьковской губернии, отлично образованный, путешествовавший за границей. Его "Житие Г. С. Сковороды" — любопытный литературный и бытовой памятник конца прошлого века. Ещё в рукописи пользовались этим сочинением Снегирёв в "Отечественных Записках" 1823 г., архимандрит Гавриил в "Истории русской философии" 1840 г., Аскоченский в "Киевских Губернских Ведомостях", 1855 г., и Г. П. Данилевский, в жизнеописании Сковороды. "Житие" издано в "Киевской Старине" 1886 г. и вторично, в 1894 г., харьковским историко-филологическим обществом, при собрании сочинений Г. С. Сковороды. Стиль К. лёгкий, ясный. В "Житии" много искренности, задушевности и доброжелательства.
Свет фар отражается в луже, Не дав мне плебейски соврать... Средь пар под зонтом неуклюже Бежал мой еврейский собрат.
Спросив у меня сигарету, Но только не эту — вон ту. Пишу ли ещё я сонеты? И вижу ли сны наяву?
А если подумать, и правда: Сонеты пропали из жизни. Всё чаще пишу с баррикады И реже о милой отчизне.
Мне между раздумий: "По пиву?" — Я раньше был выпить не промах. Сейчас уже всё как-то мимо, Но я не жалею — спокоен.
Мой разум взял верх над привычкой За шкирку, как блудного пса. И это скажу вам — отлично, Не часто меня он спасал.
Свет фар (Отрывок) Автор: Денис Передрей
Молодой парень Дима , имевший филологическое , педагогическое образование искал работу.
В школу к наглым современным детям идти не хотелось…
Зашёл на огромный железнодорожный вокзал прямо в кабинет к Начальнику вокзала…Тогда ещё не было строгих охранников около каждой двери , и к Начальнику такого высокого уровня мог бы легко пройти каждый.
Холодная тёмная осень. 17 часов вечера пятницы. Конец тяжелой трудовой недели… Около высокой двери кабинета не было никого , даже секретарши… Видно , начальник пожалел работников и отпустил их домой пораньше… Но сам оставался одиноко сидеть за огромным рабочим столом со множеством телефонов , рядом с государственным флагом , под строгим портретом Президента…
Начальник вокзала был солидный представительный мужчина … В синем форменном мундире с синим галстуком, с яркими пуговицами и погонами…
- Здравствуйте, - сказал Дима и даже немного поклонился начальнику ,похожему на важного генерала, портрету и государственному флагу. - Здравствуйте,- отвечал начальник вокзала. -Я ищу у вас работу. - Электровозы водить умеете? –заинтересовался начальник. - Не умею. - А тепловозы? - Не умею. Я филолог … - Ха-ха-ха! - развеселился за столом начальник, не ожидавший , что на железную дорогу , где нужны машинисты тепловозов и электровозов, придет искать работу какой-то филолог…
Под вечер пятницы у одинокого начальника железной дороги было , наверное , хорошее настроение… Он предложил Диме сесть на стул , неподалёку от своего стола … И рассказал , что с удовольствием взял бы Диму … вокзальным грузчиком… В то время , когда из ГДР выводили войска ГСВГ…(*)
- Вот тогда бы ты , филолог , получал бы хорошую зарплату … Возил бы на железной тачке тяжелые чемоданы переселенцев… И был бы сыт , пьян и нос в табаке…
*** Конечно, для Димы , не имевшего никакого отношения к железной дороге работы на вокзале не нашлось… Но сам принцип в поисках работы смело заходить в самые важные и необычные кабинеты оказался правильный…
Очень скоро Дима нашёл неплохую работу.
Поиск работы Автор: Владимир Владимирович Акулов __________________________________________________________________________________________________________________________________________________________
(*) войска ГСВГ - Группа советских войск в Германии. Оперативно-стратегическое формирование войск Вооружённых Сил СССР, дислоцировавшееся в ГДР. Крупнейшее в мире оперативно-стратегическое объединение вооружённых сил за рубежом. Входило в состав Вооружённых Сил СССР, Объединённых Вооружённых Сил СНГ и Вооружённых Сил Российской Федерации. Управление - город Вюнсдорф.
Быть или не быть, вот в чём вопрос. Достойно ль Смиряться под ударами судьбы, Иль надо оказать сопротивленье И в смертной схватке с целым морем бед Покончить с ними? Умереть. Забыться. И знать, что этим обрываешь цепь Сердечных мук и тысячи лишений, Присущих телу. Это ли не цель Желанная? Скончаться. Сном забыться. Уснуть… и видеть сны? Вот и ответ.
Быть или не быть (Монолог Гамлета) Отрывок. Отрывок из пьесы «Гамлет» У. Шекспира В переводе поэта Бориса Пастернак
На дом нам задали басню Крылова «Кукушка и Петух», Александр Фёдорович сказал, что учить её мы будем не так, как другие стихи, а по-особенному.
— Разыграем басню в лицах. Один из вас выучит речь Кукушки, второй — Петуха, а третий будет изображать Воробья. Согласны? — Согласны! — обрадовались мы, потому что учить басню по кусочкам куда легче, чем целиком. — Вот и хорошо, — одобрил Александр Фёдорович. — Кто же будет Кукушкой?
В классе сразу стало тихо. Никому не хотелось брать какую-нибудь роль. Лишь одна Света Мамонтова подняла руку.
— Значит, так и решим: Света исполняет роль Кукушки. А кто будет Петухом? Хотелось, чтобы его играл мальчик.
С разных мест сыпались предложения:
— Петю Кулёмина в Петухи! — Петуха будет играть Петух! — Он кукарекать умеет…
Петя ёрзал на парте и недружелюбно посматривал на ребят.
Но учитель уже записывал в тетрадь его фамилию.
Речь Воробья поручили выучить мне лишь потому, что я Воробьёв. Я не стал ломаться и согласился. Во-первых, у Воробья в басне слов меньше, чем у других, а во-вторых, из всех птиц, о которых пишет Крылов, Воробей оказывается самым умным. Это он набрался храбрости сказать Кукушке и Петуху: «Друзья! Хоть вы охрипните, хваля друг дружку, — всё ваша музыка плоха!»
Всю перемену Петя ходил мрачный и надутый. Он даже не захотел заглянуть в газету, которую мы рассматривали всем классом. Там были напечатаны портреты инженеров, которые изобрели могучий корабль с подводными крыльями. Володя Курбатов сказал, что они очень умные люди.
«Вот тот, у которого до самой макушки волос нет, на верное, самый умный», — решил я.
Петя стоял в сторонке. Я думал, что он не слышал нашего разговора. Но на уроке истории Петя неожиданно сказал:
— Покажи, Воробей, газету.
Он долго и внимательно рассматривал лица изобретателей.
— Да, лбы у них не то что у меня. С большим лбом я бы стишок одним махом выучил…
Басню в лицах мы разыгрывали в понедельник.
Александр Фёдорович вызвал меня, Свету Мамонтову и Петю Кулёмина к доске. Мы встали плечом к плечу за спиной учителя. Начали разыгрывать басню в лицах. Света, словно артистка, сделала лукавые глаза и, обращаясь к Петуху, сказала писклявым голоском:
— Как, милый Петушок, поёшь ты громко, важно!
Ей отвечал Петя:
— А ты, Кукушечка, мой свет, как тянешь плавно и протяжно: во всём лесу у нас такой певицы нет!
Тут он широко раскрыл рот и на весь класс пропел:
— Ку-ку-ре-ку-у!
Все мальчишки пришли в дикий восторг — до того здорово получается у Пети петушиный крик!
Света выждала, когда утихнет шум, и продолжала:
— Тебя, мой куманёк, век слушать я готова. — А ты, красавица, божусь, лишь только замолчишь… замолчишь… замолчишь…
Петух на этом месте споткнулся и заговорил, как патефон, когда иголка крутится на одном месте. С передней парты ему стали подсказывать:
— …то жду я не дождусь, чтоб начала ты снова…
Но Петя ничего не слышал. Он дёргал меня за рукав, ожидая моей подсказки. Ну что я мог сделать? Я знал лишь воробьиные слова. И я громко произнёс их:
— Друзья! Хоть вы охрипните, хваля друг дружку, — всё ваша музыка плоха! — Воробьёв, — строго взглянул на меня Александр Фёдорович, — не торопись. До тебя ещё очередь не дошла.
Петя, вспоминая басню, усиленно тёр лоб. И тут я увидел, что лоб у него не такой, как вчера, а значительно больше. Сеня Куликов тоже обратил внимание на его лоб:
— Смотрите, а наш Петух поумнел…
Александр Фёдорович посмотрел и весело спросил:
— Петя, кто тебе выстриг волосы?
Петя стоял как пришибленный и хлопал глазами. У него горели щёки, уши и кончик носа.
— Я хотел басню поскорее выучить, — с трудом выдавил Петя.
Мы за животы ухватились от смеха. Придумал же!
Вместе с нами смеялся и Александр Фёдорович.
Нас всех троих учитель отправил на место. Я был доволен, что успел, хотя и раньше времени, выкрикнуть умные воробьиные слова. И смеялся больше всех.
— Чего гогочешь, как гусак? — мрачно спросил Петя и угостил меня подзатыльником. — В следующий раз не будешь подсовывать газетки с большелобыми.
Вот те на — я же и виноват! Собственным лбом надо было соображать.
Десять приключений Петуха. Забавные истории из жизни Пети Кулёмина. Приключение третье -Умный лоб. Автор: Разумневич Владимир Лукьянович
И действительно, друзья, глас был не про кровь праведников. А про... Про ... Про то, что с наступлением переходного возраста начинается гормональная перестройка организма. И во всем виновен тестостерон, уровень которого влияет на функцию сальных желёз, что и приводит к возникновению прыщей и даже угрей на лице.
Услышь меня, моей души страдания И раздели мои воспоминания, Моя любовь сгоревшая дотла, Мой тонкий мир нещадно обожгла.
Теперь блуждаю узником по миру, Вам не видать страданий пантомиму. В своей погрязнув люди суете, Все задают вопросы, да не те.
Я тоже не ценила жизнь живя И для чего жила не поняла, Застряла между небом и землей, Как тяжкий груз страдания и боль.
Я не ценила жизнь, смеясь нелепо, Над мудростью заслуженных седин, На поводу желания, так слепо, Летела мотыльком на свет витрин.
Страстей земных я испивала реки, Но не могла напиться не одной, И многое не видя в человеке, Потребность принимала за любовь.
Зачем жила, о чем тогда мечтала, Все было так нелепо и смешно, Лишь ставши духом я всё осознала, Но не вернуть назад уж ничего.
Сейчас в глухой прослойке междумирья, Иссякло время, утихает боль, И на лицо последствия неверья В тот миф, что называется Любовь.
Исповедь блуждающей души Автор: Светящаяся Радуга (... передано - блуждающей душой - принято Радугой) (не мои переживания)
– Как наши дела, Вальдемар? – Спросил у меня голос, идущий в моё ухо из телефона.
При слове «наши» меня всего передёрнуло.
– Никак, – Сквозь зубы и холодно ответил я. – Сначала я приезжаю в место, где прежде бывал лишь единожды, и нахожу в нём два трупа (второй из которых, как выясняется теперь, был на тот момент ещё жив); позже я нахожу этого второго захороненным заживо в иридиевом (*) гробу... Как всё это понимать, Мастер?
– Ищи-и-и... – Послышалось мне. – Найди мне того, кто всё это провернул – живым или мёртвым.
Этот шёпот был громче колокольного звона, ибо был странным и страшным одновременно. Хуже всего (или наоборот?) то, что я никогда раньше не видел говорившего со мной – но я чётко знал, что должен подчиняться всем его приказам.
– Иди, и поступи, как велю... – Проклятье: шёпот не прекратился даже после того, как я бросил трубку! А-а-а...
Озарение нашло на меня; провидение потащило меня на агрофак вуза, где я когда-то лечился – простите, учился.
Разумеется, у меня при себе уже давным-давно не имелось студенческого билета – но всегда ведь имеется запасной вариант, верно?
Я должен был, должен найти способ пробраться внутрь здания, которое было построено лет восемьдесят назад! Оно самое старое из всех строений вуза, самое первое, но бывал я там в своё время очень редко, ибо учился на другом факультете.
Дождавшись глубокого вечера, когда не учатся даже заочники, я тайком и умело прокрался внутрь, и визит свой я нанесу в подвал.
Ничего не изменилось! Абсолютно. Всё та же сырость и вонь; космическая, гигроскопическая нанопыль. Оголённые трубы, оголённые провода, а с подобия потолка свисают какие-то непонятные лохмотья, отдалённо напоминающие сталактиты.
Я же с фонариком лез всё дальше и всё глубже: да, у нас бывали занятия в этих аудиториях; помню, помню. Ничего плохого я сказать не могу – нет дурных воспоминаний об этих местах, и, тем не менее...
Человеку свойственно преувеличивать: вот, я уже на кафедре, где на полочках серванта стоят баночки с сомнительным содержимым, как то: споры, грибы, плесень и даже заспиртованные человеческие мозги – что, наверное, больше характерно для биофака. Мозги – настоящие; это я знаю из достоверных источников. Вот только чьи они? Этого, возможно, я не узнаю никогда, потому что...
Там дальше была ниша, а в ней – какая-то кабинка. Сейчас я столь эмоционален, столь потрясён, что с трудом могу подобрать слова для того, чтобы поточнее описать потаённое место.
Словно кабинет следователя: ты через стекло можешь спокойно наблюдать за подопечным, за всеми его действиями, а он тебя не увидит.
И мне было за кем наблюдать! Потому как я заметил, что в кабине этой кто-то есть! Оно дезориентировано, точно шокировано чем-то (или кем-то).
У зомби, которого я увидел, напрочь отсутствовала голова! Что, впрочем не помешало ему с силой биться о все стены и стекло...
Похоже, оно видит меня! Слышит, чувствует, обоняет, ибо пошло точно в моём направлении!
Убегая, я запирал за собой все двери – хотя двери, запертые не на ключ, и не подпёртые чем-либо, существенной преградой для монстров не являются.
Мне стало столь плохо, что я буквально влетел в туалет – все четыре стульчака которого, к великому моему огорчению и сожалению, были загажены и не смыты. От этого мне стало ещё хуже; совсем не по себе. Интересно, эта тварь ещё идёт за мной? Или она больше не преследует меня?
И тут я увидел через окна огромную волну: похоже, что река, на которой стоит город, до такой степени вышла из берегов, что... Вы только представьте хотя бы на миг сплошную массу воды высотой с двухэтажный дом, и поймёте, что испытывал тогда я.
«Меня же безжалостно смоет», рассуждал я на ходу, выбегая из здания агрофака – благо, волна надвигалась с противоположной стороны.
Оказавшись на улице, я понял, что уже давно рассвело: неужто я провёл там целую ночь?
При моём появлении на улице погода, до этого блиставшая штилем, вдруг передумала и резко испортилась; распогодилось до такой степени, что всё небо вдруг перекрыла огромная, чёрная, дымчатая туча – она давила на меня, прижимала моё тельце к земле.
Взвыв от всех невзгод, столь стремительно обрушившихся на меня, я стал удирать, куда глаза глядят.
Одержимый (Избранный) Автор: Lars Gert _____________________________________________________________________________________________________________________________________________________
(*) в иридиевом гробу - Гроб изготовленный из тяжёлого сплава создаваемого на базе металла Вольфрам.
Мы жгли закат и расчищали ночь, мы пили чай из лепестков суданской розы; и сладкой струйкой опиум дышал тебе на волосы, танцуя первым снегом. Мы не уснём, чтоб утро приоткрыло всю наготу и прелесть ожиданья, чтоб нежный поцелуй, как первый луч, скользнул на плечи розовым туманом… А дальше, свет оставит на стекле осколки-лепестки суданской розы; взмахнув плащом, раскинет карты солнце, и мы с тобой сыграем снова в прятки – но я тебя, конечно, не найду... Льёт синь восток, я преломляю день, храня соблазн и хороня надежду; июньский ветер убегает тёплым флёром за горизонт событий, с глаз долой.... Нам не уснуть, нам не проспать друг друга; и поцелуй последний, он, как первый, и ближе – ночь, как ближе тонкость слуха, рассеянная пеной тополей…
В деревушке, рядом с речкой, В тёплом доме с русской печкой Жили-были много лет Бабка старая и дед.
Затопив однажды печь, Просит бабку дед напечь Шанежек, да пирожков, Да румяных крендельков. Та в ответ: - Да что ты, дед, Аль забыл – муки-то нет.
Дед затылок почесал И старухе наказал По амбарам помести, По сусекам поскрести. - Может, горсть муки найдёшь, И хоть колоб испечёшь.
Бабка колоб испекла, На окошко унесла, Облежался Колобок И скатился под кусток, Пыль дорогой поднимая, Покатился, напевая:
- Колобок я, Колобок, Подрумянен правый бок, Я от бабушки ушёл И от дедушки ушёл, Всех умней я оказался И на зуб им не попался.
Колобок в стихах (Избранное) Автор: Михаил Метелёв
Вот толстый денежный пакет. Это из лесной дачи, от приказчика. Он пишет, что посылает полторы тысячи рублей, которые он отсудил у кого-то, выиграв дело во второй инстанции.
Анна Акимовна не любила и боялась таких слов, как отсудил и выиграл дело. Она знала, что без правосудия нельзя, но почему-то, когда директор завода Назарыч или приказчик на даче, которые часто судились, выигрывали в пользу её какое-нибудь дело, то ей всякий раз становилось жутко и как будто совестно. И теперь ей стало жутко и неловко, и захотелось отложить эти полторы тысячи куда-нибудь подальше, чтобы не видеть их.
Она думала с досадой: её ровесницы, — а ей шёл двадцать шестой год, — теперь хлопочут по хозяйству, утомились и крепко уснут, а завтра утром проснутся в праздничном настроении; многие из них давно уже повыходили замуж и имеют детей.
Только она одна почему-то обязана, как старуха, сидеть за этими письмами, делать на них пометки, писать ответы, потом весь вечер до полуночи ничего не делать и ждать, когда захочется спать, а завтра весь день будут ее поздравлять и просить у ней, а послезавтра на заводе непременно случится какой-нибудь скандал, — побьют кого, или кто-нибудь умрет от водки, и её почему-то будет мучить совесть; а после праздников Назарыч уволит за прогул человек двадцать, и все эти двадцать будут без шапок жаться около её крыльца, и ей будет совестно выйти к ним, и их прогонят, как собак. И все знакомые будут говорить за глаза и писать ей в анонимных письмах, что она миллионерша, эксплуататорша, что она заедает чужой век и сосёт у рабочих кровь.
Вот в стороне лежит пачка прочитанных и уже отложенных писем. Это от просителей. Тут голодные, пьяные, обременённые многочисленными семействами, больные, униженные, непризнанные… Анна Акимовна уже наметила на каждом письме, кому три рубля, кому пять; письма эти сегодня же пойдут в контору, и завтра там будет происходить выдача пособий, или, как говорят служащие, кормление зверей.
Раздадут по мелочам и 470 рублей — проценты с капитала, завещанного покойным Акимом Иванычем на нищих и убогих. Будет безобразная толкотня. От ворот до дверей конторы потянется гусем длинный ряд каких-то чужих людей со звериными лицами, в лохмотьях, озябших, голодных и уже пьяных, поминающих хриплыми голосами матушку-благодетельницу Анну Акимовну и ее родителей; задние будут напирать на передних, а передние — браниться нехорошими словами.
Конторщик, которому прискучат шум, брань и причитывания, выскочит и даст кому-нибудь по уху ко всеобщему удовольствию. А свои люди, рабочие, не получившие к празднику ничего, кроме своего жалованья, и уже истратившие всё до копейки, будут стоять среди двора, смотреть и посмеиваться — одни завистливо, другие иронически.
«Купцы, а особенно купчихи больше любят нищих, чем своих рабочих, — подумала Анна Акимовна. — Это всегда так».
Взгляд её упал на денежный пакет. Хорошо бы раздать завтра эти ненужные, противные деньги рабочим, но нельзя ничего давать рабочему даром, а то запросит в другой раз. Да и что значат эти полторы тысячи, если на заводе всех рабочих тысяча восемьсот с лишком, не считая их жён и детей?
А то, пожалуй, выбрать одного из просителей, писавших эти письма, какого-нибудь несчастного, давно уже потерявшего надежду на лучшую жизнь, и отдать ему полторы тысячи. Бедняка ошеломят эти деньги, как гром, и, быть может, первый раз в жизни он почувствует себя счастливым. Эта мысль показалась Анне Акимовне оригинальной и забавной и развлекла её.
Она наудачу потянула из пачки одно письмо и прочла. Какой-то губернский секретарь Чаликов давно уже без места, болен и проживает в доме Гущина; жена в чахотке, пять малолетних дочерей. Гущинский четырехэтажный дом, в котором жил Чаликов, хорошо знала Анна Акимовна. Ах, нехороший, гнилой, нездоровый дом!
Гордость повержена - розы в морозы. Я не любима, а всё же люблю. Розы в морозы не выдавят слёзы, только завянут в ответ февралю. Я, как и розы молчу, замерзаю. Так же красиво я с кручи лечу, как лепестки их в горах белых тают. Я, как и розы зимой, умираю. Тихо без крика душой погибаю. Боль - мой наркотик, я к ней привыкаю, как лепестки к февралю
Розы в морозы Автор: Анна Турбабина
- Итак, заглянем в биржевую сводку - баррель выше пятидесяти долларов. Пошла первая камера!
Ага, вот... Поля, хорошо... Поля... Колосятся, колосятся... И теперь закрома... полные закрома, полные... Так, ещё полнее... Хорошо, хорошо... И лица, довольные лица... Лучатся лица! Лучатся от удовольствия! Стоп! Это что за синее рыло?
- Со второй камеры, пенсионер. - Убрать!
Так... Лучатся лица, лучатся! Биржевая сводка! Быстро!
- Баррель вниз, к полтиннику. - Первая камера! Перестают лучиться лица! Постепенно, постепенно перестают...
Сводка?
- Ниже полтинника ушёл... - Вторая камера. Срочно этого, с синим рылом. Ага, вот он... По полю идёт, один, спотыкается, спотыкается, падает... И теперь - вороны. На пустом поле над ним. Где вороны? А, вот они! Кружатся, кружатся вороны. Есть хотят. И бросаются, как стервятники, как агрессоры, и рвут на части пенсионера. Рвут! Рвут! Сейчас они его разорвут... - Баррель поднимается! - Так, музыка, быстро! 'Встава-а-ай, страна огромная...' И пенсионер встаёт, вместе со страной встаёт. Встал со страной! Стряхивает с себя этих поганых ворон, ворон-агрессоров. Рвёт их на части. Теперь он их рвёт. И музыка: 'Красная армия всех сильней...'
И пенсионер стоит в полный рост, в форме. И рыло, нет, лицо, уже лицо не синее. И слёзы на глазах... льются, льются...
- Баррель... - Да плевать мне на этот баррель! Слёзы льются. С двух камер! У всех! Покажите всех!
Вот дом, Который построил Джек. А это пшеница, Которая в тёмном чулане хранится В доме, Который построил Джек. А это весёлая птица - синица, Которая часто ворует пшеницу, Которая в тёмном чулане хранится В доме, Который построил Джек. Вот кот, Который пугает и ловит синицу, Которая часто ворует пшеницу, Которая в тёмном чулане хранится В доме, Который построил Джек.
Дом, который построил Джек (Избранное) Поэт: Самуил Маршак (*) ____________________________________________________________________________________________________________________________________________________________
(*) Поэт: Самуил Маршак - Литературный перевод и адаптация для людей, носителей русского языка. Первоначальный сюжет - This Is the House That Jack Built — английское народное детское стихотворение - сказка (относится к категории цепочных или кумулятивных сказок (1)) и песен на них. Традиционно входит в состав книги детского английского фольклора "Рифмы матушки Гусыни".
(1) относится к категории цепочных или кумулятивных сказок - Сказки, в которой диалоги или действия повторяются и развиваются по мере развития сюжета. Эффект этих сказок часто основан на повторах и характерной рифме. Многие из таких сказок являются реликтовыми (очень древними) и имеют похожую структуру у многих народов мира. Часто их цель — развитие речи у детей, начинающих говорить, поэтому они часто являются первыми сказками с которыми знакомится ребёнок. ___________________________________________________________________________________________________________________________________________________________
Сказка про синего кота.
Жил-был кот. Кот был большим и чёрным. Звали его Лайк. Он вёл здоровый образ жизни, делал зарядку, бегал по утрам и даже купался в холодной воде. Когда он бегал, то часто перебегал дорогу людям, которые с серьёзным лицом и озабоченным видом спешили на работу. Лайк не мог понять, почему он людям не нравится, когда перебегает кому-то дорогу.
Странные люди ругались и оскорбляли его по разному. Особенно обидно, когда они называли его собакой, хотя он был кот. Лайк очень переживал из-за этого. Обидно было очень обидно, когда к тебе несправедливо относятся, ведь он никогда никому ничего не делал плохо. Лайк пожаловался своей кошке.
Она сказала: Милый мой, это все потому что ты чёрный! Люди верят, что если чёрный кот перебежит им дорогу, то тогда им не повезёт. Принимай их такими, какие они есть. Не обижайся на них, ведь они верят в то, что они хотят.
Вот ещё люди верят, что если они увидят синюю птицу, то это принесёт им счастье и удачу. Ты не изменишь людей, зато можешь измениться сам, тогда всё изменится. Тебе надо стать синим. Пусть люди верят, что приносишь им удачу!
Мудрая кошка предложила Лайку перекрасится в синий цвет и поработать за синюю птицу. Так он и сделал.
Теперь Лайка все замечают и уступают ему дорогу, а он всегда машет людям лапой и хвостом, приветствует всех и желает всем добра, счастья, удачи и никогда не унывать!
Где-то там далеко, где слоняются запахи леса, где-то там далеко, где воздух, как обморок, пёстр… Там, где вечер, где осень, где плачет забытое детство, заломив локоточки за рыжие головы звёзд, там луна, не лесная, моя, по осенним полянам мечется, тая в полу- ночном серебре… Где я — отблеск луны в бледно-си… в бледно-синем тумане, где я — жизнь, не дожитая жизнь городских фонарей.
Где-то там далеко, где слоняются запахи леса Поэт: Борис Рыжий
С Богом боролся во сне ? Сын Исаака Иаков и — Бога не мог Даже во сне побороть он, и стал от того хромоног. Я же борюсь наяву, ? Только не с Богом, — с земною природой его, — С ней неустанно борюсь я и стал хромоног от того. Не на одних помочах ? С детства водила меня эта грубая мать, — Нет, она била, знобила, язвила — учила страдать… И отравляла она ? Кровь мою, прежде чем душу мою отравить, И распаляла мечты мои, прежде чем мог я любить.
Пережиты ли тяжкие проводы, Иль глаза мне глядят неизбежные, Как тогда вы мне кажетесь молоды, Облака, мои лебеди нежные!
Те не снятся ушедшие грозы вам, Всё бы в небе вам плавать да нежиться, Только под вечер в облаке розовом Будто девичье сердце забрезжится...
Но не дружны вы с песнями звонкими, Разойдусь я, так вы затуманитесь, Безнадёжно, полосками тонкими, Расплываясь, друг к другу всё тянетесь...
Улетели и песни пугливые, В сердце радость сменилась раскаяньем, А вы всё надо мною, ревнивые, Будто плачете дымчатым таяньем...
«ОБЛАКА» ПОЭТ: ИННОКЕНТИЙ АННЕНСКИЙ
Вы любите смотреть в звёздное небо? Я люблю. Меня оно завораживает и манит к себе. Смотря в эту бездонную пропасть с маленькими мигающими огоньками я пытаюсь раствориться в нём. Разве это не прекрасно? Разве не прекрасно всё не изведанное нами? Почему человек не может улететь туда, в эту красоту? Не дошёл ещё мирской прогресс? Надеюсь в будущем всё измениться и я хочу что это свершилось как можно раньше.
Вот захотелось мне прям сейчас оказаться там и я пошла, побежала, полетела бы не задумываясь ни на секунду, подальше от мирской суеты. Побродить по Млечному Пути, походить босой по далеким звёздам, сверху понаблюдать за маленькими снующимися в разные стороны фигурки людей. По-моему звёздное небо – это единственное, что ещё не успели испортить люди, это то, что им неподвластно. Оно вроде всегда с нами и тоже самое время оно так далеко. Его нельзя ни ухватить, ни удержать, ни потрогать рукой. Как же оно мне нравится, кто бы знал.
Оно доброе, очень доброе, его надо любить и им можно до бесконечности любоваться. Там столько интересного, столько таинственного, столько раздолья для души. А звёзды? Помните сколько их? Их ведь миллионы, они такие же разные как и все люди на Земле. И вот только с мыслями о звёздах я осознаю, что нам действительно отмерен в этой жизни малый срок, я не говорю, что Земля мне не нравится, отнюдь, я просто люблю неизведанное.
Вы только приглядитесь ночью в это прекрасное усеянное звёздами небо и не отрываясь понаблюдайте немного. Видите, вот там вдалеке летит спутник, а вот звёздочка упала, оставив на миг свой след, а созвездия? Посмотрите на тропинку проходящую через все небо, она так красиво усыпана звёздами, что невозможно оторвать взгляд. Разве это не прекрасно?
Неужели вам не интересно? Может вы просто далеки от романтики? Или вас поглотили заботы и суета жизни, что у вас нет желания вырваться из всего этого? И всё-таки, найдите минутку и просто поднимите глаза к звёздам, туда в неизведанное, отрешитесь от всего насущного, улыбнитесь им, вспомнив что-нибудь хорошее.
Хочу я в луч волшебный превратиться, Что б освещать тебе по жизни путь... И нежностью смогла б ты в нём укрыться И в час усталости блаженно отдохнуть..
А в стужу ты в нём сможешь отогреться, В минуту трудную тебе подставит грудь... В постели перед сном поможет он раздеться, Что б до тебя дотронуться чуть-чуть...
И что б я смог всегда тебе присниться, А утром я не дам тебе взгрустнуть... Коснусь я губ и глаз чтоб насладиться Прекрасным взором,...в нём и утонуть..
Волшебный луч Автор: Юрий Берд
Я сидела на берегу реки, болтая ножками в тёплой вечерней воде. Это занятие доставляло массу удовольствия. Было почти семь, и вода начинала загустевать. К одиннадцати вечера она превратится в прозрачное желе, и можно будет принимать термальные ванны, блаженно распластавшись на мелководье.
Я хожу на реку каждый день уже вторую неделю подряд. Хромосограф показывает, что структура моего ДНК динамично меняется. Я медленно, но верно, превращаюсь в рыбу.
Я сдала анализы в лаборатории и оставила заявку на противомутационные пилюли. Но ждать, вероятно, придётся очень долго. На пилюли класса F «Рыбы лучепёрые» (*) (как раз мой случай) спрос повышенный. И моя очередь подойдёт только через две, а то и все три недели.
Вот так…
Чуть ниже подмышечных впадин у меня уже начали прорезаться маленькие жабры. Пока что они совсем незаметны, и я залепляю их пластырем телесного цвета. Но мне становится всё труднее и труднее скрывать рыбью сущность, которая начинает потихоньку проявляться в моём характере и поведении.
Вчера, например, я купила на рынке целую банку мотыля и слопала её там же на рынке за ларьком. Даже не поморщилась. А сегодня моя начальница чуть было не застала меня в комнате отдыха наполовину окунувшейся в аквариум с рыбками.
Я продолжала болтать ногами в воде и размышлять о своей непростой ситуации. Сзади послышались шаги. Почувствовав лёгкий поцелуй в затылок, я поняла, что это Дэн.
Дэн бросил сумку с пледом и сразу разделся. Красивый и подтянутый, он был, как всегда, великолепен.
Дэн подмигнул мне и, зайдя по колено в воду, стал обтирать себя водой, которая стекала с его тела густыми маслянистыми каплями.
Я заметила, что у Дэна опять начал пробиваться маленький хвостик. Полгода назад он начал мутировать в ящерицу. Пилюли тогда помогли, но, видимо, процесс возобновился.
Дэн выкрикнул победное «Эге-гей!» и нырнул в воду. Вынырнул он только через минуту довольно далеко от берега.
- Солнце, у тебя опять хвост начал расти… - крикнула я ему, стараясь звучать как можно нежнее. - Я знаю. Уже заказал пилюли. Завтра должны привезти. Не волнуйся за меня, - ответил Дэн и снова пропал под водой.
«Да уж, как тут не разволноваться, - размышляла я. - Я рыба. Ты ящер. Мы не пара, получается. Полный диссонанс…»
«Да уж, как тут не разволноваться, - размышляла я. - Я рыба. Ты ящер. Мы не пара, получается. Полный диссонанс…»
Дэн, как будто бы услышав мои мысли, вынырнул совсем близко от меня и, хитро улыбнувшись, сказал:
- Ну, что же ты не идёшь купаться, рыбка моя? Все рефлексируешь… Брось это дело. Тебе идёт быть весёлой и легкомысленной. А так ты похожа на буку какую-то… - Читаешь мои, мысли, хитрюга? - сказала я, не скрывая обиды в голосе. - Ну, ты же знаешь, что мы, ящеры, немного телепаты. Должно же быть хоть какое-то преимущество у гадкой пресмыкающейся скотины? - Дэн, зачем ты так... Ты примешь пилюли, и всё будет хорошо. - Не уверен, что надолго. Мутация каждый раз протекает всё быстрее и быстрее. Кто знает, может, через год-два можно будет за день превратиться из человека в какую-нибудь отвратительную тварь. А пилюль на всех всё равно хватать не будет, тем более в таком количестве…
- А ты бы любил меня в облике рыбины, Дэн? - спросила я с явным сомнением в голосе. - Ну, да. По крайней мере, скушал бы с явным удовольствием. Я вообще очень рыбу люблю. В ней много полезных элементов, - сказал Дэн и рассмеялся.
Я бросила в него шлепанцем. Удар пришёлся как раз в лоб, но Дэн продолжал хихикать, а потом вновь скрылся под водой…
КОГДА Я СТАНУ ЖЕНЩИНОЙ - РЫБОЙ АВТОР: ОЛЬГА МО _________________________________________________________________________________________________________________________________________________________
(*) «Рыбы лучепёрые» - Лучепёрые рыбы. Класс рыб из группы костных рыб. Подавляющее большинство известных современных видов рыб (около 99 %) относятся к лучепёрым. Живут в морских и пресных водах по всему миру. Размеры живущих ныне видов колеблются от 8 мм (Paedocypris) до 11 м (ремнетелые), а масса достигает 2300 кг (рыба-луна).
1 В это время пришли некоторые и рассказали Ему о Галилеянах, которых кровь Пилат смешал с жертвами их. 2 Иисус сказал им на это: думаете ли вы, что эти Галилеяне были грешнее всех Галилеян, что так пострадали? 3 Нет, говорю вам, но, если не покаетесь, все так же погибнете. 4 Или думаете ли, что те восемнадцать человек, на которых упала башня Силоамская (*) и побила их, виновнее были всех, живущих в Иерусалиме? 5 Нет, говорю вам, но, если не покаетесь, все так же погибнете. (Лук.13:1-5) ____________________________________________________________________________________________________________________________________________________________
(*) башня Силоамская - Tower of Siloam. Сооружение, которое упало на 18 человек, убив их. Силоам - район к югу от Старого города Иерусалима. В Евангелии от Луки Иисус упоминает об обрушении башни и смерти 18 человек в беседе о необходимости индивидуального покаяния за грех. Этот инцидент упоминается только один раз в Новом Завете, в Евангелии от Луки 13:4, как часть раздела с примерами, призывающими к покаянию, содержащегося в стихах 13:1-5. ____________________________________________________________________________________________________________________________________________________________ Где-то – несчастный случай. С кем-то – по доброй воле. Кто-то – очень везучий. Всем назначены роли
Будто самой судьбою Даже и до зачатья, Доброю или злою С подписью и печатью.
Карма одних – большая, А у иных – помельче, Кто-то живёт играя, Кто-то шипами венчан.
Всем назначены роли Автор: Елена Лунина
Радости служебные были радости самолюбия; радости общественные были радости тщеславия; но настоящие радости Ивана Ильича были радости игры в винт. Он признавался, что после всего, после каких бы то ни было событий, нерадостных в его жизни, радость, которая, как свеча, горела перед всеми другими, — это сесть с хорошими игроками и не крикунами-партнёрами в винт, и непременно вчетвером (впятером уж очень больно выходить, хотя и притворяешься, что я очень люблю), и вести умную, серьёзную игру (когда карты идут), потом поужинать и выпить стакан вина. А спать после винта, особенно когда в маленьком выигрыше (большой — неприятно), Иван Ильич ложился в особенно хорошем расположении духа.
Так они жили. Круг общества составлялся у них самый лучший, ездили и важные люди, и молодые люди.
Во взгляде на круг своих знакомых муж, жена и дочь были совершенно согласны и, не сговариваясь, одинаково оттирали от себя и освобождались от всяких разных приятелей и родственников, замарашек, которые разлетались к ним с нежностями в гостиную с японскими блюдами по стенам. Скоро эти друзья -замарашки перестали разлетаться, и у Головиных осталось общество одно самое лучшее. Молодые люди ухаживали за Лизанькой, и Петрищев, сын Дмитрия Ивановича Петрищева и единственный наследник его состояния, судебный следователь, стал ухаживать за Лизой, так что Иван Ильич уже поговаривал об этом с Прасковьей Федоровной: не свести ли их кататься на тройках или устроить спектакль. Так они жили. И всё шло так, не изменяясь, и всё было очень хорошо.
Все были здоровы. Нельзя было назвать нездоровьем то, что Иван Ильич говорил иногда, что у него странный вкус во рту и что-то неловко в левой стороне живота.
Но случилось, что неловкость эта стала увеличиваться и переходить не в боль ещё, но в сознание тяжести постоянной в боку и в дурное расположение духа. Дурное расположение духа это, всё усиливаясь и усиливаясь, стало портить установившуюся было в семействе Головиных приятность легкой и приличной жизни. Муж с женой стали чаще и чаще ссориться, и скоро отпала лёгкость и приятность, и с трудом удерживалось одно приличие. Сцены опять стали чаще. Опять остались одни островки, и тех мало, на которых муж с женою могли сходиться без взрыва.
И Прасковья Фёдоровна теперь не без основания говорила, что у её мужа тяжелый характер. С свойственной ей привычкой преувеличивать она говорила, что всегда и был такой ужасный характер, что надобно её доброту, чтобы переносить это двадцать лет. Правда было то, что ссоры теперь начинались от него. Начинались его придирки всегда перед самым обедом и часто, именно когда он начинал есть, за супом. То он замечал, что что-нибудь из посуды испорчено, то кушанье не такое, то сын положил локоть на стол, то причёска дочери. И во всём он обвинял Прасковью Федоровну.
Прасковья Фёдоровна сначала возражала и говорила ему неприятности, но он раза два во время начала обеда приходил в такое бешенство, что она поняла, что это болезненное состояние, которое вызывается в нём принятием пищи, и смирила себя; уже не возражала, а только торопила обедать. Смирение своё Прасковья Федоровна поставила себе в великую заслугу. Решив, что муж её имеет ужасный характер и сделал несчастие её жизни, она стала жалеть себя. И чем больше она жалела себя, тем больше ненавидела мужа. Она стала желать, чтоб он умер, но не могла этого желать, потому что тогда не было бы жалованья. И это ещё более раздражало её против него. Она считала себя страшно несчастной именно тем, что даже смерть его не могла спасти её, и она раздражалась, скрывала это, и это скрытое раздражение её усиливало его раздражение.
Развеян по ветру подмоченный порох, И мы привыкаем, как деды, точь-в-точь, Гонять вечера в незатейливых спорах, Побасенки слушать и воду толочь. Когда-то шумели, теперь поутихли, Под старость любезней покой и почёт… А то, что опять Ярославна в Путивле Горюет и плачет, — так это не в счёт. Уж мы-то рукав не омочим в Каяле, Не сунем в ладонь арестантскую хлеб. Безгрешный холуй, запасайся камнями, Разучивай загодя праведный гнев!
Недаром из школьной науки Всего нам милей слова: Я умываю руки, Ты умываешь руки — И хоть не расти трава! Не высшая математика, А просто, как дважды два!
Баллада о чистых руках (Отрывок) Автор: Александр Галич
Здравствуйте, грабли, я без вас скучала!
Плохая у меня карма, как сказал бы мой драгоценный Ши Фу. Там, где любой другой человек проходит незамеченным, меня обязательно поймают за руку и утащат в центр водоворота, где происходит что-то экстраординарное. Вот и на этот раз увильнуть не удалось. Моих гостей вдруг потянуло на философию (мама говорила: «Если застолье кончается песней – праздник удался; если философскими беседами, то ты не продумала меню»).
Полемика разгорелась на тему: может ли быть поэтом злой человек? В этот момент я как раз подавала гостям пирог, начинённый брусникой с яблоками . Попыталась отвертеться, потому как я - не поэт, могу (случайно) сказать что-то нелицеприятное тем, кто пишет стихи. А душа у всех тонкая, ранимая. Выстрел непродуманного слова вернётся в мою карму. Оно мне надо? Грабли, грабли… Когда-нибудь мы совместными усилиями напишем о вас городской романс…
Друг Серёга, который пишет музыку на светлые стихи Матюши, процитировал Бориса Чичибабина:
- Не может быть злой человек хорошим поэтом.
Ему сразу же возразила Эмма:
- А как же Сальери?
Бедный Сальери... "Антипример" на века.
- А кто определяет хорошесть? – Спросила я неосторожно и этим подлила масла в огонь.
Поэты и музыканты снова сошлись в словесных дуэлях, про меня стали забывать. Я попыталась ретироваться к плите, но в последний момент была застигнута при попытке к бегству новым вопросом:
- Как там с точки зрения вашей науки, способности к поэзии – это норма?
Час от часу не легче.
- Ребята, милые, а что такое норма?
На этот раз наживку никто не проглотил.
- Талант – это норма? – Спросил серьёзный Матюша. - Талант – это норма. Он есть у всех, просто у некоторых не обнаруженный. Гениальность - исключение из правил. - Ну, - грозно промычал Серега, - чего ты всё время кота за хвост тянешь? Поэтический дар – это дар? - Это способ описывать реальность. Как музыка, как живопись... - Загнула, - сказала Эмма. – Сейчас осенних стихов пишется числом больше, чем пельменей в магазине продаётся.
Эмму, кажется, я не докормила. Нужно было ей ещё одну котлету предложить .
- Ребята, - взмолилась я, - вы про тех, кто стихи пишет или про поэтов и поэзию? Как-то договоритесь меж собой. А то я уже совсем запуталась.
Как пишут в детективных романах? И наступила тишина…
Для чего я написала этот маленький кусочек текста? Наверное, для того, чтобы пригласить вас к разговору: чем Её Величество Поэзия отличается от написания стихов? Может ли злой, беспринципный или бесчестный человек быть востребованным поэтом? И кто может стать критиком Латунским? Те, кто сами пишут? Читатели? Прокуратура?
О человеке очень трудно судить, прочитав сборник его стихов. И у них ( у стихов) наружность может быть обманчива.))
Поговорить бы с Ши Фу… Но он с большим удовольствием обсудил бы со мной тему борща, а не поэзии.
Опять же – карма … Я помню про ожидающие кирпичи на голову…
Душа Бумажная душа Сгореть должна была в камине, Но пламя обратилось в иней.
Душа Железная душа Ржаветь должна была в прибое, Но море высохло в неволе.
Душа Как оттиск, как печать Должна была узор оставить Но след не виден мой на стали.
Душа Автор: Серёжа Богданов
Мы с Санчо сидели в опустевшем вестибюле одной конторы, служившим по вечерам комнатой отдыха для охраны. Место, откуда я сюда добирался, было настоящей клоакой, поэтому мне было проще переночевать на работе и сносно выспавшимся поменять Санчо с утра. Такая определённость была Санчо по душе. И хотя мы уже давно сидели в печёнках друг у друга, к моему позднему визиту Санчо отнёсся с должным вниманием. По этому поводу он зажарил яичницу из двух завалявшихся в холодильнике яиц. Как сказал бы наш юрист Валера, они не являлись нашей собственностью — Грымзика, но тот конкретно накосячил — не вышел на смену. Так что Санчо, отработавший две смены подряд, уже не желал вдаваться в тонкости частного права. К тому же Грымзика, скорее всего, уволят за прогулы, а покойники никому не нужны, как гласит дворовая мудрость. Сладкий запах справедливой расплаты витал над дымящейся яичницей на сковороде.
После короткого перекуса, когда пришло время для пустяков, Санчо неожиданно заявил самым безапелляционным тоном:
— Думаю, Бог следит за каждым из нас. Сомневаюсь, чтобы каждый день. От случая к случаю, наверное.
Говоря фигурально, Санчо обитал на дне потухшего кратера и не закрывал на это глаза. И такой же честности и прямоты ждал от меня, поскольку видел во мне своего полноправного соседа.
— Какая-то история? — благодушно отозвался я, бросая на остывавшую пустую сковороду взгляд, полный благодарности.
Да, с моим пятидесятилетием, — оживился Санчо, поудобней вкручиваясь в кресло, которое мы как-то вместе принесли с помойки. — Помню, как ещё ребёнком из дверного проёма наблюдал, как мой дед, директор завода, отмечал свой юбилей. С размахом тогда гуляли и с... восторгом! Не еде на столе радовались, нет, а силище, пребывавшей в них — в деде, конечно, ну и в гостях, тоже не из последних людей. Это было пиршество римского сената, клянусь, и я был свидетелем тому. Потом я рос и мужал в окружении пылившихся повсюду многочисленных подарков с того юбилея, помеченных латинской цифрой L... И вот зима-лето, и уже подошёл мой черёд отмечать свой полташок. Памятуя о деде - покойничке, я тоже вознамерился отметить свой юбилей с присущим ему размахом. Сразу решил снять номер в "Хаятт", не президентский, конечно, но обязательно с видом на набережную. И не так чтобы сиднем сидеть, как арестант, а выходить время от времени на променад. Любоваться, как ребристая вечерняя вода баюкает тугие гроздья электрического света. И всю прогулку ощущать в кармане ключи от номера — это важно. Потому что когда все мы, праздношатающиеся запоздалые гуляки, рано или поздно вернёмся на исходную — кто куда, то я вернусь обратно в гостиницу. Будто этот дорогой и неприступный номер и есть мой дом... Обязательно посещу ресторан: покажу паспорт и, может, как именинник выцыганю для себя что-нибудь отдельное от счёта. Было бы неплохо. Может, вызову проститутку — сбережения имелись. Хотя к чёрту проституток, после них я всегда себя чувствую обманутым и обворованным. Даже не знаю, как у них такое удается проделывать раз за разом. Учат, наверное...
Но жизнь внесла свои суровые коррективы, и юбилей пришлось встречать на смене. Один урод забухал — ты его не застал. И вот в свой юбилей я сижу на смене и планирую перенести торжество на ближайший выходной. И тут в аккурат заявляется Жорик с автоматов. Чего-то там поковырялся, повыкидывал просрочку в ведро, забрал выручку, закрыл автоматы и тихо отчалил. Я заглядываю в ведро, а оно битком набито чизбургерами в упаковке — с ветчиной, с сыром, с курицей... А ведро-то хорошее — туда конторские бумажки рвут. Вот я смотрю на этих касатиков и думаю: ещё десять минут назад мне бы эти чизбургеры пришлось по дорогой цене брать: денежку просовывать в автомат, все чин - чинарём. А через другие десять минут их можно вот так просто забрать. Да, из ведра, но ведь в вакуумной упаковке. С ними ещё надо повозиться, чтобы вскрыть. Да сами бы конторские в момент их разобрали, если бы раньше меня на них напали. И вот такое невероятное везение у меня вышло прямиком на мой день рождения. Скорей тащу их все в будку, острее, чем когда либо, ощущая себя именинником.
Сразу же на радостях чайку завариваю и половину этих голубчиков тут же приговариваю. И уже на сытый желудок думаю такую думку: а на кой мне всё это? Гостиница? Зачем? Я ведь, слава богу, не бездомный. Ресторан? Да я не хуже приготовлю, было бы из чего. И что это за жалкий удел за дорогие деньги брать напрокат чужую жизнь? Не отвечай, вопрос риторический. Не получится устроить себе праздник, если ты один. Деньги потратить можно, а праздник получить нельзя. Потому что праздник таится не в кошельке, а в сердцах близких тебе людей. А подарок мне сделал Жора, сам того не зная. А раз не знал, значит, подарок всё - таки не от него. И Жора здесь не более чем посыльный. И тут я печёнками почувствовал высшее существо, пристально наблюдавшее за мной. Вот в тот день я и поверил, что Бог все таки есть... только он не любит меня.
Свой рассказ Санчо заканчивал в густом облаке табачного дыма, пряча свою ранимость за пуленепробиваемым образом мужчины с сигаретой. Также значимости добавляло единственное в помещении кресло, которое занимал он. Тут у нас было негласное правило: кто на смене — тот и в кресле, а визитёры из числа нежданных или специально приглашённых могут смело занимать имевшиеся в наличии табуреты. Помещение, в котором мы располагались, представляло собой замкнутое пространство. Ближайшее окно нужно было искать где-то за закрытой дверью, в длинном коридоре с геранью на подоконниках. Но умозрительно мы не теряли связи с ноябрьским вечером, что в тёмной прохладе, влажно касаясь стен, обволакивал нас.
— Теперь послушай, что у меня было в воскресенье, — начал я. — На смене?! — встрепенулся Санчо. Как известно, ничто в этом подлунном мире так не занимает охранников, как события, произошедшие на объекте, который он охраняет. Разные события, и не всегда связанные с его непосредственными обязанностями. Тут, видимо, магнетизм исходит от самого места, где охранник вынужден проводить треть, если не половину своей вяло протекающей жизни.
Мои подлецы соседи опять всю ночь не давали мне уснуть, так что на смену я заявился с красными глазами убийцы и зашкаливающим внутричерепным давлением. На прошлой неделе была та же история, и Тамара Джабраиловна уже ловила меня за сном, так что в этот раз я судьбу искушать не собирался. И точно: приходит и первым делом ко мне в будку заглядывает. А я такой ничего, бодрячком, хоть и из последних сил. Через пару часов уходит и говорит мне на прощание так по - заговорщически: "Я сегодня больше не приду". Что мне услышалось как: "Если хочешь спокойно и без напряга немного покемарить, то сейчас самое удобное время". И поскольку по случаю выходного дня в конторе не было ни одной живой души, то я бесстрашно развалился на топчане в поисках медитации или ответов на проклятые вопросы бытия, как пойдёт.
Санчо в кресле аж восторженно зажмурился от предвкушения.
— И только из темноты, обволакивающей меня, кто-то стал подавать мне голос... как дверь резко открылась, и вошёл... — Безопасник? — Санчо был благодарен мне за эту викторину. — Нет, — выдыхаю я обречённо.
У Санчо аж дух перехватило.
— Тамара Джабраилова в обратку?
Я страдальчески улыбаюсь:
— Если бы.
Санчо был готов назвать следующую инстанцию, но для этого ему нужно было время, чтобы собраться с духом. Я не торопил его, давая прочувствовать весь ужас описываемого момента.
— Е... ли... за... ров? — спросил он по слогам, словно вышеназванную величину невозможно было уместить в один контейнер.
Я обречённо кивнул.
Видно, что ошарашенный Санчо пытается представить себя на моём месте и у него это плохо выходит.
— И что? — Ничего. Просит у меня ключи от своего кабинета, делая вид, что ничего не замечает. — А ты весь помятый, опухший? — мурлыкает Санчо. — Да уж конечно, раскумаренный, — подтверждаю я. — Чего это он в выходной заявился? Не было прежде за ним такого. — Вот и я подумал: чего это он? Главное, вначале начальница появляется, говорит, что всё будет тихо, а затем и Сам заявляется. Интересная двухходовочка получается. Уволить меня решили за то, что в субботу спящим попался. Провели, как одноклеточное. Через какое-то время Елизаров снова появляется, отдаёт ключи и говорит мне на прощание "счастливо". Счастливо! С чувством так говорит, без формализма, — поясняю я в недоверчивую физиономию Санчо. — Ну, думаю, начались эти садистские штучки: обволакивают дружелюбием, мысленно уже подписав приказ о твоём увольнении. До поры до времени держат в неведении, играют как кошка с мышкой. — Да уж, попасться спящим на глаза самому генеральному... — Санчо так и не удается до конца оправиться от потрясения.
Дорабатываю смену так себе, — продолжаю я. — Чего, думаю, стараться, если работу всё равно профукал. Перед уходом выгреб всё из своего ящика: радио, кружку, тапочки. Дома уже новые варианты прорабатываю. Обдумываю планы на жизнь. И при этом постоянно жду звонка: мол, больше на работу приходить не надо, приходите забирать документы и всё такое... И вот в таком маринаде варюсь два своих выходных. Так и не позвонили. Ладно, думаю, решили пойти по самому жёсткому сценарию, когда приговорённый, ничего не подозревая, спешит себе на работу, полный планов и несовершенных поступков, похожий на свёрнутую непрочитанную газету. А на него глядят, как на прокажённого, и говорят: стоп, не надо снимать верхнюю одежду, только отряхнитесь и можете подниматься в отдел кадров, где вас уже пристально ожидают.
— А газету свою дома дочитаете, — вставил Санчо с понимающим видом. — Лишь бы над человеком покуражиться, — согласился я. — Утром собираюсь на работу, а у самого в голове только одна мысль, как бы этим садюгам доставить поменьше удовольствия. И вот я отправляюсь на плаху с вызывающе тонким пакетом, нарядный, словно на детский утренник, до одури надушившись дорогим парфюмом, какой они в своей камере пыток и не нюхали. Естественно немного опаздываю, как того требует случай. — Грымзик жаловался, — подтверждает Санчо. — "Ты на смену?" — спрашивает Грымзик, с ходу оценив мой нездешний воинственный вид. Мычу что-то неопределённое. Дескать, собираюсь вас всех к чёрту послать, но в интересах предприятия могу и незамедлительно приступить к работе. Тот сдаёт мне смену и технично убегает. Ну что ж, думаю, по крайней мере, дают доработать смену, чтобы закрыть полный месяц. А пока будут втихаря искать мне замену. И вот я окопался в будке, в самом сердце вражеской территории, и пытаюсь распознать знаки. Проходит мимо Тамара Джабраиловна — тишина. Спускается покурить безопасник — этот-то свою шакалью натуру непременно выдаст, но нет, всё как обычно. Ловко замаскировались, думаю. Наконец приезжает на работу сам Елизаров: протягивает руку, здоровается как ни в чём не бывало.
На лице Санчо читается разочарование.
— Сижу, значит, но тут меня начинает одолевать голод, — продолжаю я передавать сводки с боевых действий. — Я ведь ничего с собой не взял из еды, решив в случае благоприятного исхода обойтись суточным голоданием. Я такое практикую — ты знаешь, но я только недавно вышел из очередного такого, и нынешнее было явно преждевременным. Всё равно что повторно оплатить уборку в уже убранном доме. Именно такую метафору подсказал мне мой подвывающий желудок, с него и спрос. Плевать, говорю я ему, мы это проделывали не одну сотню раз, так что не ссохнешься. И тут мне со второго этажа приносят глубокую тарелку кусочков очищенной дыни. Впервые от них такое. Я аж растерялся. Командую желудку "отбой" и приступаю к трапезе. При этом чувствую себя как монашка, нарушившая обет. И в качестве расплаты желудок начинает пучить. Тело укоряло мой ослабший дух. Но дело идёт к вечеру: я сижу на вахте полуголодный, с расстроенным желудком, что-то предавший в себе, но спасённый и избежавший своих худших подозрений. И тут этот лысый арендатор из подвала поднимает мне кучу дорогущих конфет разных сортов... — Не смена, а один сплошной день рождения, — заметил Санчо. — День с самого утра обещал выдаться занятным, так что к вечеру я уже устал удивляться, — скромно откомментировал я. — А часам к восьми спускается Елизаров, сдаёт ключи и на прощание бросает мне, чудесно спасённому, своё фирменное "счастливо".
Санчо затянулся новой сигаретой, уйдя в псевдо глубокомыслие. Он ждал объяснений, и я был готов ему их предоставить.
— Видишь ли, — продолжил я, — если тебя на рабочем месте застал спящим сам генеральный, то такое попадалово по своей фатальности сопоставимо разве что с прыжком без парашюта в объятия низко летящих облаков. Финал легко предсказуем и неизбежен. И один только Бог способен помочь избежать твоей незавидной участи. Если, разумеется, захочет выйти из-за кулисы и явить миру подлинное чудо. И сейчас я тебе во всех деталях описал самое настоящее чудо со всей его внешней стороной, за вычетом того, что навсегда останется сокрытым от нас. Я здесь был лишь свидетелем тому и скромным рассказчиком.
Пустая теплая сковорода, расположившаяся между нами, хранила память о съеденной яичнице. Разбитая скорлупа хранила память об яйцах. А наша прожитая жизнь хранилась в призрачных воспоминаниях, которые мы иногда извлекали на свет.
К ночи мы с Санчо расползлись по разным углам, устраиваясь на ночлег. И оставшись наедине с собой, полагаю, по привычке продолжили философствовать. Как выяснилось, единственным нашим земным богатством была молодость. Под молодость щедро раздают кредиты, и мы нахватали себе жён и детей. А когда молодость безвозвратно прошла, мы превратились в потёртых мужичков на низкооплачиваемой работе. И женщины отвернулись от нас. Не только жёны — все женщины. И тогда каждый из нас столкнулся в своём доме лоб в лоб с подселённой соседкой — Одиночеством.
"Зато ни за кого не надо платить", — мурлыкало оно в темноте, тяжело наваливаясь на грудь. Неумелые путешественники, мы, как умели, колесили по жизни, пока в итоге не очутились на дне потухшего кратера, без всякой надежды выкарабкаться оттуда. И мы прекрасно осознавали, с чем нам придётся сталкиваться изо дня в день. Однако по ночам через круглое жерло нам являлось блюдце звёздного неба, и мы придумывали свои первобытные религии, чтобы сохранять силы и дальше тянуть свою лямку день за днём..
Мы тянули время за хвост, как бродячую кошку, Не жалели, транжиры, не знали, что всё всерьёз. И оно, отбирая жизнь - до последней крошки, - Оставляло нам только ветер. Горький - до слёз… Оказалось, что время мстительно и беспощадно, И уходит оно от тебя, хлопнув дверью так, Что осыплется день, постареет трюмо в парадном, И себя не узнаешь, - неверен любой пустяк… Время мягко стелило, старалось быть незаметным. Ничего нет на свете обманней, чем эта гладь! Время нас победит. Мы исчезнем с лучом рассветным. Но с идущими следом оно придёт поиграть…
Мы тянули время... Автор: Генриетта Солтанова
Николай Ростов между тем стоял на своем месте, ожидая зверя. По приближению и отдалению гона, по звукам голосов известных ему собак, по приближению, отдалению и возвышению голосов доезжачих он чувствовал то, что совершалось в острове. Он знал, что в острове были прибылые (молодые) и матёрые (старые) волки; он знал, что гончие разбились на две стаи, что где-нибудь травили и что что-нибудь случилось неблагополучное.
Он всякую секунду на свою сторону ждал зверя. Он делал тысячи различных предположений о том, как и с какой стороны побежит зверь и как он будет травить его. Надежда сменялась отчаянием. Несколько раз он обращался к Богу с мольбой о том, чтобы волк вышел на него; он молился с тем страстным и совестливым чувством, с которым молятся люди в минуты сильного волнения, зависящего от ничтожной причины. «Ну, что тебе стоит, — говорил он Богу, — сделать это для меня! Знаю, что ты велик и что грех тебя просить об этом; но, ради Бога, сделай, чтобы на меня вылез матёрый и чтобы Карай, на глазах дядюшки, который вон оттуда смотрит, влепился ему мёртвой хваткой в горло». Тысячу раз в эти полчаса упорным, напряжённым и беспокойным взглядом окидывал Ростов опушку лесов с двумя редкими дубами над осиновым подседом, и овраг с измытым краем, и шапку дядюшки, чуть видневшегося из-за куста направо.
«Нет, не будет этого счастья, — думал Ростов, — а что бы стоило! Не будет! Мне всегда, и в картах и на войне, во всём несчастье». Аустерлиц и Долохов ярко, но быстро сменяясь, мелькали в его воображении. «Только один раз бы в жизни затравить матёрого волка, больше я не желаю!» — думал он, напрягая слух и зрение, оглядываясь налево и опять направо и прислушиваясь к малейшим оттенкам звуков гона.
Он взглянул опять направо и увидал, что по пустынному полю навстречу к нему бежало что-то. «Нет, это не может быть!» — подумал Ростов, тяжело вздыхая, как вздыхает человек при совершении того, что было долго ожидаемо им. Совершилось величайшее счастье — и так просто, без шума, без блеска, без ознаменования. Ростов не верил своим глазам, и сомнение это продолжалось более секунды.
Волк бежал вперёд и перепрыгнул тяжело рытвину, которая была на его дороге. Это был старый зверь, с седой спиной и с наеденным красноватым брюхом. Он бежал неторопливо, очевидно убеждённый, что никто не видит его. Ростов, не дыша, оглянулся на собак. Они лежали, стояли, не видя волка и ничего не понимая. Старый Карай, завернув голову и оскалив жёлтые зубы, сердито отыскивая блоху, щёлкал ими на задних ляжках.
— Улюлюлю, — шёпотом, оттопыривая губы, проговорил Ростов. Собаки, дрогнув железками, вскочили, насторожив уши. Карай дочесал свою ляжку и встал, насторожив уши, и слегка мотнул хвостом, на котором висели войлоки шерсти.
«Пускать? не пускать?» — говорил сам себе Николай в то время, как волк подвигался к нему, отделяясь от леса. Вдруг вся физиономия волка изменилась; он вздрогнул, увидав ещё, вероятно, никогда не виданные им человеческие глаза, устремлённые на него, и, слегка поворотив к охотнику голову, остановился — назад или вперёд? «Э! всё равно, вперёд!..» — видно, как будто сказал он сам себе и пустился вперёд, уже не оглядываясь, мягким, редким, вольным, но решительным скоком.
— Улюлю!.. — не своим голосом закричал Николай, и сама собою стремглав понеслась его добрая лошадь под гору, перескакивая через водомоины впоперечь волку; и ещё быстрее, обогнав её, понеслись собаки.
Зеркала — на стене. Зеркала — на столе. У тебя в портмоне, в антикварном старье. Не гляди! Отвернись! Это мир под ключом. В блеск гранёных границ кто вошёл — заключён. Койка с кучей тряпья, тронный зал короля — всё в себя, всё в себя занесли зеркала. Руку ты подняла, косу ты заплела — навсегда, навсегда скрыли их зеркала. Смотрят два близнеца, друг за другом следя. По ночам — без лица, помутнев как слюда, смутно чувствуют: дверь, кресла, угол стола,— пустота! Но не верь: не пусты зеркала!
Зеркала (Отрывок) Автор: Семён Кирсанов
- Колобок, колобок, я тебя съём! – фыркала она каждый раз, глядя на себя в зеркало. – Как жить-то теперь, а? И раньше метр с кепкой в прыжке, а теперь вообще шарик на ножках. Никакой солидности!
Посоветовавшись с подругой, которая была известным в городе стилистом, Альбина взвыла, но встала на каблуки.
- С выпускного не носила эти колодки! Два раза в год по праздникам. И за что мне такое наказание? - За всё хорошее! – Анна, подруга Альбины, покатывалась со смеху, глядя, как подруга пытается танцевать твист перед зеркалом. - Алька, перестань ныть! Я ж тебя знаю! Через неделю будешь бегать как лось на этих ходулях. Можно было и поменьше каблук-то. Зачем тебе такая шпилька? - Затем, что так у меня хоть какие-то ноги видно! Не морочь мне голову, лучше снимай мерки! Мне нужен новый костюм. Нет, лучше два. Один розовый! - Господи, что за блажь?! На кого ты будешь похожа?! - На кого-на кого? Это стратегический наряд. Понимать надо!
Альбина знала, о чём говорит. Когда она, словно дредноут (*), вплывала в зал суда в своём новом роскошном розовом наряде, дар речи теряли все, начиная от прокурора и кончая подзащитными. Молчали и даже не пытались смеяться только те, кто знал, кто такая Альбина Михайловна Шац.
О её способностях ходили легенды. Эта кругленькая, миловидная женщина в процессе становилась настоящей акулой и горе было тому, что, посмеиваясь, не желал принимать её всерьёз. Кто будет считаться с оппонентом, если у того на голове овин из невозможных кудряшек, а на ногах красные шпильки? Разве можно принимать всерьёз такое? Альбина точно знала, что – нет. Поэтому беззастенчиво использовала этот приём раз за разом, особенно веселясь тогда, когда в процессе попадался новый судья или прокурор.
- Женщина должна быть загадкой! – твердила она своим помощникам. – Мотайте на ус, девицы! Тьфу, ты! Усов не надо! Неприлично это, когда у девушки усы растут! Увижу – будете бедные! Нечего позорить честь конторы и мою седую голову. Держите себя в порядке! А вам, мальчики, должно быть понятно, что женщину нужно оценивать не по тому, как она выглядит, а по уму, который она сочтёт нужным вам продемонстрировать. И не только в зале суда. Ясно? Вот и молодцы! Идите, работайте!
Своё бюро Альбина Михайловна держала в ежовых рукавицах. Да и как по -другому? Адвокатов в городе было «как собак», по её собственному выражению.
- А мы должны быть лучшими! – гремела она, глядя на перепуганных своих помощников.
Правда, перепуганными они оставались недолго. Максимум недели две, после того, как приходили в контору. По молчаливому согласию те, кто работал с Альбиной давно, даже виду не показывали, как на самом деле обстоят дела в бюро. Альбина отлично знала, что давно уже существует тотализатор, на котором делаются ставки на то, сколько продержится тот или иной новенький. Даже сама иногда участвовала в нём, грозно шикая каждый раз на тех, кто пытался пошутить на тему «матери всея адвокатуры».
- Ты до моих годов дорасти, а потом я на тебя полюбуюсь!
Что её за глаза называют «мать-Альбиной», она, конечно, знала. Как знала и то, что все эти мальчики и девочки, которые приходят на стажировку и иногда остаются работать, рано или поздно станут её конкурентами. Она любила на досуге почитывать Макиавелли и предпочитала, что друзей, что врагов держать перед глазами и как можно ближе.
Насчёт возраста Альбина лукавила. Ей не было ещё и пятидесяти. Но те, кто знал её историю, а таких было немного, ведь ведая всё и обо всех, в своё личное пространство она допускала только избранных, были уверены – такого груза хватило бы на десятерых. И кто-то жалел её, кто-то считал совершенно ненормальной, а кто-то просто уважал, глядя на то, как эта женщина справляется с тем, что отмерила ей судьба.
Начальница (Отрывок) Автор: Людмила Леонидовна Лаврова
(*) словно дредноут - Дредноут. Появившееся в начале XX века поколение артиллерийских военных кораблей, характерной особенностью которых было однородное артиллерийское вооружение.
Любимые куклы, старая классика, Ты остаёшься со мной на всю ночь. Милые стрелочки, вся математика В этой квартире, где только вдвоём Будем пить чай на огромной постели. Бессонные сутки обнимут рассвет, Веки закрыты, я их поцелую. Может быть завтра, а может и нет Ты мне ответишь, когда же настанет Наш долгий час, тот который я ждал, В ночь, когда солнце утонет в тумане, Ты в моём сердце оставишь кинжал.
Любимые куклы, старая классика... Автор: Рассказова Екатерина
Отшумели голоса, затихли всплески детских криков, не слышно упругих ударов по мячу, иссяк скрип качелей. Тишина обволокла пространство парка.
Из-за туч вышла полная луна, посылая голубоватый свет, от которого деревья с нежной листвой светились. Лунный свет проникал в отдалённые уголки парка, он приглашал на танец тонкие берёзы, упругие туи, мимолетно подчеркивал горделивость нарциссов, придавая полётность усталым азалиям.
Каштан, замыкающий западное крыло парка, чувствовал себя именинником. Расцветшие на его ветках белые свечки теплились и мерцали не хуже лунных лучей.
Молодая птица, этой весной увидевшая свет в кроне каштана, пошевелила ветку, вылетела в парковое пространство, достигла небольшого фонтана и плавно опустилась на круглый бордюр. В дневное время юная обитательница парка не рискнула бы появиться в месте, излюблённом детишками и родителями, но в полночь совсем другое дело. Серая с чёрной головкой птица спрыгнула на дно фонтана, скомпонованного из четырёх Лягушек, выплевывавших изо ртов тонкие струйки воды. Лягушки погрузились в затяжной сон, где они, по всей вероятности, томно квакали, млея в зарослях рогоза на берегу деревенского пруда.
В ночном фонтане воды птице было едва по щиколотку. Утолив жажду, птица переместилась на край фонтана и застыла в лунном свете как изваяние.
Появление подгулявшего мужичка нарушило гармонию парка. Птица встрепенулась, молодые крылья унесли её в зелёную плоть каштана.
Ей вспомнилась мать, сующая в клювик что-то вкусное, которого было всегда мало, вспомнилось, как мёрзла в ранние часы, ведь встающее в красноватом мареве солнце ещё не давало тепла, а от земли тянуло холодом. Припомнила час, когда она впервые покинула гнездо и только чудом уцелела, не став добычей юного сеттера.
Лунный свет волнообразно струился, расширяя ареал. Вот он приблизился к задумчивой ели, окутал её высокую сутулую фигуру флером и признался в тайной любви, а та слушала, боясь пошевелиться, чтобы не нарушить очарование мига.
Каштан погрузился в ночное безмолвие, просматривая вереницу каштановых снов, а молодая птица, едва уместившись в ставшем маленьким гнезде, витала в облаках.
Особенности лунной ночи в парке Автор: Ирина Качалова
Здесь девушки стареющие в чёлках Обдумывают странные наряды И адмиралы в твёрдых треуголках Припоминают сон Шехерезады. Прозрачна даль. Немного винограда. И неизменно дует ветер свежий. Недалеко до Смирны и Багдада, Но трудно плыть, а звёзды всюду те же.
Осип Мандельштам — Феодосия (Отрывок)
Играет старый патефон Мелодии забытых песен, Когда-то сам он был влюблён И целый мир для Счастья тесен.
Он молод был и он звучал Чудесный вальс волшебной ночи, А волны бились о причал, Как будто Счастья нам пророча.
Играл он танго и фокстрот, Звучали в них блаженства ноты А жизнь незримая течёт И Счастье забывает кто-то.
Сменялись тихо век и год, Про патефон забыли скоро, Но бег времён не зачеркнёт Любви волшебные узоры.
Как будто много лет назад Мотив старинный сердце слышит И звуки из души летят, Но с каждым годом только тише.
Ты снова слышишь патефон, Что Вам Любовь играл когда-то И, той же сказкой окрылён, Мелодию хранишь ты свято.
Прольётся нежность через край И ты попросишь тихо очень «Мой патефон, ещё сыграй Мелодии прекрасной ночи».
Ага, это я, яркий пример самопала для масс Если сердца не стучат, сердца из пластмасс Планета Земля, я забираю ваш разум на Марс Сейчас люди мерят маски не снимая гримас Что нас не красит, то вгоняет в красно Ночь подкинет мне снов, из них я вынесу главное Главное, чтобы поцелуи не стали прохладными..
Яркий пример (Отрывок) Автор: Барбитурный
На отдыхе познакомился с девушкой. Я приехал с другом, а она оказалась местной. Пришли вечером на пляжную вечеринку, коктейли, музыка, ветерок с моря. И она стоит одна, красивая такая – глаз не отвести. На ней было белое платье, волосы светлые разлетались от ветра, лямочка сползла с плеча.
Короче, в тот вечер кроме неё я никого не видел. Стоял и робел несколько минут, хватая воздух ртом, пока приятель не пихнул меня в спину, не заставил подойти.
Подошёл, познакомился. Оказалось, красавицу зовут Лера, я сказал в ответ, что я – Миша. Она мне улыбнулась так соблазнительно, и я растаял до конца. Ту ночь мы друг от друга не отрывались, а следующим вечером я её пригласил на прогулку. Она полностью сменила стиль: модные джинсы, беленькие кеды, украшения, прическа – все говорило о её высоком материальном положении.
Спросил, чем занимается, она ответила, что многим. Допытываться не стал. Неделю мы с Лерой прекрасно проводили время. Ходили к морю, гуляли по городу, выезжали на природу. Один раз попали под дождь и целовались, мокрые с головы до ног, пока ждали автобус. Я себя счастливей прежде не чувствовал. Сразу признался, что влюбился, она ответила, что тоже. Думать об этом было больно, потому что я же понимал, что расставаться придётся. Для неё этот мир – её жизнь, для меня – краткосрочный отдых перед возвращением в реальность.
За два дня до отъезда обедали с другом в городе в одном кафе. Я решил руки вымыть, захожу в мужской туалет, а там Лера… со шваброй. Я аж дара речи лишился от неожиданности. Она перепугалась, заметалась, хотела сбежать, но я не пустил. Закрылся с ней в уборной, попросил рассказать, что заставило её таким заниматься. Объяснение оказалось простым: нет у неё в этом городе близких родственников и друзей, сама приехала из провинции полгода назад. Жить дорого, продукты покупать – тоже. Зато зарплаты хорошие, вот и моет полы, где придётся. Зато позволить себе может хорошую одежду и вечеринки.
Я на неё посмотрел и понял: если бы не одна из таких вечеринок, не познакомились бы мы с ней. Последние дни мы вообще друг от друга не отходили. Прощались когда, у меня сердце на куски разрывалось, я думал, что плюну на все и останусь – тоже полы пойду мыть, только бы рядом с ней. Она плакала. Друг уговорил меня взять себя в руки и вернуться домой. И знаете что? Я уже много месяцев дома, а всё словно там, с ней, с Леркой. Жду лета, коплю деньги, родителей готовлю к тому, что переезжать буду. И невесту привезу знакомиться. А Лерка ждёт меня, звонит каждый день, проверяет – ласточка моя ревнивая.
«Вот тебе, (Господь знает), хлеб и соль, у стола не стой, в окошко не гляди и домой не ходи». «Вот тебе, (Господь знает), хлеб и соль, у стола не стой, в окошко не гляди и домой не ходи». «Вот тебе, (Господь знает), хлеб и соль, у стола не стой, в окошко не гляди и домой не ходи».
Я покрашу волосы ржавой хной, Чтоб не сделать ещё чего-нибудь хуже... Елена Иванова-Верховская
Я покрашу волосы в цвет свеклы... Или лучше в зелень покрасить? Не люблю дизайнерской кабалы, Это даже рабства опасней.
Я взойду на подиум и пойду, Бёдрами, как в сказке, вихляя, Шёлковой понёвою на ходу Слева да направо махая...
Или на углу встану лучше я? Или это всё-таки хуже? Может быть, подскажете мне, друзья? Что-то очень хочется кушать...
Я покрашу волосы... Автор: Серж Хан
-Толенька! Иди ужинать! – На балкон вышла дородная женщина с газовой косынкой на голове, из под которой выглядывали металлические бигуди. -Ну, мам… - Мальчик виновато взглянул на ехидно посмеивающихся дружков. – Ну, ещё полчасика… -Толик! Не заставляй маму нервничать! Или ты сейчас же идёшь кушать…
Что или… мальчишки уже не расслышали.Виновато положив мяч на землю, Толик Бусов побрёл домой. Такой момент, вся игра на смарку.Мальчишки со злостью пинали мяч, пассуя друг другу.Играть расхотелось.Уселись в детской беседке на лавочке.Мамаши с детьми уже разошлись по домам.Подростки постарше ещё не собрались, выжидая темноты.
Незаметно вечерело, солнце медным пятаком повисло над горизонтом, готовое вот-вот нырнуть в малиновое облако.Подул небольшой ветерок, стало свежее и прохладнее, особенно после летнего знойного дня.Мальчишки молчали, наговорившись за длинный августовский день и казавшееся бесконечным, такое короткое лето.Скоро школа, уроки, а так не хотелось.
— Бедный Бус,- подал голос Серёжка из пятой квартиры. - Чего это он бедный?- возмутился Димка из второго подъезда. -Вроде упитанный. - Вон как мать о нём печётся, — засмеялся Витька.Его никто так не опекал.Мать вечно на работе, бабка болеет, наварит супу и ешь день, а то и два. - Вот я и говорю, бедный,- Серёжка вздохнул и закончил свою мысль. - Хоть день прошёл, чтобы тёть Аня его куда-то не водила, то в кино, то в музей, то на прогулку по городу? Будто во дворе он не нагуляется.
Мальчишки захохотали, представив образную картину. Толик в сопровождении мамы.Мама держит его за руку, всё время одёргивает.
-Она и в школу в прошлом году его водила, отведёт-приведёт,- вспомнил Макс.Он давно ходил в школу сам. Не маленький, скоро десять лет! — Знаете на кого он похож? – Витька аж зажмурился от представленной картинки. -Ну и на кого? — Бус и есть Бус… -На троллейбус! – выпалил торжественно Витька. -Почему троллейбус? – мальчишки недоуменно переглянулись. — А всё время на привязи, — Витька расхохотался.- Дёрнешь за поводок, с места сдвинется…ещё дёрнешь, повернёт…ТРОЛЛЕЙБУС, одним словом.
А, ведь и правда… мальчишки долго смеялись над придуманным образом.
- А давайте Тольку так и звать, а то Бус, Бус… ТРОЛЛЕЙБУС! Вот это кличка?! — Ещё обидится,- Серёжка покраснел. – И так Буса жалко. — Жалко у пчёлки. Тебя Серым зовут, что обижаешься? – Макс с укором посмотрел на дружка.- Меня тоже все Максом кличут, а я всего Олег Максимов…- театрально закончил он. -Ладно, хватит вам. – Витька хлопнул Серёгу по плечу.С завтрашнего дня зовём Буса Троллейбусом.Приживётся и ладно, нет… На нет и суда нет, как говорится.
— Эй, мелочь, брысь по домам. Баиньки давно пора…- к беседке шла дворовая шпана лет пятнадцати - семнадцати.
Мальчишки нехотя поднялись с лавки и побрели домой. Небо уже покрылось яркими звёздами, да и есть захотелось, до коликов.
Наутро, сбегав искупнуться в прохладной воде местной речушки, мальчишки играли в футбол.Стояли последние жаркие дни лета. Август радовал тёплыми ясными деньками уходящей свободной жизни, без школы, уроков.
- Привет,- из подъезда выплыл улыбающийся Толик. — Какой счёт? — Долго спишь, Троллейбус! – Витька хлопнул дружка по плечу и незаметно поглядывал на окруживших их товарищей. — Чего дразнишься? – Толька обиженно отвернулся. — А кто дразнится? Мы тебе имя новое придумали. — Я же Бус…- буркнул мальчишка, краснея. — Был Бус, стал Троллейбус! Решение окончательное.- Олег с улыбкой смотрел на приятеля.
— Ладно вам, -Серёжка решил замять ситуацию. – Играть будешь? А то мы без тебя продуваем. -Давайте, — облегчённо вздохнул Толик. В душе он очень злился, но против толпы не попрёшь, как говорится. Придётся привыкать к новому прозвищу, тут уж ничего не поделаешь. Мальчишеское слово – закон.
Потихоньку, день за днём мальчишка привык к своему новому прозвищу, правда мама, узнав пошумела-поскандалила, но поделать ничего не смогла, у двора свои законы. Был Толик Бусом, стал Троллейбусом…
Блуждают надежды. Загадки природы Скрывают невзгоды великих народов. Невежды – безлики, украдкой одежды Сжигают... сжигают Одежды украдкой! Безлики невежды: Народов великих невзгоды скрывают Природы загадки, надежды – блуждают...
Поэт: Александра Савостьянова
Анациклический стих и Реверс относятся к жанрам экспериментальной поэзии и поэтому встречаются у современных поэтов нечасто. Из многих энциклопедических источников по теории стихосложения мы обнаруживаем фразу: «Анациклические стихи - крайне редкое явление даже для экспериментальной поэзии», а у Александра Павловича Квятковского, создателя поэтического словаря, и вовсе читаем: «В русской поэзии Анациклический стих не имеет серьёзного литературного значения, он иногда встречается лишь у поэтов, желающих блеснуть техническим мастерством…». Так, что же это за поэтическое явление такое – анациклический стих и почему его считают редким явлением? Эти вопросы я постараюсь рассмотреть в своей статье.
Из самого названия «Анацикл» следует, что родиной этого жанра является Древняя Греция. В переводе с греческого «ana» означает «вперёд», «против», а «cyclos» - круг, цикл. Считается, что родоначальником анациклических стихов явился древнегреческий поэт Сотад, поэтому анациклы ещё называют «сотадическими стихами».
Согласно современному толкованию анациклический стих – это стихотворение, написанное таким образом, что его можно одинаково читать как сверху-вниз слева направо, так и снизу-вверх справа налево. Анацикл читается в обоих направлениях не по буквам (как в палиндроме), а по словам. В отличие от Реверса, порядок рифмовки в анацикле при обратном прочтении сохраняется. При исследовании анациклических стихов, я выяснила ещё одну их интересную особенность: полный анацикл можно читать с четырёх сторон, при этом порядок рифмовки, ритм и смысл стихотворения не изменится.
Во всех энциклопедических источниках в качестве примера классического анацикла, проводится произведение, написанное поэтом «серебряного века» Валерием Яковлевичем Брюсовым:
Вот жду телефонного звонка. Интересно поговорить про лето. Выслушать так сказать, иную точку зрения на ситуацию. Понять, зачем в середине лета нужно было окунуть меня в атмосферу русской весны.
Бесплатные публикации в прессе для бизнес - эксперта являются не пределом мечтаний, а естественной необходимостью для продвижения своего бренда и последующей продажи услуг. Чем больше статей, тем больше его узнаваемость. А чем больше узнаваемость, тем больше продаж (если, конечно, есть, что продавать). - Александр Верещагин (Байн Баш)
О, я хотел бы оказаться на земле хлопка, Старые времена не забыты, Оглянись, оглянись, оглянись! Земля Дикси.
В земле Дикси, где я родился, ранним морозным утром, Оглянись, оглянись, оглянись! Земля Дикси.
Я хотел бы быть в Дикси! Ура! Ура! Я отстою своё право жить и умереть в Дикси.
Далеко, далеко, далеко, на юге, в Дикси. Далеко, далеко, далеко, на юге, в Дикси.
Гимн Конфедерации. «Дикси»(Отрывок) Композитор: Дэн Эммет Слова: Дэн Эмме
Господин Хозяйственное Мыло
Прочитали название и улыбнулись. Сомневаетесь, что можно написать рассказ на такую банальную тему. Поверьте, друзья мои, можно! Начало этой истории положили реформы девяностых годов двадцатого столетия. Перед нами самый обыкновенный универсальный магазин, среди полок с небрежно разбросанным товаром, не пригодившимся даже самому невзыскательному покупателю, зияют пустые провалы, которые нечем заполнить. Продавщица привычно дремлет за прилавком.
Входит старушка и останавливается, чтобы осмотреться в полумраке торгового зала. Одета она в белый ситцевый платочек, поверх простого платья шерстяная кофта домашней вязки, на ногах войлочные тапочки. Постояв минуту, покупательница несмело направляется к полке с хозяйственным мылом.
Это заставляет продавщицу сорваться с насиженного места, прихватив кусок картона, фурия стремительно подлетает туда, где склонив пониже седую голову, бабушка пытается рассмотреть стоимость товара. Но она даже не успевает сделать это, как на её глазах ценник обрастает дополнительными нулями. Не удостоив покупательницу своим вниманием, качнув крутыми бёдрами, чтобы развернуться всей массой, продавщица уверенно водрузила тело пятьдесят четвёртого размера на прежнее место. Старушка проводила её взглядом полным печали, и, несолоно хлебавши, устало потянулась обратно к выходу.
Куски хозяйственного мыла остались лежать на полке. Они были очень удивлены таким обстоятельством. Вот уже почти восемьдесят лет этот товар не залёживался, особым спросом пользовался, конечно, в сельпо, но и в любой городской квартире без хозяйственного мыла было невозможно обойтись. А уж старушки в белых ситцевых платочках являлись его основными потребителями.
Шло время хозяйственное мыло продолжало пылиться на полке, постепенно уступая почётное место заморскому ассортименту. Всюду красовались яркие бутылки и внешне привлекательные упаковки ароматного мыла, ватных палочек, прокладок на все случаи жизни, салфеток и туалетной бумаги с запахом малины и клубники, незаменимые мешки под мусор и широкий выбор стирального порошка. Новая хозяйка магазина лично переписала ценник на залежавшемся хозяйственном мыле советского производства, решив сбыть товар по бросовой цене, чтобы не мозолил глаза своим неприглядным видом.
Хозяйственное мыло неуклюже пряталось в самой глубине полки, стараясь не раздражать покупателей, которые с годами становились всё злее и капризнее. А по вечерам ему сильно доставалось от соседей, они пытались столкнуть его с полки и презрительно воротили носы:
- Фу, какая гадость! – пищали из пачки в один голос гигиенические прокладки.
- Да уберётесь вы, наконец, куда-нибудь с глаз долой, - с заметным акцентом трещали зубные щётки. - Нет, право, господа, это становится совершенно невыносимо! – ворчал огромный полиэтиленовый мешок дорого порошка. – Вам хорошо, а я вынужден терпеть этот отвратительный запах дольше всех. В эту страну только начинают поступать первые партии автоматических стиральных машин, и мало кто решится купить такой элитный товар, как я. Сколько мне ещё терпеть!?
Казалось бы, нет ничего хуже, чем чувствовать себя изгоем в стенах родного дома, но то, что произошло вскоре, повергло хозяйственное мыло в состояние шока. В полупустом торговом зале появился покупатель, который являлся олицетворением полной нищеты: изрядно потрёпанное пальто, больше похожее на капитулировавший после неравного боя штандарт, едва держалось на худых плечах владельца, дополнял печальный образ, изъеденный молью, берет на голове и в хлам разбитые ботинки на ногах. Этот человек был ещё не стар, но проводимые в стране экономические реформы выжали из него все соки. Ещё раз, пересчитав мелочь, он потянулся за куском хозяйственного мыла, руки его дрожали и какая-то копейка укатилась под прилавок. Сколько боли и отчаяния отразилось в его глазах, но сидевшая за кассовым аппаратом молодая девушка осталась равнодушна:
- Что монета укатилась под прилавок? Ищите сами. Я вам не нанималась.
Понимая, что рассчитывать на сочувствие не приходится, мужчина смущённо поёжился и, втянув голову в воротник, вышел вон. И только кусок хозяйственного мыла понял, какой страшной участи удалось ему избежать. Возможно, верёвка порвётся или без мыла не так хорошо затянется, а ещё лучше, если вовремя заглянет к бедолаге кто-нибудь из старых приятелей и будет не поздно спасти человека. Да мало ли случайностей на белом свете бывает.
Таким образом, кусок хозяйственного мыла благополучно дожил до очередных перемен. Новым хозяином магазина стал довольно упитанный мужчина. Однажды, обходя владения, горластый и розовощёкий пузан остановился возле полки:
- Прикольно! Это что хозяйственное мыло? И правда, настоящее хозяйственное мыло! Я такое у бабушки видел. Здорово! Так, так…надо проверить по прайсу, где теперь такое выпускают. Блин, ни фига себе, - он взял кусок в руки и увидел дату выпуска, - 1962 год. Это же год моего рождения. Я его у себя на полочку поставлю, под стеклянный колпак. Прикольно!
Разноцветные упаковки и гламурные пакетики, словом весь ассортимент супермаркета потерял дар речи от такого оборота событий. А господин Хозяйственное Мыло благополучно занял почётное место в кабинете. Новый владелец магазина любил товар отечественного производства, считая его экологически чистым, и внушал такую же мысль своим подчинённым. А такие мелочи, как неприятный запах, легко устранить, внедрив новые технологии и современные условия производства.
