Технические процессы театра «Вторые подмостки»

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.



Заметки о делах

Сообщений 121 страница 150 из 196

121

Поправилось .. Ну или почти ...  поправился

Однажды холодильник решит мне отомстить… каждые пол часа открывая дверь в мою комнату… пялиться на меня несколько минут… а затем уходить.))) (©)

Загрустил мой холодильник:
- Вот, не любишь ты меня.
Всей кормёжки – на полтинник,
Я пустой уже три дня!

- Ну и что! – я закипела, -
Ты всегда обжорой был!
Лето. Жарко. Надоело!
Ты б язык-то прикусил.

- Нет! – он тут же ноет снова, -
Есть хочу! Давай, корми!
Для меня еда – основа,
Ну, пожалуйста, пойми…

- Всё, отстань! Мне до аванса
Две недели ещё ждать.
Успокойся. Для баланса,
Можешь жвачку пожевать.

- Тьфу! – плюётся пустобрюхий, -
Знаю я один секрет.
Позову я в гости муху,
Съем её я на обед!

В холодильник я небрежно
Заглянула. Там сюрприз:
На тарелке белоснежной
Муха в соусе «каприз»!

                                         ХОЛОДИЛЬНИК
                     Автор: Лаврова Татьяна Анатольевна

Лайт версия

Отредактировано Александр 2 (2025-05-01 22:48:41)

0

122

С бывшим дядей

Мне показалось, что кто-то тихо постучал в замёрзшее окно.
Не от мороза лёд покрыл стекло.
Душа от многих лет забвенья
Вокруг себя всё превратила в ледяную брешь.

                                                                                                        Встреча... (отрывок)
                                                                                      Автор: Алексей Викторович Мещеряков

"Цыганочка" в исп. Н.Волшаниновой в х-ф "Отставной козы барабанщик" 1981 г.

.. я записался в библиотеку и взял две книги. Одна из них была о мальчике - барабанщике. Он убежал от своей злой бабки и пристал к революционным солдатам французской армии, которая сражалась одна против всего мира.

Мальчика этого заподозрили в измене. С тяжёлым сердцем он скрылся из отряда. Тогда командир и солдаты окончательно уверились в том, что он — вражеский лазутчик.

Но странные дела начали твориться вокруг отряда.

То однажды, под покровом ночи, когда часовые не видали даже конца штыка на своих винтовках, вдруг затрубил военный сигнал тревогу, и оказывается, что враг подползал уже совсем близко.

Толстый же и трусливый музыкант Мишо, тот самый, который оклеветал мальчика, выполз после боя из канавы и сказал, что это сигналил он. Его представили к награде.

Но это была ложь.

То в другой раз, когда отряду приходилось плохо, на оставленных развалинах угрюмой башни, к которой не мог подобраться ни один смельчак доброволец, вдруг взвился французский флаг, и на остатках зубчатой кровли вспыхнул огонь сигнального фонаря.

Фонарь раскачивался, метался справа налево и, как было условлено, сигналил соседнему отряду, взывая о помощи. Помощь пришла.

А проклятый музыкант Мишо, который ещё с утра случайно остался в замке и всё время валялся пьяный в подвале возле бочек с вином, опять сказал, что это сделал он, и его снова наградили и произвели в сержанты.

Ярость и негодование охватили меня при чтении этих строк, и слёзы затуманили мне глаза.

«Это я… то есть это он, смелый, хороший мальчик, который крепко любил свою родину, опозоренный, одинокий, всеми покинутый, с опасностью для жизни подавал тревожные сигналы».

Мне нужно было с кем - нибудь поделиться своим настроением. Но никого возле меня не было, и только, зажмурившись, лежал и мурлыкал на подушке котёнок.

— Это я — солдат - барабанщик! Я тоже и одинокий и заброшенный… Эй ты, ленивый дурак! Слышишь? — сказал я и толкнул котёнка кулаком в тёплый пушистый живот.

Оскорблённый котёнок вскочил, изогнулся и, как мне показалось, злобно посмотрел на меня своими круглыми зелёными глазами.

— Мяу! — ответил он. — Ты врёшь, ты не солдат - барабанщик. Барабанщики не лазят по чужим ящикам и не продают старьевщикам Валентининых горжеток. Барабанщики бьют в круглый барабан, сначала — трим - тара - рам! потом — трум - тара - рам! Барабанщики — смелые и добрые. Они до краёв наливают блюдечко тёплым молоком и кидают в него шкурки от колбасы и куски мягкой булки. Ты же забываешь налить даже холодной воды и швыряешь на пол только сухие корки.

Он спрыгнул и, опасаясь мести, поспешил убраться под диван. И, вероятно, сидел там долго, насторожившись и прислушиваясь: не полез ли я за кочергой или за щёткой?

Но я давно уже крепко спал.

Утром, выбегая за хлебом, я увидел, что дверь с лестницы к нам в квартиру была приоткрыта. И я вспомнил, что, зачитавшись на ночь, это я сам забыл её закрыть.

А так как голова моя всё время была занята мыслью о предстоящем возвращении Валентины и о расплате за взломанный ящик, за продажу вещей, то этот пустяковый случай натолкнул меня на такой выход:

«А что, если (не по ночам, это страшно) днём уходить, оставив дверь незапертой? Тогда, вероятно, придут настоящие воры, кое - что украдут, и заодно на них можно будет свалить и всё остальные беды».

За чаем я решил, что замысел мой совсем не плох.

Но так как мне жалко было, чтобы воры забрали что - нибудь ценное, то я вытер досуха ванну, свалил туда всё бельё, одежду, обувь, скатерть, занавески, так что в квартире стало пусто, как во время уборки перед Первым мая.

Утрамбовав всё это крепко - накрепко, я покрыл ванну газетами, завалил старыми рогожами, оставшимися из-под мешков с извёсткой, набросал сверху всякого хлама: сломанные санки, палки от лыж, колесо от велосипеда. И так как ванная у нас была без окон, то я поставил стул на стол и отвинтил с потолка электрическую лампочку.

«Теперь, — злорадно подумал я, — пусть приходят!»

В течение трёх дней я ни разу не запер квартиры на ключ. Но — странное дело — воры не приходили. И это было тем более непонятно, что у нас в доме с утра до вечера только и было слышно: щёлк… щёлк! Замок, звонок, опять замок.

Запирали дверь, отлучаясь даже на минуту к парадному, к газетным ящикам… В страхе, запыхавшись, возвращались с полпути, чтобы проверить, хорошо ли закрыто.

Кроме дверных, навешивали замки наружные. Крючки, цепочки…

А тут три дня стоит квартира незапертой и даже дверь чуть приоткрыта, а ни один вор не сует туда своего носа!

Нет! Неудачи валились на меня со всех сторон.

Я получил от Валентины открытку с требованием ответить, всё ли дома в порядке и принесла ли бельё прачка.

И даю слово, что если бы Валентина спросила меня, нет ли у меня какой - нибудь беды, не скучаю ли, или хотя бы прислала простую жёлтую открытку, а не такую, где скалы, орлы, море дразнили и напоминали мне о красивой и совсем не похожей на мою жизнь, и если бы даже, наконец, на протяжении коротенького письма ровно трижды она не упомянула мне о прачке, как будто это было самое важное, — то я честно написал бы ей всю правду.

Потому что хотя приходилась она мне не матерью и даже теперь не мачехой, но была она всё же человек не злой, когда-то баловала меня и даже иногда покрывала мои озорные проделки, особенно когда я помалкивал и не говорил отцу, кто ей без него звонил по телефону.

И я ответил ей коротко, что жив, здоров, бельё прачка принесла и беспокоиться ей нечего. Я отнёс письмо и, насвистывая, притопывая (то есть семь, мол, бед — один ответ), поднимался к себе по лестнице.

Котёнок, точно поджидая меня, сидел на лестничной площадке. Дверь, по обыкновению, была чуть приоткрыта. Но стоп! Лёгкий шум — как будто бы кто-то звякнул стаканом о блюдце, потом подвинул стул — донёсся до моего слуха. Я быстро взлетел на пол - этажа выше.

Вор был в нашей квартире!..

Затаив дыхание, я насторожился. Прошла минута, другая, три, пять… Вор что-то не торопился. Я слышал его шаги, когда несколько раз он проходил по коридору близ двери. Слышал даже, как он высморкался и кашлянул.

— Тим - там! Тра - ля - ля! Трум! Трум! — долетело до меня из-за двери.

Было очень странно: вор напевал песню.

Очевидно, это был бандит смелый, опасный. И я уже заколебался, не лучше ли будет спуститься и крикнуть дяде Николаю, который поливал сейчас из шланга двор.

Но вот за дверьми, должно быть с кухни, раздался какой-то глухой шум. Долго силился я понять, что это такое. Наконец понял: это шумел примус. Это уже не лезло ни в какие ворота! Вор, очевидно, кипятил чайник и собирался у нас завтракать.

Я спустился на площадку. Вдруг дверь широко распахнулась, и передо мной оказался низкорослый толстый человек в сером костюме и жёлтых ботинках.

— Друг мой, — спросил он, — ты из этой, пятнадцатой квартиры?
— Да, — пробормотал я, — из этой.
— Так заходи, сделай милость. Я тебя через окошко ещё полчаса тому назад видел, а ты полез наверх и чего-то прячешься.
— Но я не думал, я не знал, зачем вы тут… поёте?
— Понимаю! — воскликнул толстяк. — Ты, вероятно, думал, что я жулик, и терпеливо выжидал, как развернётся ход событий. Так знай же, что я не вор и не разбойник, а родной брат Валентины, следовательно — твой дядя. А так как, насколько мне известно, Валентина вышла замуж и твоего отца бросила, то, следовательно, я твой бывший дядя. Это будет совершенно точно.
— Она уехала с мужем на Кавказ, — ответил я, — и вернётся не скоро.
— Боги великие! — огорчился дядя. — Дорогая сестра уехала, так и не дождавшись родного брата! Но она, я надеюсь, предупредила тебя о том, что я приеду?
— Нет, она не предупредила, — ответил я, виновато оглядывая ободранную мной и неприглядную нашу квартиру. — Когда она уезжала, она, должно быть, растерялась, потому что разбила блюдце и в кастрюльку с кофе насыпала соли.
— Узнаю, узнаю беспечное созданье! — укоризненно качнул головой толстяк. — Помню ещё, как в далёком детстве она полила однажды кашу вместо масла керосином. Съела и страдала, крошка, ужасно. Но скажи, друг мой, почему это у вас в квартире как-то не того?.. Сарай — не сарай, а как бы апартаменты уездного мелитопольского комиссара после весёлого налёта махновцев?
— Это не после налёта! — растерянно оправдывался я. — Это я сам всё посодрал и попрятал в ванную, чтобы не пришли и не обокрали воры.
— Похвально! — одобрил дядя. — Но почему же, в таком случае, парадную дверь ты оставляешь открытой?

На моё счастье, в кухне закипел чайник, и неприятный этот разговор оборвался.

Бывший мой дядя оказался человеком весёлым, энергичным. За чаем он приказал мне разобрать мой склад в ванной, а также сходить к дворничихе, чтобы она перечистила посуду, вымыла пол и привела квартиру в порядок.

— Неприлично, — объяснил он. — Ко мне могут прийти люди, товарищи в боях, друзья детства, — и вдруг такое безобразие!

После этого он спросил, есть ли у меня деньги. Похвалил за бережливость, дал на расходы тридцатку и ушёл до вечера побродить по Москве, которую, как он говорил, не видел уже лет десять.

Я побежал к дворничихе и сказал ей насчёт уборки.

— Дядечка приехал! — похвалился я. — Добрый! Теперь мне будет весело.
— И то лучше, — сказала дворничиха. — Виданное ли дело — оставлять квартиру на несмышлёного ребёнка! Дитё — оно дитё и есть. Сейчас умное, а отвернулся — смотришь, а оно ещё совсем дурак.
— Это которые маленькие — дураки, — обиделся я. — А я уже не маленький.
— Э, милый! Бывает дурак маленький, бывает и большой. Моему Ваське шестнадцатый. Раньше в таку пору женили, а он достал железу, набил серой, хлопнул — да вот три недели в больнице отлежал. Хорошо ещё, только лицо ковырнуло, а глаза не вышибло. Да что я тебе говорю: ты, чай, про это дело лучше моего знаешь!

Я что-то промычал и быстро исчез, потому что в Васькином деле была и моей вины доля.

                                                                                                                      из повести Аркадия Гайдара - «Судьба барабанщика»

Дизайн человека

0

123

может Ты тоже ..

Объясняйте это как хотите, но в Петербурге есть эта загадка — он действительно влияет на твою душу, формирует её. Человека, там выросшего или, по крайней мере, проведшего там свою молодость, — его с другими людьми, как мне кажется, трудно спутать.

                                                                                                                                                                                 -- Иосиф Бродский

Девочка едет в Питер.
Видите? — не в Москву…
Разницу уловите —
В Питер мечты зовут.

В Питер, культурный город,
Лучший у нас в стране.
Это почти, как горы —
Выше, ну, просто — нет…

Девочке очень надо
Питером подышать.
Питер ей дан в награду,
Просто нельзя не дать.

Девочка заслужила —
Верила и ждала.
Он для неё, как милый —
Всё ему сберегла…

Дальше уже не важно…
Комкаю свой билет…
Взглядом, немножко влажным,
С лаской смотрю ей вслед…

                                                      Девочка едет в Питер (отрывок)
                                                              Автор: Юрий Лопатеев

Заметки о делах

Отредактировано Александр 2 (2025-05-04 20:50:23)

0

124

Повестка  - Воздуходувка

По улицам озабоченно шагали новенькие полицейские чиновники, покрикивая на маляров, на дворников.

                                                                                                                -- Горький Максим - «Жизнь Клима Самгина» (Цитата)

Человек он, несомненно
Был живой не железяка.
Он совсем не микросхема,
Он не зверь и не козявка.
Он с душою, он разумный
Но его, как микросхему
Как то очень хитроумно
Изменили вдруг зачем-то.
Не пробили киркой темя
Жизни  жёстко не лишили,
А его, как микросхему
Взяли и перепрошили.
Он, как был таким остался
С виду, но совсем не тот он -
Он с душой своей расстался
По чужим живёт он кодам.
Думал он, что он  не бяка,
Нянчали  его, учили,
А его, как железяку
Взяли и перепрошили.

                                                        Перепрошивка
                                Автор: Александр Измайлов Митрофанович

Заметки о делах

Отредактировано Александр 2 (2025-05-05 12:45:36)

0

125

На грехи душу предавшие (©)

«Курочка у нас была чёрненька, по два яичка на всякий день приносила, Бог так устраивал ребяткам на пищу. По грехам нашим, в то время, везя на нарте, задавили её. Не курочка, а чудо была, по два яичка на день давала».

                                                                        -- протопоп Аввакум - «Житие протопопа Аввакума, им самим написанное» (Цитата)

У купца была девица, купца-тысячника.
Как задумал купец, да свою дочь замуж отдать.
Свою дочь замуж отдать, да на грехи душу предать.

Как заслышала девица, во темны леса пошла.
Во темны леса пошла, себе пустынюшку нашла.
Перекрестилася девица, во пустынюшку зашла.

Как на правой на сторонке святы образы стоят,
Святы образы стоят, да перед ними свечи стоят.
Она молилась и трудилась, шестьдесят шесть годов.

Перекрестилася девица, со пустынюшки пошла.
Как навстречу той девице едет старый Cтаричок.
Уж ты старый Cтаричок, да исповедай-ка меня.

                                                                                             У купца была девица
                                                                   Источник: Интернет ресурс «Алтайский старообрядец»

XII (отрывок)

Позднею осенью, когда рейсы парохода кончились, я поступил учеником в мастерскую иконописи, но через день хозяйка моя, мягкая и пьяненькая старушка, объявила мне владимирским говором:

— Дни теперя коротенькие, вечера длинные, так ты с утра будешь в лавку ходить, мальчиком при лавке постоишь, а вечерами — учись!

И отдала меня во власть маленького быстроногого приказчика, молодого парня с красивеньким, приторным лицом.

По утрам, в холодном сумраке рассвета, я иду с ним через весь город по сонной купеческой улице Ильинке на Нижний базар; там, во втором этаже Гостиного двора, помещается лавка.

Приспособленная из кладовой, тёмная, с железною дверью и одним маленьким окном на террасу, крытую железом, лавка была тесно набита иконами разных размеров, киотами, гладкими и с «виноградом», книгами церковнославянской печати, в переплетах жёлтой кожи.

Рядом с нашей лавкой помещалась другая, в ней торговал тоже иконами и книгами чернобородый купец, родственник староверческого начётчика (1), известного за Волгой, в керженских краях; при купце — сухонький и бойкий сын, моего возраста, с маленьким серым личиком старика, с беспокойными глазами мышонка.

Открыв лавку, я должен был сбегать за кипятком в трактир; напившись чаю — прибрать лавку, стереть пыль с товара и потом — торчать на террасе, зорко следя, чтобы покупатели не заходили в лавку соседа.

— Покупатель — дурак, — уверенно говорил мне приказчик. — Ему всё едино, где купить, лишь бы дешёво, а в товаре он не понимает!

Быстро щёлкая дощечками икон, хвастаясь тонким знанием дела, он поучал меня:

— Мстёрской работы (2) — товар дешёвый, три вершка на четыре — себе стоит... шесть вершков на семь — себе стоит... Святых знаешь? Запомни: Вонифатий — от запоя; Варвара Великомученица — от зубной боли, нечаянныя смерти; Василий Блаженный — от лихорадки, горячки... Богородиц знаешь? Гляди: Скорбящая, Троеручица, Абалацкая - Знамение, Не рыдай мене, мати, Утоли моя печали, Казанская, Дейсус, Покрова, Семистрельная...

Я быстро запомнил цены икон по размерам и работе, запомнил различия в иконах богородиц, но запомнить значение святых было нелегко.

Задумаешься, бывало, о чём - нибудь, стоя у двери лавки, а приказчик вдруг начнёт проверять мои знания!

— Трудных родов разрешитель — кто будет?

Если я ошибаюсь, он презрительно спрашивает:

— Для чего у тебя голова?

Ещё труднее было зазывать покупателей; уродливо написанные иконы не нравились мне, продавать их было неловко.

По рассказам бабушки я представлял себе богородицу молодой, красивой, доброй; такою она была и на картинках журналов, а иконы изображали её старой, строгой, с длинным, кривым носом и деревянными ручками.

В базарные дни, среду и пятницу, торговля шла бойко, на террасе то и дело появлялись мужики и старухи, иногда целые семьи, всё — старообрядцы из Заволжья, недоверчивый и угрюмый лесной народ.

Увидишь, бывало, как медленно, точно боясь провалиться, шагает по галерее тяжёлый человек, закутанный в овчину и толстое, дома валянное сукно, — становится неловко перед ним, стыдно.

С великим усилием встанешь на дороге ему, вертишься под его ногами в пудовых сапогах и комаром поёшь:

— Что́ вам угодно, почтенный? Псалтири следованные и толковые, Ефрема Сирина книги, Кирилловы, уставы, часословы — пожалуйте, взгляните! Иконы все, какие желаете, на разные цены, лучшей работы, тёмных красок! На заказ пишем кого угодно, всех святых и богородиц! Именную, может, желаете заказать, семейную? Лучшая мастерская в России! Первая торговля в городе!

Непроницаемый и непонятный покупатель долго молчит, глядя на меня, как на собаку, и вдруг, отодвинув меня в сторону деревянной рукою, идёт в лавку соседа, а приказчик мой, потирая большие уши, сердито ворчит:

— Упустил, тор - рговец...

В лавке соседа гудит мягкий, сладкий голос, течёт одуряющая речь:

— Мы, родимый, не овчиной торгуем, не сапогом, а — божьей благодатью, которая превыше сребра - злата, и нет ей никакой цены...
— Ч - чёрт! — шепчет мой приказчик с завистью и восхищением. — Здорово заливает глаза мужику! Учись! Учись!

Я учился добросовестно, — всякое дело надо делать хорошо, коли взялся за него.

Но я плохо преуспевал в заманивании покупателей и в торговле, — эти угрюмые мужики, скупые на слова, старухи, похожие на крыс, всегда чем-то испуганные, поникшие, вызывали у меня жалость к ним, хотелось сказать тихонько покупателю настоящую цену иконы, не запрашивая лишнего двугривенного.

Все они казались мне бедными, голодными, и было странно видеть, что эти люди платят по три рубля с полтиной за Псалтырь — книгу, которую они покупали чаще других.

Они удивляли меня своим знанием книг, достоинств письма на иконах, а однажды седенький старичок, которого я загонял в лавку, кротко сказал мне:

— Неправда это будет, малый, что ваша мастерская по иконам самолучшая в России, самолучшая-то — Рогожина, в Москве!

И, закрыв книгу, покупатель молча уходит.

Иногда эти лесные люди спорили с приказчиком, и мне было ясно, что они знают писание лучше, чем он.

— Язычники болотные, — ворчал приказчик.

Я видел также, что, хотя новая книга и не по сердцу мужику, он смотрит на неё с уважением, прикасается к ней осторожно, словно книга способна вылететь птицей из рук его.

Это было очень приятно видеть, потому что и для меня книга — чудо, в ней заключена душа написавшего её; открыв книгу, я освобождаю эту душу, и она таинственно говорит со мною.

Весьма часто старики и старухи приносили продавать древнепечатные книги дониконовских времён или списки таких книг, красиво сделанные скитницами на Иргизе и Керженце; списки миней, не правленных Дмитрием Ростовским (3); древнего письма иконы, кресты и медные складни с финифтью (4), поморского литья, серебряные ковши, даренные московскими князьями кабацким целовальникам; всё это предлагалось таинственно, с оглядкой, из-под полы.

И мой приказчик и наш сосед очень зорко следили за такими продавцами, стараясь перехватить их друг у друга; покупая древности за рубли и десятки рублей, они продавали их на ярмарке богатым старообрядцам за сотни.

Приказчик поучал меня:

— Ты следи за этими лешими, за колдуньями, во все глаза следи! Они счастье с собой приносят.

Когда являлся такой продавец, приказчик посылал меня за начётчиком Петром Васильичем, знатоком старопечатных книг, икон и всяких древностей.

Это был высокий старик, с длинной бородою Василия Блаженного, с умными глазами на приятном лице.

Плюсна одной ноги у него была отрублена, он ходил прихрамывая (5), с длинной палкой в руке, зиму и лето в лёгкой, тонкой поддёвке, похожей на рясу, в бархатном картузе странной формы, похожем на кастрюлю.

Бодрый, прямой, он, входя в лавку, опускал плечи, изгибал спину, охал тихонько, часто крестился двумя перстами и всё время бормотал молитвы, псалмы. Это благочестие и старческая слабость сразу внушали продавцу доверие к начётчику.

— В чём дела-то выпачканы у вас? — спрашивал старик.
— Вот икона продаётся, принёс человек, говорит — строгановская (6).
— Чего?
— Строгановская.
— Ага... Плохо слышу, заградил господь ухо мое от мерзости словес никонианских...

Сняв картуз, он держит икону горизонтально, смотрит вдоль письма, сбоку, прямо, смотрит на шпонку в доске, щуря глаза, и мурлычет:

— Безбожники никониане, любовь нашу к древнему благообразию заметя и диаволом научаемы преехидно фальшам разным, ныне и святые образа подделывают ловко, ой, ловко! С виду-те образ будто и впрямь строгановских али устюжских писем, а то — суздальских, ну, а вглядись оком внутренним — фальша!

Если он говорит «фальша», значит — икона дорогая и редкая.

Ряд условных выражений указывает приказчику, сколько можно дать за икону, за книгу; я знаю, что слова «уныние и скорбь» значат — десять рублей, «Никон - тигр» — двадцать пять; мне стыдно видеть, как обманывают продавца, но ловкая игра начётчика увлекает меня.

— Никониане-то, чёрные дети Никона - тигра, всё могут сделать, бесом руководимы, — вот и левкас будто настоящий, и доличное одной рукой написано (7), а лик-то, гляди, — не та кисть, не та! Старые-то мастера, как Симон Ушаков, — хоть он еретик был, — сам весь образ писал, и доличное и лик, сам и чку (8) строгал и левкас наводил, а наших дней богомерзкие людишки этого не могут! Раньше-то иконопись святым делом была, а ныне — художество одно, так-то, боговы!

                                                       из автобиографической трилогии Максима Горького - Повесть первая «В людях» (отрывок)
___________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

(1) родственник староверческого начётчика - Начётчик. В контексте  старообрядчества — богослов, знаток старопечатной (дониконовской) религиозной (особенно богословской) литературы.

(2) Мстёрской работы - Мстёрской работы могут быть следующие виды произведений:
Иконы. Для них характерен сдержанный тёмный колорит, изысканные плоскостные орнаментальные композиции, умеренное применение золота для проработки деталей.
Лаковые миниатюры на изделиях из папье - маше.
Шкатулки, ларцы, папиросницы, игольницы, пудреницы украшены разнообразными живописными сюжетами. В тематике преобладают исторические и христианские сюжеты.
Особенности мстёрской работы:
Цветовая гамма. Голубовато - серебристая, охристо - жёлтая и красная.
Количество деталей. Сказочные и бытовые сюжеты пестрят множеством деталей, сочетанием растительных и геометрических узоров.
Источник вдохновения. В миниатюрах отражается окружающая природа: песчаные излучины, луга с ручейками, дальние деревни с яркими крышами и синь лесов.

(3)  списки миней, не правленных Дмитрием Ростовским - Не правленных -  Деятельность святителя Димитрия Ростовского, который собирал, дополнял и исправлял жития и поучения при составлении «Четьих Миней» — свода оригинальных и переводных житийных и риторических памятников церковно-учительного и исторического характера.

(4) кресты и медные складни с финифтью - Финифть — это вид прикладного искусства, в котором изготовление художественных произведений производится при помощи стекловидного порошка, эмали и металлической подложки. Слово «финифть» происходит от греческого «фингитис», что в переводе означает «светлый, блестящий камень».

(5) Плюсна одной ноги у него была отрублена, он ходил прихрамывая - Плюсна — средний отдел стопы у позвоночных, расположенный между предплюсной и пальцами.

(6) — Вот икона продаётся, принёс человек, говорит — строгановская  - Строгановская икона — это икона, созданная в стиле Строгановской школы в русской иконописи конца XVI — первой четверти XVII века. Школа названа по фамилии сибирских купцов - меценатов Строгановых, которые содержали иконописную мастерскую. Главные особенности строгановской школы:
миниатюрные размеры икон;
сложные композиции;
сочная цветовая гамма — на полутонах жёлтых, красных, розовых, зелёных и чёрных красок;
часто мастера украшали работы золотой и серебряной росписью;
фигуру святого обычно помещали в центр иконы, её изображали крупными цветовыми пятнами;
центральный образ обрамляли причудливым детальным пейзажем с палатами;
людей и растения изображали реалистично, максимально близко к натуре, все элементы тонко прорабатывали.
Самым известным мастером школы был Прокопий Чирин, он написал по заказу Строгановых икону «Никита Воин» и образ Владимирской Божией Матери.

(7)  вот и левкас будто настоящий, и доличное одной рукой написано - Левкас (от греч. λευκός — белый, светлый) — название грунта, применяемого в написании и реставрации памятников станковой темперной и масляной живописи (икон). В иконописании традиционно состоит из смеси порошкообразного мела с рыбьим или животным клеем с добавлением льняного масла. Наносится тонкими слоями и тщательно шлифуется.
«Доличное» в контексте иконописи — это элементы рисунка картины, кроме фона и личного. К личному относятся лик (лицо), руки и ноги. Примеры доличного: одежда, пейзаж (на фоне) и т. п..

(8) сам и чку строгал - «цка» или «чка», которое встречается в надписях на иконах и обозначает «доска». Первый вариант написания характерен для северо - западных регионов России (Новгород, Псков), а второй — для верхнего и среднего Поволжья (Ярославль, Кострома, Нижний Новгород). Пример записи: на обороте костромской иконы «Праздники двунадесятые» — «сорокъ копекъ зачку», на другой иконе — «чку склей».

Заметки о делах

Отредактировано Александр 2 (2025-05-07 08:25:24)

0

126

Запутаюсь в терновнике по фиксированному тарифу

Когда карта дорожная сузилась
До вопроса: Как выйти на трассу?
Мотоцикл мой купленный в Суздале.
От бензина плохого трясся.

Ни души вокруг и за пашнями
Слышен гул и я по газам.
И на первой заправке попавшейся
Мне бывалый байкер сказал:

ПРИПЕВ:

Не жди на перекрёстке.
За будь про отголоски.
Вдали чужих шагов.

Твоя дорога – прямо,
Её поддержит рама
Мотоцикла твоего.

2

Деньки стояли погожие,
А я заблудился в себе:
Жена превратилась в прохожую,
Распутья сошлись на судьбе.

                                          Музыкальная композиция - 1-Не стой на перекрёстке (отрывок)
                                                                        Автор: Игорь Шавров

Вам Господь голос дал - Ангелы слушая вас  заплакали - в народе говорят - в макушку Бог поцеловал - а вы деньги на этом -  решили зарабатывать .

Вы почувствовали славу

- к деньгам прикоснулись - сегодня голос был - завтра не стало - Господь забрал - как будто только проснулись .

Сон прекрасный будет  - сопровождать вас до конца жизни - вот вы на стадионе - вот - на оперной сцене - нет круче вас во всём мире артиста .

                ***

Город в афишах - разговоры на улицах

- в вас - узнают звезду
- а раньше были похожи на мокрую курицу .

Робко голос подавали - власти над ним не чувствовали - потом кто-то сказал - да он похож на Карузо - можно на нём зарабатывать - родители ваши подумали .

Наняли репетиторов - рояль по дешёвке  купили - даже к маэстро - а это дорого - на прослушивание - вас возили .

Выводили в свет - по мере взросления

- начинал в кругу своих -

потом - официально начал давать выступления .

Расписание плотное - вся страна наперёд  по графику - здесь махнули стопку - там "дунули" - подчинились - трафику .

Вошли в раж - выступления перестали доставлять удовольствие - здесь подрались - там нажрались - внутри вас - абсолютное спокойствие .

Голос не пропадёт - можно делать что угодно - я же не урод какой - нибудь - я известный артист - а они могут себя вести абсолютно свободно  .

Жить с кем угодно - быть ****ью -  пидором или геем - даже - что угодно говорить - ведь я свободен - и не похож на злодея .

Впрочем и на человека тяну не очень - поведение неадекватное - не стою у станка - не строю дома - занимаюсь всякой Ху*ней - жизнь такая у артистов - дело понятное .

За выступление миллионы

- так это не Ваше - вам Господь даровал
кто бы говорил - вы скажете - заварил бы  хл*бало и в ладошки в сторонке  молчал .

Нам Народных дают - за "фанеру " -  принимают в высоких кругах - и не важно что -  мы дутые " перцы "  - и не важно что всё дело в деньгах .

Такса твёрдая - не готовы идти на уступки

- впрочем - вы и сами знаете - в этом мире - мы все - проститутки * .

P.S.

Проституция - от лат. prostitutio - выставлять впереди , напоказ - оказание платных услуг определённого характера.
__________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

                                                                                                                                                   Фиксированный тариф
                                                                                                                                                Автор: Альфред Вайнштейн

Заметки о делах

Отредактировано Александр 2 (2025-05-08 15:14:47)

0

127

В холоде одинокой спальни ))

Так посмотришь в любую сторону – солнца нет, и уходит год.
Поделить бы все ноши поровну с кем - нибудь, да вот не смогла.
Понимаешь, когда так холодно, то не хочется ничего.
Всё становится фиолетово, кроме господи дай тепла.

Замотаться в платки пуховые, плюхнуть грелку себе на грудь.
Пить горячее, есть медовое, верить в то, что всё вери гуд.
Ну когда же починят что - нибудь в этом мире, хоть что - нибудь?!
Пусть начнут ну хоть с отопления, хоть с чего - нибудь пусть начнут!

Ничего не приходит умного в мою голову - просто нет.
Где тот мастер с походкой гордою, где же носит его опять?..
В три пятнадцать настали сумерки, я боюсь, что отключат свет.
Понимаешь, когда так холодно, то не знаешь, чего и ждать.

                                                                                                   отключили отопление...
                                                                                                   Автор: Мария Махова

Заметки о делах

0

128

В водевили не своих дел

Не занимайтесь Делом не своим.
Своё цените, и не траться на Чужое!
Цените то, что Вам даровано Самим,
Что здесь Нам предназначено судьбою !

Прислушайтесь Вы к Сердцу Своему,
Лишь Сердце Вам укажет верную Дорогу,
А Истина одна, Она и поведёт Вас за собой.
Она направит Вас на Путь невидимой Рукою.

                                                                НЕ ЗАНИМАЙТЕСЬ ДЕЛОМ НЕ СВОИМ ! (ОТРЫВОК)
                                                                     Автор: Милена Маслова ( Янюк)

Заметки о делах

Клочков читал и искоса поглядывал: смеются ли? К его удовольствию, гости то и дело зажимали кулаками рты и переглядывались.

— Ну? Что скажете? — поднял глаза на публику Клочков, окончив чтение. — Как?

В ответ на это самый старший из гостей, Митрофан Николаевич Замазурин, седой и лысый, как луна, поднялся и со слезами на глазах обнял Клочкова.

— Спасибо, голубчик, — сказал он. — Утешил... Так хорошо ты это самое написал, что даже в слёзы ударило... Дай я тебя ещё раз... в объятия...
— Отлично! Замечательно! — вскочил Полумраков. — Талант, совсем талант! Знаешь что, брат? Бросай ты службу и изволь писать! Писать и писать! Подло зарывать талант в землю!

Начались поздравления, восторги, объятия... Послали за русским шампанским.

Клочков растерялся, раскраснелся и от избытка чувств заходил вокруг стола.

— Я в себе этот талант давно уже чувствую! — заговорил он, кашляя и махая руками. — Почти с самого детства... Излагаю я литературно, остроумие есть... сцену знаю, потому — в любителях лет десять тёрся... Что же ещё нужно? Поработать бы только на этом поприще, поучиться,... и чем я хуже других?
— Действительно, поучиться... — сказал Замазурин. — Это ты верно... Только вот что, голубчик... Ты меня извини, но я правду... Правда прежде всего... У тебя выведен Клещев, действительный статский советник... Это, друг, нехорошо... Оно-то, в сущности, ничего, но как-то, знаешь, неловко... Генерал, то да сё... Брось, брат! Ещё наш рассердится, подумает, что ты это на него... Обидно старику станет... А от него мы акроме благодеяний... Наплюй!

— Это правда, — встревожился Клочков. — Нужно будет изменить... Я поставлю везде «ваше высокородие»... Или нет, просто так, без чина... Просто Клещев...
— И вот что ещё, — заметил Полумраков. — Это, впрочем, пустяки, но тоже неудобно... глаза режет... У тебя там жених этот, Гранский, говорит Лизе, что ежели родители не захотят, чтоб она за него шла, то он против ихней воли пойдёт. Оно-то, может быть, и ничего... может быть, родители и взаправду бывают свиньи в своём тиранстве, но в наш век, как бы этак выразиться... Достанется тебе, чего доброго!

— Да, немножко резко, — согласился Замазурин. — Ты как - нибудь замажь это место... Выкинь также рассуждение про то, как приятно быть тестем начальника. Приятно, а ты смеёшься... Этим, брат, шутить нельзя... Наш тоже на бедной женился, так из этого следует, что он скверно поступил? Так, по-твоему? Нешто ему не обидно? Ну, положим, он сидит в театре и видит это самое... Нешто ему приятно? А ведь он же твою руку держал, когда ты с Салалеевым пособия просил! «Он, говорит, человек больной, ему, говорит, деньги нужней, чем Салалееву»... Видишь?
— А ты ведь, признайся, здесь на него намекаешь! — мигнул глазом Булягин.

— И не думал! — сказал Клочков. — Накажи меня бог, совсем ни на кого не намекал!
— Да ну, ну... оставь, пожалуйста! Он, действительно, любит за женским полом бегать... Ты это верно за ним подметил... Только ты тово... частного пристава выпусти... Не нужно... И Гранского этого выпусти... Герой какой-то, чёрт его знает чем занимается, говорит с разными фокусами... Если б ты его осуждал, а то ты, напротив, сочувствуешь... Может быть, он и хороший человек, но... чёрт его разберёт! Всё можно подумать...

— А знаете, кто такой Ясносердцев? Это наш Енякин... На него Клочков намекает... Титулярный советник, с женой вечно дерётся и дочка... Он и есть... Спасибо, друг! Так ему, подлецу, и надо! Чтоб не зазнавался!
— Хоть этот, например, Енякин... — вздохнул Замазурин. — Дрянь человек, шельма, а всё - таки он всегда тебя к себе приглашает. Настюшу у тебя крестил... Нехорошо, Осип! Выкинь! По-моему... бросил бы лучше! Заниматься этим делом... ей-богу... Разговоры сейчас пойдут: кто, как... почему... И не рад потом будешь!

— Это верно... — подтвердил Полумраков. — Баловство, а из этого баловства такое может выйти, чего и в десять лет не починишь... Напрасно затеваешь, Осип... Не твоё и дело... В Гоголи лезть да в Крыловы... Те, действительно, учёные были; а ты какое образование получил? Червяк, еле видим! Тебя всякая муха раздавить может... Брось, брат! Ежели наш узнает, то... Брось!
— Ты порви! — шепнул Булягин. — Мы никому не скажем... Ежели будут спрашивать, то мы скажем, что ты читал нам что-то, да мы не поняли...

— Зачем говорить? Говорить не нужно... — сказал Замазурин. — Ежели спросят, ну, тогда... врать не станешь... Своя рубашка ближе к телу... Вот этак вы понастроите разных пакостей, а потом за вас отдувайся! Мне это хуже всего! С тебя, с больного, и спрашивать не станут, а до нас доберутся... Не люблю, ей - богу!
— Потише, господа... Кто-то идёт... Спрячь, Клочков!

Бледный Клочков быстро спрятал тетрадь, почесал затылок и задумался.

— Да, это правда... — вздохнул он. — Разговоры пойдут... поймут различно... Может быть, даже в моём водевиле есть такое, чего нам не видно, а другие увидят... Порву... А вы же, братцы, пожалуйста, тово... никому не говорите...

Принесли русское шампанское... Гости выпили и разошлись...

                                                                                                                                                                    из рассказа А. П. Чехова - «Водевиль»

Заметки о делах

0

129

Под зноем южных звёзд

Что за нехитрое творенье -
Всего лишь солод и вода,
Что там компот или варенье,
Коль выпьешь кружку, господа!

Он веселит и будоражит,
В жару он жажду утолит,
В окрошке он себя покажет,
Собой залить её велит.

Он отчего, скажите, бродит,
Накрывшись пеной, как волна?
В нём дух земли под шапкой ходит,
Напившись суслом допьяна.

И отряхнув хмельную пену
С ржаных соломенных усов,
Он бродит в нас, бодря нам вены,
Снимая прочь с души засов.

                                                                     Квас (отрывок)
                                                    Автор: Фомина Ольга Алексеевна

Заметки о делах

Книга вторая / Глава четвёртая / Отрывок

1

Жара. Безветрие. Черепичные крыши Константинополя выцвели.

Над городом — марево зноя. Нет тени даже в бурых пыльных садах султанского дворца.

У подножия крепостных стен, на камнях у зеркальной воды, спят оборванные люди.

Город затих. Только с высоких минаретов начинают кричать протяжные голоса — скорбным напоминанием.

Да по ночам воют собаки на большие звёзды.

Миновал год, как великий посол Емельян Украинцев и дьяк Чередеев сидели на подворьи в Перу (*).

Созваны были двадцать три конференции, — но ни мы — ни взад ни вперёд, ни турки — ни взад ни вперёд.

На - днях прибыл гонец от Петра с приказом вершить мир спешно, — уступить туркам всё, что возможно, кроме Азова, о гробе господнем лучше совсем не поминать, чтобы не задирать католиков, и, уступив, уже на сей раз стоять крепко.

На двадцать третьей конференции Украинцев сказал:

«Вот наше последнее слово: жития нам осталось в Цареграде две недели... Не будет мира — сами на себя пеняйте: флот у великого государя не в пример прошлому году... Чай, слышали...»

Для устрашения великое посольство перебралось с подворья на корабль.

«Крепость» стоял так долго в бездействии, — плесенью заросли борта, в каютах завелись тараканы и клопы, капитан Памбург совсем обрюзг от скуки.

Украинцев и Чередеев просыпались до света, почёсывались и кряхтели в душной каюте.

Надевали прямо на исподнее татарские халаты, выходили на палубу...

Тоска, — над тёмным ещё Босфором, над выжженными холмами разливалась безоблачная заря, таящая зной.

Садились закусывать. Квасу бы с погребицы... Какой чорт! — ели вонючую рыбу, пили воду с уксусом, — всё без вкуса.

Капитан Памбург, пропустив натощак чарку, прохаживался в одних подштанниках по рассохшейся палубе.

Выкатывалось оранжевое солнце.

И скоро нестерпимо было глядеть на текучую воду, на лениво колыхающиеся у берега лодки с арбузами и дынями, на меловые купола мечетей, на колющие глаза полумесяцы в синеве.

Доносился шум голосов, крики, звонки продавцов из узких переулков Галаты.

— Емельян Игнатьевич, ну, что тебе пользы от меня, — говорил дьяк Чередеев, — отпусти ты меня... Пешком уйду...
— Скоро, скоро домой, потерпи, Иван Иванович, — отвечал Украинцев, закрывая глаза, чтобы самому не видеть опостылевшего города.
— Емельян Игнатьевич, на одно бы согласился: в огороде, в лебеде, в прохладе полежать... (И без того длинное, узкобородое лицо Чередеева совсем высохло от жары и тоски, глаза завалились.) У меня в Суздале домишко... На огороде две берёзы старых, — во сне их вижу... Утречком встанешь — пошёл скотинку взглянуть, ан её уже выгнали на луг... Пойдёшь на пасеку, — трава по пояс... На речке мужики идут бреднем... Бабы стучат вальками (**). Приветливо...
— Ай, ай, ай, да, да, да, — кивал морщинистым лицом великий посол.
— На обед — пирог с соминой...

Украинцев, покачиваясь, не открывая глаз:

— Сомина — жирновато, Иван Иванович... По летней поре — ботвинью... Квасок мятный...
— Хороша уха из ершей, Емельян Игнатьевич...
— И его чистить нельзя, ерша, как есть, сопливого надо варить. Сварил — долой и туда — стерлядь...
— Какое государство, боже мой! Ну, а здесь, Емельян Игнатьевич? Истинно — бусурмане. Так, марево какое-то. И гречанки здесь — истинно сосуд мерзостей...
— Вот этого тебе бы надо избегать, Иван Иванович.

У Чередеева на большом носу, как просо, проступал пот. Глаза глубже заваливались.

От берега к кораблю шёл шестивёсельный сандал, покрытый ковром. Капитан Памбург вдруг закричал хрипло:

— Боцман, свистать всех наверх! Давай трап.

На сандале подплыл, торопливо шлёпая туфлями, — взобрался по трапу Соломон, один из подьячих великого визиря, быстрый в мыслях и в движениях тела, со скуластым лицом, приплюснутым носом.

Живо обшарил глазами корабль, живо, — ладонь — ко лбу, к губам, к сердцу, — заговорил по-русски:

— Великий визирь просит спросить про твоё здоровье, Емельян Игнатьевич... Боится, что тебе тесно на корабле. С чего разгневался на нас?
— Здравствуй, Соломон, — ответил Украинцев, как можно не спеша, — скажи и ты про здоровье великого визиря... Всё ли у вас слава богу? (При сих словах приоткрыл острый глаз.) А нам и здесь хорошо. По дому соскучились. Всего дому-то здесь — пятьдесят футов под ногами.
— Емельян Игнатьевич, можно в сторонку?
— Отчего же, можно и в сторонку. — Кашлянув, сказал Чередееву и Памбургу: — Отойдите от нас. — И сам отступил в тень паруса.

Соломон улыбкой открыл корявые дёсны:

— Емельян Игнатьевич, я ваш истинный друг, врагов ваших по пальцам знаю... (Замелькал перстами перед носом Украинцева, — тот только: «Так, так».) Над их происками смеюсь... Не будь меня, Диван бы и говорить с вами перестал... Удалось мне повернуть дело, — великий визирь хоть завтра подпишет мир... Бакшиш надо дать кое - кому...
— Вот как? — повторил Украинцев. Всё теперь было понятно. Один грек, состоявший у него на жалованьи, вчера донёс, что в Константинополь вернулся из Парижа французский посол и было собрание Дивана — султанских министров — и они получили большие подарки. Емельян всю ночь, мучаясь от жары и тараканов, думал: «К чему бы сие? Не иначе, как снова втравляют турок в войну с австрийским цезарем. А посему туркам надо развязать руки с московскими делами...»
— Что ж, бакшиш — дело десятое... Ты вот что скажи великому визирю: — ждём-де мы только попутного ветра. Будет мир — хорошо, не будет — ещё нам лучше... А миру быть так... (Твёрдо из-под седатых бровей стал глядеть на Соломона). Днепровские городки мы разорим, как уговорились... Но взамен вокруг Азова быть русской земле на десять дней верхового пути. Это твёрдо.

Соломон, испугавшись, как бы совсем бакшиш не ушёл от него, — русские, видимо, знали больше, чем надо, — схватил великого посла за рукава. Начал спорить. Пошли в каюту.

Памбург, зная, что много глаз глядят в подзорные трубы на «Крепость», послал матросов на мачты — будто бы готовить паруса к походу. Емельян на минуту показался из каюты.

— Иван Иванович, приберись, в город поедем.

И скоро сам вышел при парике и шпаге. Соломон подхватывал его за локти, когда спускались по трапу в сандал.

После полудня впервые за много дней лениво плеснулся узкий вымпел на корабле. Далёкие холмы стало затягивать бесцветной мглой.

Синева неба будто насыщалась пылью, заволакивало город. Начал дуть ветер из пустыни.

На другой день был подписан мир.

                                                                                              из исторического романа Алексея Николаевича Толстого - «Пётр Первый»
___________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

(*) Миновал год, как великий посол Емельян Украинцев и дьяк Чередеев сидели на подворьи в Перу - Пера, генуэзская колония в Константинополе.

(**)  Бабы стучат вальками - Плоский деревянный брусок с ручкой для выколачивания белья при полоскании или для катания белья на скалке.

Заметки о делах

0

130

Не благоприятно дымить.

Когда, забыв присягу, повернули
В бою два автоматчика назад,
Догнали их две маленькие пули -
Всегда стрелял без промаха комбат.
Упали парни, ткнувшись в землю грудью,
А он, шатаясь, побежал вперёд.
За этих двух его лишь тот осудит,
Кто никогда не шёл на пулемёт.
Потом в землянке полкового штаба,
Бумаги молча взяв у старшины,
Писал комбат двум бедным русским бабам,
Что... смертью храбрых пали их сыны.
И сотни раз письмо читала людям
В глухой деревне плачущая мать.
За эту ложь комбата кто осудит?
Никто его не смеет осуждать!

                                                                                    Комбат
                                                                       Поэт: Юлия Друнина

Заметки о делах

Однажды я приехал на мотоцикле с пакетом в соседнюю прифронтовую часть. Пакет отдал.

А время - как раз идти на ужин. И я со всеми отправился к полевой кухне.

Вкусно пахло кашей с тушёнкой и все, оживлённо переговариваясь, доставали свои ложки кто откуда и становились в очередь за порцией.

Разговоры, шутки, смех.

Солдаты тут же рассаживались кто-где и ели горячую кашу.

Среди солдат был один балагур, который байки интересные и смешные рассказывал.

Вокруг него сразу кружок начал образовываться любителей послушать, да посмеяться.

Дружный смех то и дело доносился от этой компании.

Я тоже получил свою пайку и к этой группе присоседился.

Хотелось послушать, о чём они так весело смеются.

Но каша была очень горячая - дуй, не дуй на неё. И хоть интересно было послушать, я решил остудить кашу в луже.

Время-то уже к вечеру, а мне ещё возвращаться...

Метрах в десяти увидел лужу. Подошёл к луже, опустил миску в неё и сижу, помешиваю.

Вдруг слышу шелест в воздухе до боли знакомый - только и успел упасть на землю, как раздался взрыв - мина прилетела.

Земля подо мной аж подпрыгнула, а по голове и спине очень больно  ударило... Думаю:

- Ну, всё! Убило или ранило?

Потом выяснилось, что просто кусками мёрзлой земли сильно побило.

Лежу, весь землёй закиданный  и сам в землю вжался - знаю, что если начали долбить минами, то сейчас будет продолжение. Жду....

И тут началось!  Миномётный обстрел. Мина за миной! Рвутся кучно, совсем рядом - головы не поднимешь.... Боже, пронеси!

Потом всё стихло.

Лежу, а сам мысленно проверяю себя, жив или нет, ранен или нет? В голове свист, в ушах вата.

Сел, начал отплёвываться и отряхиваться от земли - вроде цел.

Любимый танковый шлемофон куда-то сдуло взрывной волной. А на мотоцикле ездить без него плохо.

Смотрю,  аккурат в том месте, где только что кружок бойцов сидел, хорошая воронка... Оттуда я сам несколько минут назад отошёл....

Кругом убитые и раненные.... Части тела... Стоны сквозь вату доносятся.

- Эх! - думаю: И поесть ребятам перед смертью не пришлось! Зато посмеялись. Из-за своего смеха и мину не услышали.

Полевая кухня также разбита прямым попаданием. Она-то и явилась причиной обстрела - сильно дымила и немцы засекли её по дыму.

  - Ну! - думаю: Чуть не наелся на всю жизнь....

Сел на свой мотоцикл и в свою часть поехал - хоть не поел, зато живой. И на том спасибо доле.

                                                                                                                    Фронтовые рассказы моего отца. Полевая кухня
                                                                                                                                             Автор: Юрий Солей

Заметки о делах

0

131

Мама знает правду

Пошёл к любовнице на днях я. И при этом
пришёл с фиалками в руке. Пришёл с букетом.
Я думал будет романтично всё и мило.
Порыв цветочный мой она не заценила.
Вдруг прошипела отвратительным фальцетом:
"К жене своей иди с таким букетом"

                                                            Пошёл к любовнице на днях я
                                                              Автор: Феликс Ручаевский

Заметки о делах

Степан, возвратившись с Дворцовой площади, где смотрел первомайскую демонстрацию, обедал на кухне один.

Родители ушли в гости, соседей по коммунальной квартире тоже не было дома.

Он сидел за кухонным столом, ел винегрет, приготовленный матерью, и обдумывал проведение остатка  праздничного дня.

Услышал шаги в коридоре. В кухню вбежала возбуждённая мать. В её глазах был испуг.

- Стёпа, быстренько беги на улицу. Мы с отцом были в гостях у дяди Серёжи. По пути от трамвайной остановки он решил выпить кружку пива в пивном ларьке. Мне сказал, что бы шла домой. Я подумала, что он хочет, не заходя домой, «ускользнуть» к любовнице. Притаившись за углом дома, проследила за ним. Он быстрым шагом направился в сторону Десятой Биржевой.

Беги сынок, посмотри, куда он поедет? – скороговоркой выпалила мать.

Мальчишка, перепрыгивая по несколько ступенек лестницы, кубарем слетел во двор дома.

Улица была праздничной. Нарядно одетая публика спокойно шла по тротуарам. На всех домах развевались красные флаги, из репродукторов лились песни, исполняемые Руслановой.

Он бежал в направлении трамвайной остановки, куда ушёл отец. Понимал, что нужна строгая конспирация – прятался за спинами пешеходов.

Подбежал к остановке. На ней было много народа.  Остановился, прислонившись к стене дома, чтобы не быть заметным.

Мальчик искал глазами отца – не уехал-ли? Ему повезло – тот стоял в ожидании трамвая. Он выделялся из толпы высоким ростом, стройностью и седой густой шевелюрой.

- Да, отец у меня красивый. Наверное, нравится женщинам. Не случайно мать уличает его в супружеской измене. – Размышлял паренёк.

Он неоднократно видел конфликты между родителями. В разговорах и ссорах родителей не участвовал, но мысленно был на стороне матери.

На остановку «подошёл» 16-ый номер. Началась посадка.

Отец направился в головной вагон. Пацан, прячась за людьми, вошёл во второй  через заднюю площадку.

Извиняясь перед пассажирами, стоящими в проходе, пробрался на переднюю площадку и стал возле  двери.

Рассматривая публику соседнего вагона через  остекления трамвайных площадок, спешил увидеть отца.

Это ему не удавалось - в трамвае было многолюдно.  Передав оплату за проезд, неотрывно смотрел в первый вагон.

- Отца не вижу. Нужно видеть людей, выходящих из вагона и быть готовым спрыгнуть на ходу трамвая. - Думал мальчишка.

Теперь он внимательно следил за пассажирами, сошедшими на остановках из головного вагона.

По мере движения трамвая пассажиров становилось меньше. Наконец-то он увидел отца.

Тот сидел. Ничего не подозревая  смотрел в окно. За окном менялись пейзажи окраины города.

Перед Степаном стала сложная задача: при выходе на остановке быть не замеченным.

Мальчик увидел, что отец встал со своего места и направился к переднему выходу.

- Готовится к выходу на следующей остановке. – Подумал он и посмотрел,  собирается ли кто выходить из его вагона? Пассажиры сидели.
- Жаль, никто не выходит, будет не за кого спрятаться. – Промелькнула мысль.

В голове проносились комбинации скрытности.

- Выпрыгну на ходу через некоторое время после отхода трамвая от остановки! – Решил преследователь.

Трамвай остановился. Отец вышел и направился через проезжую часть дороги.

«Разведчик», не отрывая взгляда от «объекта» слежки, встал на самую нижнюю ступеньку подножки вагона,  приготовился к  выходу «на ходу».

Трамвай тронулся и набирал скорость. Паренёк спрыгнул, побежал рядом с трамваем, еле удерживаясь на ногах. Отец уже  перешёл дорогу и шёл в сторону, противоположную движению трамвая. Это облегчило скрытность наблюдения.

Сын пошёл за отцом, держась от него на большом расстоянии. Отец свернул с дороги, они шли теперь друг за другом по тропинке. Отец, не подозревая слежки, ни разу не обернулся.

Тропинка привела к одноэтажному деревянному дому. Он был старый, мрачный на вид, длинный, с входом с торца.

Отец исчез в бараке. Преследователь вошёл в дом. Он оказался в длинном коридоре. Справа и слева был ряд дверей. За какой из них скрылся отец - было не известно.

Остановившись, парень прислушался. За каждой из дверей была своя жизнь, и оттуда доносились разные звуки. Слышалась игра гармошки и песня «Шумел камыш». Прошёл вдоль коридора, решив заглядывать во все комнаты, что бы наверняка найти отца.

Не стучась, он открывал дверь, заглядывал.  На вопрос хозяев: «Что тебе, мальчик, надо?», извинялся и закрывал дверь.

Очередная  комната была не большой, с одним окном. Белоснежный тюль свисал до пола. На стенах вместо обоев был  узорчатый накат голубого цвета. Это придавало комнате свежесть и уют.

Мебели было мало. Круглый  стол посреди комнаты с расставленными вокруг четырьмя венскими стульями, у стен двухстворчатый шкаф и комод, тумбочка, на которой играл патефон.

За столом сидел отец и две женщины. Приход неожиданного гостя заставил обратить на него внимание.

Парень заметил волнение отца. Явно отцу его приход был не по душе.

- Ты зачем здесь? – Гневно сказал отец. – Ты следил за мной!

Степан не успел ответить, как за него вступилась одна из дам.

- Проходи мальчик, садись с нами. Угощайся. Сегодня праздник.
- Нет! Спасибо. – Ответил он. – Что же ты так поступаешь, папа?

От возбуждения лицо паренька закраснелось. Его душила обида за обман  матери. Ему хотелось, что бы тот встал и покинул кампанию.

Отец  поднялся из-за стола.

- А тебе не стыдно устраивать слежку за отцом?  Уходи, я скоро вернусь.

Сын, не попрощавшись, вышел. Возвращаясь  домой, он переживал за мать. Его взволновало то, что увидел.

- Мама была права, он у любовницы.

Ему стало жалко её.  – Что-то нужно придумать, чтобы скрыть горькую правду, – раздумывал пмальчик, - у неё больное сердце.

Фантазия подсказала ему, что нужно рассказать матери историю, связанную с войной.

Прошло мало времени после её окончания. По радио не редкими были рассказы о фронтовиках.

Возвратившись, спокойным видом показывал, что волноваться, и маме не нужно. Ничего того, о чём думает она, и близко нет.

- Мама, отец навещает больного человека, а не любовницу.

Я видел в кровати мужчину. Он не молод, худой, бледный,  болезненного вида. Его зовут дядя Лёша, он старый знакомый  отца.

Они вместе были на передовой Ленинградского фронта. Дядя Лёша инвалид по его вине.

Ты же знаешь, что папа был разведчиком? В одном из заданий до перехода линии фронта, отец из-за неосторожности произвёл выстрел из автомата.

Он ранил товарища и нёс его на себе. Врачи еле успели  спасти. Задание было не выполнено. Отец доложил неправду. 

Правду скрыл и раненый разведчик. Это уберегло отца от суда военного трибунала, и стало их общей тайной.

- Мама не переживай. Теперь ты знаешь правду.

                                                                                                                                                                               Слежка (отрывок)
                                                                                                                                                                            Автор: Борис Аверин

Заметки о делах

0

132

Подслушанная граница восприятия

Лежу на кровати…
Смотрю в потолок…
От скуки в блокнотик
Малюю стишок…

Без спроса, без стука
Бессонница в ночь
Зашла ненароком –
Не выгонишь прочь…

За окном тарахтенье
Полуночных такси…
Им, от страха, вдогонку
Гавкают псы…

То ночник зажигаю,
То выключу вновь –
Стишок составляю
Из глупеньких слов…

Что вышло – то вышло –
День разберёт…
Что-то не слышно
Лаянье псов…

Половина шестого
Скоро вставать –
Но вечером снова
Прилягу в кровать…

                                                Лежу на кровати
                                Автор: Юрий Кузнецов Дмитриевич

Заметки о делах

0

133

Комары за дачным забором

Человек — это царь природы.
С самых древних ещё веков
Покорил он леса, и воды,
И мышей, и могучих львов.

Но, "ракетным" став и "машинным",
Царь, с великим своим умом,
Оказался, увы, бессильным
Перед крохотным комаром.

Комары ж с бесшабашным риском,
Не задумавшись ни на миг,
С разудалым разбойным писком
Истязают своих владык!

Впрочем, есть и у этой "братии"
Две особенно злых поры:
На рассвете и на закате
Сквозь любые плащи и платья
Людоедствуют комары.

Люди вешают сеток стенки,
Люди жмутся спиной к кострам,
Люди бьют себя по коленкам
И по всем остальным местам
.

Нет спасенья от тех налётов
И в ночные, увы, часы:
Воют хищные "самолёты"
И пикируют с разворота
На расчёсанные носы.

Людям просто порой хоть вешаться,
И, впустую ведя борьбу,
Люди воют, скребутся, чешутся,
Проклиная свою судьбу
.

                                                         Комары (отрывок)
                                                      Автор: Эдуард Асадов

Заметки о делах

Моей маме, как педагогу, дали участок земли под дачу. Радости не было предела.

Мои родители обсуждали это бесконечно. Планировали обустройство участка. Спорили о том где поставить дом, ближе к дороге или подальше.

Маленькая Галя наблюдала за всей этой суетой и только удивлялась. Чем больше говорили о даче, тем больше Гале хотелось увидеть эту дачу.

Дача представлялась ей как на картинке, старенький домик, скамейка и много цветов.

И вот наконец наступил день, точнее выходной, когда вся семья из состава трёх человек двинулась в сторону дачи.

Маленькая Галя даже не предпологала, даже не могла подумать, в силу возраста, что добраться до дачи не так то просто.

Сначало надо доехать до железнодорожного вокзала на автобусе, это примерно час. Потом проехать в электричке часа полтора, потом пройти быстрым шагом тоже часа полтора по просёлочной дороге, точнее по бездорожью.

И вуаля...

У Гали перехватило дыхание.... Но всё оказалось несколько иначе.

То что родители называли дачей оказалось болотом. Да да настоящим болотом, с кочками и пучками травы.

Шлёпая по кочкам и порой проваливаясь в лужи, от чего поднимался рой комаров, мама с радостным визгом бегала и всё время повторяла про како то необыкновенный воздух.

Папа также был околдован этим воздухом и с улыбкой смотрел на маму. Одна Галя оставалась от этой эйфории вдалеке. Понимая, что у родителей видимо немного снесло крышу Галя старательно отбивалась от комаров.

К слову сказать, комары были на этом болоте просто огромные. И гудели как паровозы.

Спустя некоторое время родители видимо устали от этой театральной сценки и растелив кусок брезента стали доставать из рюкзака домашнюю еду.

Варёную курицу, вареные яйца, варёную картошку, огурцы и хлеб.

После того как курицу достали из целофана её тут же облепили комары, но родители это не заметили.

Удивлению Гали уже не было предела. Родители были в розовых очках. Легко отмахиваясь от комаров родители наслаждались природой и домашней едой. И только Галя страдала.

Примерно через час Галя была вся искушена огромными комарами. Пожаловалась маме.

Мама сказала, что надо потерпеть и дала веточку Гале с предложением отмахиваться от зудящих насекомых. Через некоторое время родители стали собираться на станцию.

Полные интузиазма и кучей идей родители с рюкзаками на спине быстрой походкой двинулись к станции, Галя без рюкзака еле плелась сзади.

Когда она наконец села в электричку то тутже уснула. Это даже хорошо что электричка останавливалась на всех станциях.

Галя успела немного вздремнуть и отдохнуть.

В автобусе не было сидячих мест. Грустно.

От остановки до дома Галя шла заплетающимися шагами.

Ещё один рубеж, это пятый этаж без лифта. Ну почему у нас строят пятиэтажки без лифта. Это безобразие, подумала Галя.

Преодолев последний рубеж Галя сняла резиновые сапожки и так, не раздеваясь легла на свою тахту и заснула сном уставшего ребёнка. Сквозь сон она слышала, что с неё снимали носочки и одежду и накрыли ватным одеялом.

Как сладок был сон. И только непроизвольное чесание мест укусов комаров мешало Гале провалиться в сон полностью. К утру укусы на лице и теле просто горели. Умывшись Галя обнаружила что она вся в красных пятнах от укусов. Живого места на ней было не много.

                                                                                                                                                                                    Дача (отрывок)
                                                                                                                                                                   Автор: Галина Павлова Гусейнова

Заметки о делах

0

134

Троллейбус по маршруту "С"

"Не ходи за порог! За порогом - продрогшая хмарь."
                                                                                                   -- Tichiro Tojmi

Я уйду за порог... За «вчерашним» закроется дверь,
Станет прошлое просто главой увлекательной книги,
Где в сюжете немало размолвок и скрытой интриги,
Но отныне мы в списках одних безвозвратных потерь.

Темнота – фонари не работают, взяв выходной.
Приоткрыта фрамуга и зябко дрожат занавески.
Ночь, как фокусник в цирке, упрятала звёздные фрески,
Скрыв кривую усмешку ущербной луны паранджой.

Буду помнить тебя: непокорные пряди волос,
Голос твой, от которого сердце то стынет, то тает,
Жаль, что умерли чувства, и счастье вмомент исчезает,
И срывается жизнь, словно Невский экспресс, под откос.

Что же будет потом? Где лекарство найдётся для ран?
Мне не в силах помочь равнодушья стальная кольчуга –
И не вырвусь за кромку судьбой обведённого круга,
Неразумно растратив удачи капризной аванс.

Нелегко разорвать меж сердцами незримую нить,
И не просто забыть то, что было безумно и свято,
И поэтому боль под ребром – по заслугам расплата,
Счёт предъявлен, и полною мерой придётся платить.

Бесполезно шептать в тишину: «Ты прости и поверь, –
Без улыбки твоей мне души пустоту не заполнить!»
Непроглядная ночь освещается вспышками молний.
Я ушёл за порог... Между нами закрытая дверь.

                                                                                Закрытая дверь... из цикла "Бессонница с Харуки Мураками"
                                                                                                            Автор: Александр Лукин

Из офисного здания выходит молодой человек с кожаным портфелем, из которого торчит зонт.

Он идёт привычной дорогой пару минут, после чего видит, что его путь перекрыт и перед ним стоит знак о том, что ведутся дорожные работы.

Тут же он видит несколько легковых машин, вокруг которых стоят несколько человек.

Он обходит стороной это место и вновь возвращается к прежней дороге. Улицы вокруг кажутся пустыми.

Он сбавляет шаг и оглядывается, пытаясь сообразить, по какой дороге идти.

Он делает несколько поворотов, но оказывается среди незнакомых переулков.

Затем он возвращается обратно теми же переулками, понимая, что иначе он запутается.

Вернуться к исходной точке ему не удаётся, и знака «Дорожные работы» также не видно.

Он пытается снова обойти квартал, чтобы отыскать в нем ремонтируемую дорогу. Он следует дорожным знакам и путается в них.

Наконец, он подходит какому-то попрошайке:

- Скажи, где тут дорогу чинят?
- Починили.
- Что?
- Уже починили дорогу. Иди сейчас налево, а потом – третий поворот направо и до перекрёстка.

Молодой человек отправляется этой дорогой и снова не находит дорожных работ. Он спрашивает мальчика:

- Скажи, тут когда - нибудь чинили дорогу?
- Никогда.
- А там?
- Нет. Я не знаю.

Молодой человек подходит к подросткам, которые сидят во дворе:

- Ребята, где тут идёт ремонт дороги?
- А тут и дороги-то нет!

Подростки ржут.

Молодой человек идёт дальше и тут ему в голову приходит отличная мысль. Он достаёт мобильный и звонит.

- Алло, Борис Борисыч… Да. Виноват, я опоздаю минут на десять. Я, собственно, уже вышел, но с дорогой беда… Нет, не пробки, я пешком. Я хотел просто адрес уточнить. Ага, улица Дорожная, шестнадцать. Спасибо, я буду через пять – десять минут!

Вешает трубку и подбегает к первому попавшемуся человеку.

- Скажите, где улица Дорожная?
- Дорожная? Эко вас забросило. Это минут двадцать пешком вот по этой улице до конца и направо. А там спросите.

Молодой человек бежит со всех ног в соответствии с тем, что ему сказали.

- Простите, как найти Дорожную улицу? – спрашивает он.
- Наверное, Задорожную?
- Да нет, Дорожную. Мне нужен дом шестнадцать.
- Нет, такой улицы нет. Задорожная есть.
- Мне нужна Дорожная.
- Такой тут нет.
- А где есть?
- Может в другом конце города… Или за городом.

Молодой человек бежит дальше, спрашивает у прохожего:

- Скажите, где здесь Задорожная улица… То есть, Дорожная.
- Дорожная, есть такая. Сейчас объясню.
- Вы мой спаситель! – оставляет свой портфель на остановке.
- Садитесь сейчас на шестой троллейбус и едете до конечной остановки.
- А сколько идёт троллейбус?
- Минут сорок.
- А пешком?
- Не меньше полутора часов, очень долго, садитесь на троллейбус.
- А если на такси?
- Может, за полчаса успеете.
- А потом?
- Троллейбус прямо к Запорожной подходит, езжайте троллейбусом. Виноват, мой пришёл, всего доброго!
- К какой улице?
- А какая вам нужна? Вы про какую говорили?

Троллейбус с прохожим уезжает.

Молодой человек пешком возвращается обратно.

Смеркается.

Идёт дождик.

Звонит Борис Борисчычу – тот не отвечает.

Он звонит повторно, не один раз.

Трубку не берут.
                                                                                                                                    Дорожные работы (отрывок)
                                                                                                                                    Автор: Александр Толмачёв

(кадр из х / ф «Обещание» 2022)

Заметки о делах

0

135

По путёвки в NEVZION

Санаторные романы ...
Всё как будто без обмана.
Взгляды, брошенные косо,
И банальные вопросы:
"Ты одна?.. Куда, на пляж?!..
Сколько лет на вид мне дашь?"
Шорты, маечки на лямках,
Головы в смешных панамках
И на бо́су ногу — сланцы...
Вечером же в клубе танцы.
Всё знакомо, всё не но́во:
И под музыку движенья,
И немножечко спиртного
Для поднятья настроенья.
В танце медленном круженье,
В страсти — тел переплетенье...
Неизбежное сближенье...
Стыд, упрёки и смятенье!
Не заметишь: между делом
Три недели пролетело.
В сумки брошены все платья.
Торопливые объятья.
Обещания звонить...
Но порвётся быстро нить
Санаторного романа.
Всё как будто без обмана.

                                              Санаторные романы
                                      Автор: Светлана_Зотова_Лист

! проскальзувуют / не ясно / нецензурные слова

День первый. Знакомство. (фрагмент)

На соседку, которую поместили вместе со мной в двухместном номере санатория, я обратила внимание в аэропорту, когда садились в санаторный автобус.

Невзрачная, худенькая, носик уточкой. Улыбнулась и приютилась, а по другому и не скажешь, на сиденье у противоположного окна салона.

Вошёл крепкий кавказец. Лет сорок . Оглядел салон. Посмотрел на меня и сел рядом с Иркой, так звали соседку.

Вот интересно? Подумала я. Почему не рядом со мной? Тоже место свободное. Вроде я и телом виднее, и симпатичнее, и в глаза смотрел. А он к ней.

Это после, прожив вместе три недели, я поняла почему он выбрал её, а не других женщин, которых в автобусе было штук семь.

Но, по порядку.

Ирина Сергеевна, или просто Ириша, как я её стала звать, а иногда просто Ирка, когда перешли на ты и перезнакомились.

Она коренная москвичка. Мама врач, отец еврей, загулял и ушёл к другой.

И началась новая жизнь. Мать работала в элитной больнице и закадрила видного деятеля.

Тот бросил семью, получил новую трёхкомнатную квартиру, где и зажили они втроем на юго - западе столицы.

Ириша замужем, мне ровесница, бальзаковский возраст, сын студент, а сама трудится в турбюро.

Живут одни с мужем и сыном в той же квартире: мать и отчим погибли в автокатастрофе.

- А меня джигит пригласил вечером на танцы.

Сказала Ириша мимоходом, рассматривая мой бюстик на спинке стула.

- Он тебе велик. Надо постирать.

Ответила я, глянув на её фигуру под коротким халатиком и сняв со стула, пошла в ванну.

- А я вату подложу!

Крикнула в след Ириша и захохотала.

Выйдя из ванны, повесила бюстик на балкон, благо там была верёвка и прищепки.

А Ирка, как бы в продолжении разговора, спросила:

- А ты дашь мне его на вечер, когда высохнет? У меня сиськи маленькие, а хочется блеснуть.
- Возьми новый, у меня их достаточно, есть на липучках. А твой джигит отдыхающий?
- Да, говорит уже неделю, провожал кого-то.
- Так он, наверно, одну проводил и сразу к тебе, чтобы не терять время?
- А мне по фигу. Посмотрим.

Я достала новый бюстик.

- На, примерь.

Ирка скинула халатик, под которым кроме белых трусиков ничего не было. Ну, в смысле, ещё тело было.

Тело худенькое, груди маленькие, первый номер, но ореол вокруг сосочков смотрелся.

Ещё я обратила внимание на её ноги выше колен.

Какие-то складные и в целом оказались достаточной длины для такого роста.

Ириша щёлкнула пальчиками в знак одобрения и натянула бюстик на грудь. В целом он для неё был нормальный, только чашечки просили наполнить пустоту.

Ирка из тумбочки достала две прокладки, ловко подсунула их под грудь и поправила чашечки.

- Ну, как?

Повертев задом перед зеркалом, спросила Ирка.

- Клёво!

Одобрила я.

- А теперь вот эту блузку, длинную юбку и на танцы!

И в благодарность, чмокнув меня, направилась к платяному шкафу с нашими шмотками. Юбочка оказалась с боковым разрезом выше бедра.

Через час намазавшись, надушившись, напудрившись, вошли в столовую, под пристальными взглядами отдыхающих. Новенькие!

Диет сестра подвела нас к столу, за которым сидели двое мужчин.

Один точно мужчина, лет шестидесяти, седовласый, до синевы выбритый, с густыми бровями, прям профессор! Он вскочил и предложил стулья, сначала Ирке, а затем мне. Второму до настоящего мужчины ещё далековато, парнишке где-то двадцать пять.

Качнув кудряшками, парень буркнул:

Здравствуйте!

Но с места не сдвинулся.

Началось знакомство, обмен анкетными данными, а так же причинами, с которыми приехали в санаторий ...

                                                                                                                                                                                Санаторий (отрывок)
                                                                                                                                                                               Автор: Евгеньевна Елена

( кадр из х / ф «Парк советского периода» 2006 )

Заметки о делах

0

136

Охота в сумерках за розовой птицей

Старую песню спой ты мне,
Старый охотник!
Но рассмеялся верхом на коне
Старый охотник:
«Приехала девушка, ой, хороша.
“Я, говорит, среди озерного камыша
Желаю поймать
      Розовое фламинго!”

― “Это что за розовое фламинго!”
― “А вот
    Эта самая птица ―

Зиму в Африке живёт,
Летом на Кургальджин - Тенисе гнездится”.

                                                       Девушка и охотник (отрывок)
                                                           Автор: Мартынов Л. Н.

Глава XXII От Севильи до Гренады * (фрагмент) 

Позвольте, а где же отец Фёдор? Где стриженый священник церкви Фрола и Лавра?

Он, кажется, собирался пойти на Виноградную улицу, в дом № 34, к гражданину Брунсу?

Где же этот кладоискатель в образе ангела и заклятый враг Ипполита Матвеевича Воробьянинова, дежурящего ныне в тёмном коридоре у несгораемого шкафа?

Исчез отец Фёдор. Завертела его нелёгкая.

Говорят, что видели его на станции Попасная, Донецких дорог. Бежал он по перрону с чайником кипятку.

Взалкал отец Фёдор. Захотелось ему богатства. Понесло его по России, за гарнитуром генеральши Поповой, в котором, надо признаться, ни черта нет.

Едет отец по России. Только письма жене пишет.

Письмо отца Фёдора,
писанное им в Харькове, на вокзале, своей жене, в уездный город N

Голубушка моя, Катерина Александровна!

Весьма пред тобою виноват. Бросил тебя, бедную, одну в такое время.

Должен тебе всё рассказать. Ты меня поймёшь и, можно надеяться, согласишься.

Ни в какие живоцерковцы (**)  я, конечно, не пошёл и идти не думал, и Боже меня от этого упаси.

Теперь читай внимательно. Мы скоро заживём иначе.

Помнишь, я тебе говорил про свечной заводик. Будет он у нас, и ещё кое - что, может быть, будет. И не придётся уже тебе самой обеды варить, да ещё столовников держать. В Самару поедем и наймём прислугу.

Тут дело такое, но ты его держи в большом секрете, никому, даже Марье Ивановне, не говори. Я ищу клад.

Помнишь покойную Клавдию Ивановну Петухову, воробьяниновскую тёщу?

Перед смертью Клавдия Ивановна открылась мне, что в её доме, в Старгороде, в одном из гостиных стульев (их всего двенадцать) запрятаны её бриллианты.

Ты, Катенька, не подумай, что я вор какой - нибудь. Эти бриллианты она завещала мне и велела их стеречь от Ипполита Матвеевича, её давнишнего мучителя.

Вот почему я тебя, бедную, бросил так неожиданно.

Ты уж меня не виновать.

Приехал я в Старгород, и, представь себе, этот старый женолюб тоже там очутился. Узнал как-то.

Видно, старуху перед смертью пытал. Ужасный человек! И с ним ездит какой-то уголовный преступник, нанял себе бандита. Они на меня прямо набросились, сжить со свету хотели. Да я не такой, мне пальца в рот не клади, не дался.

Сперва я попал на ложный путь.

Один стул только нашёл в воробьяниновском доме (там ныне богоугодное заведение), несу я мою мебель к себе в номера «Сорбонна» и вдруг из-за угла с рыканьем человек на меня лезет, как лев, набросился и схватился за стул.

Чуть до драки не дошло. Осрамить меня хотели. Потом я пригляделся – смотрю – Воробьянинов. Побрился, представь себе, и голову оголил, аферист, позорится на старости лет.

Разломали мы стул – ничего там нету. Это потом я понял, что на ложный путь попал. А в то время очень огорчался.

Стало мне обидно, и я этому развратнику всю правду в лицо выложил.

– Какой, – говорю, – срам на старости лет. Какая, – говорю, – дикость в России теперь настала. Чтобы предводитель дворянства на священнослужителя, аки лев, бросался и за беспартийность упрекал. Вы, – говорю, – низкий человек, мучитель Клавдии Ивановны и охотник за чужим добром, которое теперь государственное, а не его.

Стыдно ему стало, и он ушёл от меня прочь – в публичный дом, должно быть.

А я пошёл к себе в номера «Сорбонна» и стал обдумывать дальнейший план.

И сообразил я то, что дураку этому бритому никогда бы в голову и не пришло.

Я решил найти человека, который распределял реквизированную мебель.

Представь себе, Катенька, недаром я на юридическом факультете обучался – пошло на пользу. Нашёл я этого человека. На другой же день нашёл.

Варфоломеич – очень порядочный старичок. Живёт себе со старухой бабушкой – тяжёлым трудом хлеб добывает. Он мне все документы дал.

Пришлось, правда, вознаградить за такую услугу. Остался без денег (но об этом после).

Оказалось, что все двенадцать гостиных стульев из воробьянинского дома попали к инженеру Брунсу на Виноградную улицу.

Заметь, что все стулья попали к одному человеку, чего я никак не ожидал (боялся, что стулья попадут в разные места). Я очень этому обрадовался.

Тут, как раз, в «Сорбонне» я снова встретился с мерзавцем Воробьяниновым. Я хорошенько отчитал его и его друга, бандита, не пожалел. Я очень боялся, что они проведают мой секрет, и затаился в гостинице до тех пор, покуда они не съехали.

Брунс, оказывается, из Старгорода выехал в 1923 году в Харьков, куда его назначили служить. От дворника я выведал, что он увёз с собою всю мебель и очень её сохраняет. Человек он, говорят, степенный.

Сижу теперь в Харькове на вокзале и пишу вот по какому случаю.

Во-первых, очень тебя люблю и вспоминаю, а во-вторых, Брунса здесь уже нет.

Но ты не огорчайся. Брунс служит теперь в Ростове, в «Новоросцементе», как я узнал. Денег у меня на дорогу в обрез. Выезжаю через час товаро - пассажирским.

А ты, моя добрая, зайди, пожалуйста, к зятю, возьми у него пятьдесят рублей (он мне должен и обещался отдать) и вышли в Ростов – главный почтамт до востребования Фёдору Иоанновичу Вострикову.

Перевод, в видах экономии, пошли почтой. Будет стоить тридцать копеек.

Что у нас слышно в городе? Что нового?

Приходила ли к тебе Кондратьевна? Отцу Кириллу скажи, что скоро вернусь, мол, к умирающей тётке в Воронеж поехал. Экономь средства. Обедает ли ещё Евстигнеев? Кланяйся ему от меня. Скажи, что к тётке уехал.

Как погода? Здесь, в Харькове, совсем лето. Город шумный – центр Украинской республики. После провинции кажется, будто за границу попал.

Сделай:

1) Мою летнюю рясу в чистку отдай (лучше 3 р. за чистку отдать, чем на новую тратиться),
2) Здоровье береги,
3) Когда Гуленьке будешь писать, упомяни невзначай, что я к тётке уехал в Воронеж.

Кланяйся всем от меня. Скажи, что скоро приеду.

Нежно целую, обнимаю и благословляю.

Твой муж Федя.

Нотабене (**): Где-то теперь рыщет Воробьянинов?

Любовь сушит человека (****). Бык мычит от страсти. Петух не находит себе места. Предводитель дворянства теряет аппетит.

Бросив Остапа и студента Иванопуло в трактире, Ипполит Матвеевич пробрался в розовый домик и занял позицию у несгораемой кассы. Он слышал шум отходящих в Кастилью поездов и плеск отплывающих пароходов.

Гаснут дальней Альпухары
Золотистые края.

Сердце шаталось, как маятник. В ушах тикало.

На призывный звон гитары
Выйди, милая моя.

Тревога носилась по коридору. Ничто не могло растопить холод несгораемого шкафа.

От Севильи до Гренады
В тихом сумраке ночей.

В пеналах стонали граммофоны. Раздавался пчелиный гул примусов.

Раздаются серенады,
Раздаётся звон мечей.

Словом, Ипполит Матвеевич был влюблён до крайности в Лизу Калачову.

                                                                         из сатирического  романа Ильи Ильфа и Евгения Петрова - «Двенадцать стульев»
___________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

(*) Глава XXII От Севильи до Гренады - В названии главы и далее цитируется серенада из драматической поэмы А. К. Толстого "Дон Жуан". Примечание редактора.

Гаснут дальней Альпухары
Золотистые края.
На призывный звон гитары
Выйди, милая моя.
Всех, кто скажет, что другая
Здесь равняется с тобой,
Всех, любовию сгорая,
Всех зову на смертный бой.
От лунного света
Зардел небосклон.
О, выйди, Нисета,
Скорей на балкон.
От Севильи до Гренады,
В тихом сумраке ночей,
Раздаются серенады,
Раздаётся стук мечей.
Много крови, много песен
Для прелестных льётся дам,
Я же той, кто всех прелестней,
Песнь и кровь свою отдам.
От лунного света
Зардел небосклон.
О, выйди, Нисета,
Скорей на балкон.

(**) и в какие живоцерковцы я, конечно, не пошёл - «Живоцерковцы» (также «живцы») — неофициальное название членов обновленческой организации «Живая церковь». «Живая церковь» возникла в мае 1922 года при активной поддержке Государственного политического управления при НКВД РСФСР. Лидером организации всё время её существования был «протопресвитер» Владимир Красницкий. «Живая церковь» декларировала широкие реформы в церковной жизни, в том числе пересмотр догматов. Фактически её деятельность свелась к борьбе за привилегии белого духовенства (белое духовенство - служители церкви не постриженые в монашество) и искоренение «контрреволюции» в Церкви. К 1946 году движение самоликвидировалось, влившись в состав легализованного Московского Патриархата.

(***) Нотабене : Где-то теперь рыщет Воробьянинов? - «Нотабене» — это знак на полях книги или документа, призывающий обратить внимание на соответствующее место в тексте. Также может означать важное замечание в письме или каком - либо другом документе. Слово происходит от латинского nota bene — «заметь хорошо» (то есть «обрати внимание»).

(****) …Любовь сушит человека… – Строка из популярной тогда шуточной песни. Примечание редактора.

Заметки о делах

0

137

***

Папа с места сдвинул стол,
взглядом комнату обвёл.

— Так-то лучше! – подмигнул.
Я скорей подвинул стул.

Мама молвила: — Ты прав.
Может быть, подвинем шкаф?

Шкаф подвинули к буфету,
Ну а там, где был буфет,
Там буфета больше нету,
Там теперь висит портрет.

Огляделись мы втроём:
Ничего не узнаём!

Что за комната чужая,
Непривычная, большая?

Интересно, сколько дней

Привыкать мы будем к ней?

                                                      Перестановка
                                                 Автор: Кушнер А.С.

Заметки о делах

0

138

Индейцы .. они такие индейцы

Родина там, где тебе хорошо.

      :dontknow:                                        -- Индейские пословицы и поговорки

***

8 ½ $. Охлобыстин. Песня о настоящем индейце. Фёдор Чистяков и группа Ноль

Грустит индейская жена
"Глубокая Пещера"
И, даже туша кабана,
Ей, как-то не мила.
А рядом спит её самец
(Возьми его холера)
Великий воин и мудрец
"Короткая Стрела"..

                                     Грустит индейская жена
                                     Автор: Вадим Исаков 36

Короткие зарисовки

0

139

Организмы, во многом отличающиеся от исходных (©)

Человек в противогазе
на обочине стоит.
Сразу видно - он в отказе,
маргинальный индивид.

А вокруг него роятся
только сера и зола,
а вокруг него творятся
непотребные дела.

И от этих безобразий
у него гниёт душа...
И он стоит в противогазе,
свежим воздухом дыша.

                                          Человек в противогазе
                                      Автор: Дмитрий Унжаков

УРОЖАЙНАЯ ПЕСНЯ из кф Кубанские казаки 1949 г Trim

— Да, было, было два журнала. Два, — заговорил он тихим, как бы недовольным голосом и ещё сильнее налёг на трибуну, всё так же глядя вверх.

— В общем, что получается... Свобода не для всякого слова — часто я такое слышу. Враг тоже хотел бы протащить свою пропаганду, поэтому не подпускать его к трибуне. Что — не так?

А я — враг. С точки зрения советской науки, стоящей на правильных позициях. Это сегодня каждому ясно.

Кому даём трибуну? Кому даём средства, зелёный свет?

Мичуринской науке в лице академиков Лысенко и Рядно. Конечно, не в лице Мичурина.

Ещё не известно, что бы старик Мичурин сказал. А кто, скажите мне, — тут он в первый раз пристально посмотрел в зал.

— Кто определит, на правильных ли позициях стоят наши академики? Да сам же Кассиан Дамианович и скажет. А враг, то есть я, говорит, что он неправ, что если по академику Рядно всё делать, отстанем на полвека. И начнём голодать.

А коллектив — объективный критерий — кричит на это: предупреждаю в последний раз! Делай так, как требует академик Рядно.

Я обращаюсь к начальству. А оно ничего не понимает и враждебно. Его тоже наши академики ведут под обе ручки, с бережением.

А в конечном итоге ответственность за науку и, стало быть, практику, лежит на ком? На начальстве?

Как бы не так — начальство скажет: меня обманули. Слишком часто говорили эти слова: «диалектически», «скачкообразно» — и я поверило.

Поскольку специального образования не имею. И не на коллективе ответственность будет лежать.

Он скажет: я заблуждался, меня обкурили этим... веселящим газом.

Ответственность будет на том, кто всё понимает, на кого газ не действует, на ком противогаз.

На мне, на мне лежит ответственность. И меня надо будет судить, если я поддамся и не сумею ничего... Для чего тогда меня учили в советской школе? В таких условиях и приходится...

— И всё же вы заблуждаетесь, — округлив глаза, перебил его из президиума ректор.
— Я не могу нажать на своём теле кнопку и перестать заблуждаться.

— Мы её нажмём! — крикнул кто-то в зале.

— Вы отрицаете внешнюю среду, — мягко, отечески сказал Варичев.
— Никакой настоящий учёный не станет отрицать или утверждать то, что ему не известно с достоверностью. Мне достоверно известно...
— Вы всё время смотрите куда-то в потолок, — так же мягко, с улыбкой перебил его ректор. — Вы кому говорите?

— Богу, богу... — с такой же улыбкой, показав стальные зубы, ответил Стригалев. И Фёдор Иванович заметил — в аудитории сразу потеплело. Но не надолго.

— Так я говорю: мне достоверно известно первое — чуть больше чем полупроцентный раствор колхицина даёт удвоение числа хромосом у картофельного растения. Сам сотни раз удваивал. И знаю, как это делается и почему. Видел в микроскоп и держал в руках. Второе: это удвоение даёт организмы, во многом отличающиеся от исходных. Третье: эти новые растения, если они до эксперимента были привезёнными из Мексики дикарями, теперь, приобретя новые качества, вступают в скрещивание с «Солянум туберозум», с картошкой! То есть открываются новые пути для селекции. Так что же — мне отказаться от этого?

— Вы уродуете природу! — отчаянно закричал кто-то в зале.

Стригалев посмотрел в сторону крикуна и грустно покачал головой.

— Голос невежды. Дело в том, что все наши эксперименты это лишь повторение того, что в природе происходит миллионы лет. А вот ваше «не ждать милости, взять» — вот оно больше похоже на насилие. Только природу силой не больно возьмёшь. Вот и я. Уступить силе мог бы. Но не уступлю. А убедиться — это не в моих силах. И вам пока не удаётся убедить...

— Почему? — сказал Варичев. — Среди нас есть товарищи, которых мы убедили... Они нашли в себе мужество...
— Ну, такого мужества я в себе не нахожу.

Стригалев помолчал немного, как бы ожидая новых вопросов.

— Крестьянина, крестьянина вы забыли! — закричал кто-то в дальнем углу зала. — Что он скажет о вашем колхицине?

— Крестьянин это не учёный, а практик, — тихо сказал Стригалев. — Практика это память о привычной последовательности явлений. Посадил зерно — должно прорасти.

И действительно, растёт. Это не наука, а память о причинных связях.

Учёного характеризует знание основ процесса.

Два года назад товарищ Ходеряхин во время отпуска где-то на своей родине в поле нашёл колосья голозерного ячменя.

Привёз, высеял на делянке, получил урожай и говорит: я вывел новый сорт! Даже академик его поздравил. А это оказался всего - навсего широко распространённый китайский ячмень «Целесте». Он даже этого не знал!

Товарищ Ходеряхин был здесь типичным практиком - крестьянином, но не учёным. Крестьянин может вырастить хороший урожай, но это не даёт ему права называться учёным.

— А по-вашему, плохой урожай — это наука? — закричали из зала. — А хороший — значит, практика?
— Я высказал вам свою точку зрения, — сказал Стригалев, не замечая криков. — Никем серьёзно не опровергнутую точку зрения.

Ещё постоял на трибуне, поглядел в зал, оглянулся на президиум и не спеша сошёл вниз.

Зал ровно шумел. В разных его концах шли дискуссии.

В президиуме Цвях, поворачивая голову то в одну сторону, то в другую, пристально слушал и время от времени ставил перед собой вертикально свой карандаш.

                                                                              из социально - философского романа Владимира Дудинцева  - «Белые одежды»

Заметки о делах

0

140

Почти по Гёте  - Остановись, мгновенье, ты прекрасно ...

Когда ты со мной - как секунды часы,
Всё в жизни понятно и ясно.
Нет чёрной у нашей судьбы полосы,
На сердце тепло и прекрасно.
С тобой затихает душевная  боль,
Мне по сердцу стали рассветы.
Узнал наконец, что такое любовь,
Как зиму сменить может лето.

Нам в жизни не нужно изысканных фраз,
Тепло гонит прочь лютый холод.
Готов, как ребёнок подпрыгнуть подчас,
Хоть в жизни совсем уж не молод.
Ты словно в пустыне водицы глоток,
В мороз греешь солнечным светом.
Пускай осуждают - «Седой, мол, висок»,
Но ближе тебя в мире нету!

С тобой на душе тишина и  покой,
Хандра и печаль улетают.
Я знаю, то буду навеки с тобой,
Ведь наша любовь не сгорает.
Я в жизни готов всё отдать за тебя,
Ты стала моею судьбою.
Тебя обниму, расцелую, любя,
Поверь! Я так счастлив с тобою!

                                                                            Я счастлив с тобой...
                                                                        Автор: Юрий Калугин

Дамское горе

Перед самыми праздниками зашёл я в сливочную — купить себе четвёртку масла (*) — разговеться.

Гляжу, в магазине народищу уйма. Прямо не протолкнуться.

Стал я в очередь. Терпеливо жду. Кругом — домашние хозяйки шумят и норовят без очереди протиснуться. Всё время приходится одёргивать.

И вдруг входит в магазин быстрым шагом какая-то дамочка. Нестарая ещё, в небольшой чёрной шляпке. На шляпке — креп полощется. Вообще, видно, в трауре.

И протискивается эта дамочка к прилавку. И что-то такое говорит приказчику. За шумом не слыхать.

Приказчик говорит:

— Да я не знаю, гражданка. Одним словом, как другие — дозволят, так моё дело пятое.
— А чего такое? — спрашивают в очереди. — Об чём речь?
— Да вот, — говорит приказчик, — у них то есть семейный случай. Ихний супруг застрелившись… Так они просят отпустить им фунт сметаны и два десятка яиц без очереди.
— Конечное дело, отпустить. Обязательно отпустить. Чего там! — заговорили все сразу. — Пущай идёт без очереди.

И все с любопытством стали рассматривать эту гражданку.

Она оправила креп на шляпке и вздохнула.

— Скажите, какое горе! — сказал приказчик, отвешивая сметану. — И с чего бы это, мадам, извиняюсь?
— Меланхолик он у меня был, — сказала гражданка.
— И давно-с? Позвольте вас так спросить.
— Да вот на прошлой неделе сорок дней было.
— Скажите, какие несчастные случаи происходят! — снова сказал приказчик. — И дозвольте узнать, с револьверу это они, это самое, значит, или с чего другого?

— Из револьверу, — сказала гражданка. — Главное, всё на моих глазах произошло. Я сижу в соседней комнате. Хочу, не помню, что-то такое сделать, и вообще ничегошеньки не предполагаю, вдруг ужасный звук происходит. Выстрел, одним словом. Бегу туда — дым, в ушах звон… И всё на моих глазах.

— М-да, — сказал кто-то в очереди, — бывает…
— Может быть, и бывает, — ответила гражданка с некоторой обидой в голосе, — но так, чтобы на глазах, это, знаете, действительно…
— Какие ужасные ужасти! — сказал приказчик.

— Вот вы говорите — бывает, — продолжала гражданка. — Действительно, бывает, я не отрицаю. Вот у моих знакомых племянник застрелился. Но там, знаете, ушёл человек из дому, пропадал вообще… А тут всё на глазах…

Приказчик завернул сметану и яйца в пакет и подал гражданке с особой любезностью.

Дама печально кивнула головой и пошла к выходу.

— Ну, хорошо, — сказала какая-то фигура в очереди. — Ну, ихний супруг застрелившись. А почему такая спешка и яйца без очереди? Неправильно!

Дама презрительно оглянулась на фигуру и вышла.

                                                                                                                                                                Автор: Михаил Зощенко
__________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

(*) Перед самыми праздниками зашёл я в сливочную — купить себе четвёртку масла -  «Зашёл я в сливочную» — здесь слово «сливочная» является названием магазина или торговой точки, специализирующейся на продаже молочных продуктов, включая масло, молоко, сметану и другие молочные изделия.
- «купить себе четвёртку масла» — выражение «четвёрка» обозначает определённое количество продукта, которое раньше продавалось стандартизированными порциями. Конкретнее, четвёрка означает четверть литра (или около 250 граммов), поскольку ранее продукты часто фасовались именно такими объёмами. Таким образом, речь идёт о покупке небольшого количества масла.

Заметки о делах

0

141

Братство  шахтового землячества

Это - шахта умиранья восхваление рассвета,
Чёрной сажей кровь стекает от неоновой газеты,
Не укрыться - ты погибнешь так и не познав полёт,
Вместо траурного ложа твою кожу встретит лёд,

Не помогут оправданья - здесь не важно кто и как,
Написал тебе открытку с поздравлением в стихах,
Ровно плети дна ложатся на отшмётки этой гнили,
Плотью мёртвых здесь воняет - как и в том опавшем мире,

Что теперь торчит снаружи в своей серости подошв,
В тлен затёртых от износа что теперь тебе пригож,
Подойти - не сметь, коснуться - шаг от смерти и назад,
Нитью в узел растянуться - затихает листопад,

Мы тюремщики у жизни в шахте лифта разлагаясь,
Стих рукой неверно - пошлой выводить ещё стараясь,
Унижением и плачем отвернувшихся в тот час,
Тех людей, мы раним в сердце - в сотый верно уже раз....

                                                                                                                    Шахта лифта
                                                                                                   Автор: Камила Назырова Мюссо

Глава пятая. ГОСТИНИЦА «ОКСИДЕНТАЛЬ» (ФРАГМЕНТ)

В гостинице Карл сразу попал в некое подобие конторы, где старшая кухарка с записной книжкой в руке диктовала письмо молоденькой секретарше, сидевшей за пишущей машинкой.

Подчёркнуто размеренная диктовка, сосредоточенный и чёткий перестук клавиш соревновались с время от времени спешным тиканьем стенных часов, показывавших уже почти половину двенадцатого.

Ну вот, – сказала старшая кухарка, захлопнув записную книжку; пишбарышня вскочила и накрыла пишущую машинку деревянной крышкой, при этом привычном движении не сводя глаз с Карла.

С виду она казалась совсем школьницей, халатик её был аккуратно отглажен, плечики с воланами, причёска довольно высокая, и на этом фоне слегка удивляло её серьёзное лицо.

Поклонившись сначала старшей кухарке, потом Карлу, она вышла, а Карл невольно бросил на старшую кухарку вопросительный взгляд.

– Замечательно, что вы всё - таки пришли! – воскликнула она. – А ваши товарищи?
– Я не взял их с собой.
– Им, вероятно, надо выйти пораньше, – заметила старшая кухарка, как бы объясняя себе ситуацию.

«Неужели ей не приходит в голову, что мне тоже надо в дорогу?» – подумал Карл и, чтобы исключить всякие сомнения, сказал:

– Мы расстались из-за разногласий.

Старшая кухарка, кажется, сочла это известие приятным.

– Значит, вы теперь свободны? – спросила она.
– Да, свободен, – ответил Карл, и ничто не казалось ему более бесполезным, чем эта свобода.
– Послушайте, не хотите ли поступить на работу к нам в гостиницу? – спросила старшая кухарка.

– С большим удовольствием, – сказал Карл, – но я ужасно мало знаю. Например, не умею даже печатать на машинке.
– Это не самое главное, – сказала старшая кухарка. – Для начала вы получите совсем маленькую должность, а дальше всё в ваших руках – усердием и прилежанием вы вполне можете продвинуться. Как бы там ни было, я полагаю, что для вас гораздо лучше где - нибудь обосноваться, вместо того чтобы шататься по белу свету. К этому вы, судя по всему, не приспособлены.

«Дядя был бы точь - в - точь такого же мнения», – подумал Карл и кивнул, соглашаясь. Одновременно он вспомнил, что забыл представиться, а ведь о нём здесь так пекутся.

– Простите, пожалуйста, – сказал он, – я вам ещё не представился, меня зовут Карл Россман.
– Вы немец, не так ли?
– Да, я недавно в Америке.
– Откуда же вы?
– Из Праги, из Богемии.

– Смотрите-ка! – воскликнула женщина по-немецки с сильным английским акцентом и всплеснула руками, – в таком случае мы – земляки, меня зовут Грета Митцельбах, я из Вены. И Прагу я знаю отлично, я ведь полгода служила в «Золотом гусе» на Вацлавской площади. Нет, вы только подумайте!

– Когда же это было? – спросил Карл.
– О, много - много лет назад.
– Старого «Золотого гуся» два года как снесли, – сказал Карл.
– Вот как, – проговорила старшая кухарка, уйдя мыслями в прошлое.

Но, тотчас же снова оживившись, схватила Карла за руки и воскликнула:

– Теперь, когда выяснилось, что мы земляки, вам ни в коем случае нельзя уходить отсюда. Вы не должны меня огорчать. Может, хотите, к примеру, стать лифтёром? Только скажите, и место ваше. Когда вы немного пообвыкнете, то поймёте, что получить такое место не так-то легко, потому что для начала ничего лучше и не придумаешь. Будете общаться со всеми постояльцами, всегда на виду, станете выполнять небольшие поручения, – словом, каждый день у вас будет шанс добиться продвижения по службе. Обо всём остальном, с вашего разрешения, позабочусь я.

– Я бы с радостью стал лифтёром, – сказал Карл, чуть помедлив. Глупо отказываться от такого места только потому, что окончил пять классов гимназии. Здесь, в Америке, эти пять классов гимназии скорее повод для стыда. А вообще, лифтёры Карлу всегда нравились, казались ему украшением гостиниц.

– Знание языков не обязательно? – спросил он ещё.
– Вы говорите по-немецки и вполне хорошо по-английски, этого достаточно.
– Английский я учил в Америке всего два с половиной месяца, – сказал Карл, полагая, что замалчивать своё единственное преимущество не стоит.
– Это изрядный плюс, – сказала старшая кухарка, – если вспомнить, какие затруднения английский доставил мне. Впрочем, это было тридцать лет назад. Как раз вчера я говорила об этом. Вчера мне исполнилось пятьдесят. – И, улыбаясь, она старалась по выражению лица Карла уловить, какое впечатление произвел на него столь солидный возраст.
– В таком случае желаю вам большого счастья, – сказал Карл.

– Это всегда кстати, – отозвалась она, пожав руку Карла и чуть - чуть взгрустнув над этой старинной родной поговоркой, вспомнившейся ей по-немецки. – Я ведь вас задерживаю, – спохватилась она. – А вы, верно, очень устали, лучше мы потолкуем об этом днём. Так радостно встретить земляка, что просто все из головы вон. Пойдёмте, я отведу вас в вашу комнату.
– У меня есть ещё просьба, госпожа старшая кухарка, – вспомнил Карл при виде телефонного аппарата, стоявшего на столе. – Возможно, утром, и даже очень рано, мои бывшие товарищи принесут фотографию, которая мне крайне необходима. Будьте так добры, позвоните портье, пусть он пошлёт этих людей ко мне или вызовет меня.
– Непременно, – ответила старшая кухарка. – Но не достаточно ли ему взять у них эту фотографию? И что это за фотография, позвольте спросить?
– Фотография моих родителей, – сказал Карл. – Нет, я должен сам поговорить с этими людьми.

Старшая кухарка ничего больше не сказала и отдала по телефону распоряжение портье, причём назвала номер комнаты Карла – 536.

Затем они через дверь, противоположную входной, вышли в небольшой коридор, где, прислонившись к решётке лифта, дремал маленький лифтёр.

– Мы можем сами себя обслужить, – тихо сказала старшая кухарка, пропуская Карла в лифт. – Десять – двенадцать часов работы многовато для такого мальчугана, – говорила она, пока лифт поднимался, – но так уж в Америке заведено. Вот, например, этот малыш, он итальянец и приехал сюда с родителями полгода назад. Поглядеть на него, так эта работа ему не по силам, личико совсем исхудало, засыпает во время смены, хотя по натуре очень услужлив; но стоит ему проработать здесь или в любом другом месте Америки ещё полгода, и он всё с лёгкостью выдержит, а через пять лет станет настоящим крепким мужчиной. О примерах такого рода я могу рассказывать часами. При этом я вовсе не имею в виду вас – вы-то сильный юноша; вам лет семнадцать, не так ли?

– В следующем месяце будет шестнадцать.
– Даже только шестнадцать! – воскликнула старшая кухарка. – Ну, тогда смелей!

Наверху она ввела Карла в комнату, которая, правда из-за наклонной стены, выглядела уже как мансарда, но при свете двух электрических лампочек оказалась в остальном очень уютной.

– Вы не робейте, – сказала старшая кухарка, – эта комната – не гостиничный номер, а часть моей квартиры, состоящей из трёх комнат, так что вы меня нисколько не стесните. Я запру эту вот дверь, чтобы вы чувствовали себя совершенно свободно. Утром вы, конечно, как новый гостиничный служащий, получите свою комнатку. Если б вы пришли с товарищами, я бы устроила вас всех в общей спальне для персонала, но, так как вы один, я думаю, для вас лучше будет здесь, хотя спать придётся на диване. А теперь доброй ночи, отдохните как следует перед работой. Завтрашний день пока не самый напряжённый.

Премного благодарен вам за вашу любезность, – сказал Карл.

– Подождите, – сказала она, остановившись на пороге, – иначе вас скоро опять разбудят. – Она подошла к боковой двери, постучала и крикнула: – Тереза!
– Слушаю, госпожа старшая кухарка, – послышался голос молоденькой пишбарышни.

Когда ты пойдёшь будить меня утром, ступай через коридор, здесь в комнате спит гость. Он до смерти устал. – Она улыбнулась Карлу. – Понятно?

– Да, госпожа старшая кухарка.
– Ну, тогда доброй ночи!
– И вам доброй ночи.

                                                                                                                                      из неоконченного романа Франца Кафки - «Америка»

Заметки о делах

0

142

С послесловием на краешке кораблика

В синем - синем небе
Облака, как белые флаги.
В синем синем море
Чайка над волною парит.
Маленький кораблик
Из обыкновенной бумаги,
Словно лайнер по морю скользит.
Он плывёт куда-то
В сказочные дальние страны,
К неизвестным тайнам,
К неизведанным островам.
Что же он ищет там,
Что же он ищет там
Да пожалуй, и не знает сам.

                                                             Муз. композиция - Маленький кораблик (отрывок)
                                                                                 Автор: В. Колесников

Глава вторая. ДЯДЯ  (Фрагмент )

Предусмотрительный, каким был он во всём, дядя посоветовал Карлу пока ничего не затевать.

Присматриваться, изучать – пожалуйста, но не увлекаться.

Ведь первые дни европейца в Америке – как новое рождение, и хотя кое - кто – Карлу полезно это знать, чтобы не пугаться без нужды, – обживается здесь быстрее, чем если бы перешёл из мира потустороннего в мир человеческий, необходимо всё же учитывать, что первое суждение всегда неосновательно, и не стоит допускать, чтобы оно было помехой всем последующим суждениям, которыми желательно руководствоваться в своей здешней жизни.

Дядя сам знавал иммигрантов, которые, например, вместо того чтобы придерживаться этих добрых правил, целыми днями простаивали на балконе и таращились вниз на улицу, как бараны на новые ворота.

Поневоле собьёшься с толку!

Такое праздное уединение, когда любуются на преисполненный трудов день Нью - Йорка, позволительно туристам, и – вероятно, хотя и небезоговорочно – им можно его рекомендовать; для того же, кто останется здесь, это – погибель, в данном случае слово вполне уместное, даже если это и преувеличение.

И в самом деле, досада кривила лицо дяди, если, навещая племянника – а он делал это раз в день, причём в разное время, – он заставал Карла на балконе.

Юноша вскоре заметил это и потому, по мере возможности, отказывался от удовольствия постоять там.

К тому же это была не единственная его радость.

В комнате у него стоял превосходный американский письменный стол – именно о таком долгие годы мечтал его отец и пытался на различных аукционах купить что - либо подобное по доступной цене, но при его скромных доходах это ему так и не удалось.

Само собой, стол этот был не сравним с теми якобы американскими столами, которые попадаются на европейских аукционах.

В верхней его части была чуть не сотня ящичков всевозможного размера, и сам президент Соединенных Штатов нашёл бы тут надлежащее место для каждого официального документа; кроме того, сбоку имелся регулятор, и при необходимости и желании поворотом рукоятки возможны были различные перестановки и переустройства отделений.

Тонкие боковые стенки медленно опускались, образуя донышко или крышку нового отсека; с каждым поворотом рукоятки вид бюро совершенно изменялся, медленно или невообразимо скоро – смотря как двигаешь рукоятку.

Это было новейшее изобретение, но оно весьма живо напомнило Карлу вертеп, который на родине показывали удивлённым детям во время рождественских базаров, и тепло закутанный Карл тоже частенько стоял перед ним, наблюдая, как старик вертепщик вращает рукоятку игрушки и на крохотной сцене появляются три волхва, загорается звезда и скромно течёт жизнь в священном хлеву.

И всегда ему казалось, что мать, стоявшая позади, не слишком внимательно наблюдает за этими событиями; он тянул её к себе и громкими возгласами привлекал её внимание ко всяким малоприметным деталям, например к зайчишке, который в траве на переднем плане то вставал на задние лапки, то снова пускался наутёк; в конце концов мать зажимала ему рот и впадала в прежнюю рассеянность.

Конечно, стол был сделан не ради таких воспоминаний, но в истории его изобретения, вероятно, присутствовало что-то смутно похожее на воспоминания Карла.

Дяде в отличие от Карла этот стол ничуть не нравился, он просто хотел купить племяннику порядочный письменный стол, а все они были теперь снабжены таким новшеством; мало того, хитрую эту штуковину можно было без больших затрат приспособить и к столу устаревшей конструкции.

Так или иначе дядя не преминул посоветовать Карлу пользоваться регулятором как можно реже; дабы усилить действенность совета, дядя заявил, что механизм крайне чувствителен, легко ломается, а починка его стоит дорого.

Нетрудно было догадаться, что подобные замечания – всего лишь уловки, хотя, с другой стороны, следовало отметить, что регулятор очень легко было заблокировать, чего дядя, однако, не сделал.

В первые дни дядя и Карл, разумеется, частенько беседовали; Карл, в частности, рассказал, что дома немножко, но с охотою играл на фортепьяно, правда, на этом поприще он сделал только первые шаги, с помощью матери.

Карл вполне сознавал, что такой рассказ – одновременно и просьба о фортепьяно, но он уже достаточно осмотрелся, чтобы понять: экономничать дяде совершенно незачем.

Всё же эта его просьба была выполнена не сразу, лишь дней через восемь дядя чуть ли не против воли признался, что фортепьяно привезли и Карл может, если угодно, пронаблюдать за его доставкой наверх.

Занятие это было хотя и нетрудным, но при всём том ненамного легче самой работы, так как в доме был специальный грузовой лифт, спокойно вмещавший целый мебельный фургон, – в этом-то лифте и подняли инструмент в комнату Карла.

Сам Карл мог, конечно, поехать в этом лифте вместе с инструментом и грузчиками, но, поскольку рядом был действующий пассажирский лифт, Карл поднялся на нём, с помощью особого рычага держась всё время на уровне соседнего лифта и через стеклянную перегородку пристально рассматривая прекрасный инструмент, ставший теперь его собственностью.

Когда фортепьяно уже стояло в комнате и Карл взял первые ноты, он так по-глупому обрадовался, что, бросив игру, вскочил, отошёл на несколько шагов и, подбоченившись, решил просто полюбоваться подарком.

Акустика в комнате тоже была превосходная и способствовала тому, чтобы первоначальное ощущение, будто его поселили в железном доме, совершенно исчезло.

Ведь в самом деле дом казался железным только снаружи, в комнате ничего такого совершенно не замечалось, и никто не сумел бы обнаружить в её убранстве ни единой мелочи, которая, хоть как-то нарушала бы идеальный уют.

На первых порах Карл многого ожидал от своей игры на фортепьяно и даже осмеливался перед сном подумывать насчёт того, как бы ему через эту музыку непосредственно повлиять на американскую жизнь.

Действительно, странное возникало ощущение, когда он у распахнутых, выходящих на шумную улицу окон играл старую солдатскую песню своей родины – солдаты поют её вечерами, устроившись в казарме на подоконниках и глядя на угрюмый плац, – но стоило ему бросить взгляд на улицу, и он видел: она всё та же – малая частица исполинского круговорота, который невозможно остановить ни на секунду, если не знаешь тех сил, что приводят его в движение.

Дядя терпел игру на фортепьяно, ничего против не говорил, тем более что Карл, опять - таки в угоду дяде, лишь изредка позволял себе помузицировать; однако же дядя принёс ему ноты американских маршей и, конечно, национального гимна тоже, но одним только удовольствием от музыки, пожалуй, не объяснить, почему как-то раз он безо всякого намёка на шутку спросил Карла, не хочет ли он научиться играть также на скрипке или валторне (*).

                                                                                                                                        из неоконченного романа Франца Кафки - «Америка»
___________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

(*) не хочет ли он научиться играть также на скрипке или валторне - Валторна (от нем. Waldhorn, буквально — «лесной рог») — медный духовой музыкальный инструмент тенорового регистра. Входит в оркестровую группу медных духовых.

Заметки о делах

0

143

Пока поезд чух - чух, чух - чух, мы раз ....   Простите, маленькая техническая неувязка (©)

Сталин внимательно наблюдал, как делают шашлык, и иногда, не вытерпев, говорил: «Вы не умеете. Вот как надо», — и сам принимался за дело.
                                                                                               -- из воспоминаний Главы хозчасти «Ближней» (Кунцево) товарища Орлова

в машине или в поезде
в златовласки поясе
я сам себя осознаю
и в этом нахожу уют
я в этот миг как электрон
рассмотренный со всех сторон
чья волновая функция
с редукцией в районе Кунцево

                                                      в машине или в поезде
                                                      Автор: Костя Красный

( кадр из фильма «Сердца четырёх» 1941 )

Заметки о делах

0

144

С эскортом Естествознания, Нравственности и Красоты Звёздного Неба

Дремлет сад, ветер к травам приник,
шмель уснул у цветка за щекой,
после нервной дневной колготни -
эта ночь обещает покой.

Полумесяц скобой золотой
и блистающий звёздный эскорт;
воздух пряный, медовый, густой -
эта ночь обещает восторг.

Бархат  нежности, тайная  страсть
в волшебстве серенад соловьёв.
Потеряться, забыться, пропасть...
Эта ночь обещает любовь.

Жаль, ни росную лунность полян,
ни напитка медового хмель,
ни черёмухи майской дурман
ты со мной разделить не посмел.

                                                                  Эта ночь обещает
                                                            Автор: Надежда Ваничева

Неизлечимые

Спрос на порнографическую литературу упал.
Публика начинает интересоваться сочинениями по истории и естествознанию.

                                                                                                                                              ( Книжн. известия )

Писатель Кукушкин вошёл, весёлый, радостный, к издателю Залежалову и, усмехнувшись, ткнул его игриво кулаком в бок.

— В чём дело?
— Вещь!
— Которая?
— Ага! Разгорелись глазки? Вот тут у меня лежит в кармане. Если будете паинькой в рассуждении аванса — так и быть, отдам!

Издатель нахмурил брови.

— Повесть?
— Она. Ха - ха! То есть такую машину закрутил, такую, что небо содрогнётся! Вот вам наудачу две - три выдержки.

Писатель развернул рукопись.

— «… Тёмная мрачная шахта поглотила их. При свете лампочки была видна полная волнующаяся грудь Лидии и её упругие бёдра, на которые Гремин смотрел жадным взглядом. Не помня себя, он судорожно прижал её к груди, и всё заверте…»
— Ещё что? — сухо спросил издатель.
— Ещё я такую штучку вывернул: «Дирижабль плавно взмахнул крыльями и взлетел… На руле сидел Маевич и жадным взором смотрел на Лидию, полная грудь которой волновалась и упругие выпуклые бёдра дразнили своей близостью. Не помня себя, Маевич бросил руль, остановил пружину, прижал её к груди, и всё заверте…»
— Ещё что? — спросил издатель так сухо, что писатель Кукушкин в ужасе и смятении посмотрел на него и опустил глаза.
— А… ещё… вот… Зззаб… бавно! «Линевич и Лидия, стеснённые тяжестью водолазных костюмов, жадно смотрели друг на друга сквозь круглые стеклянные окошечки в головных шлемах… Над их головами шмыгали пароходы и броненосцы, но они не чувствовали этого. Сквозь неуклюжую, мешковатую одежду водолаза Линевич угадывал полную волнующуюся грудь Лидии и её упругие выпуклые бёдра. Не помня себя, Линевич взмахнул в воде руками, бросился к Лидии, и всё заверте…»
— Не надо, — сказал издатель.
— Что не надо? — вздрогнул писатель Кукушкин.
— Не надо. Идите, идите с богом.
— В-вам… не нравится? У… у меня другие места есть… Внучёк увидел бабушку в купальне… А она ещё была молодая…
— Ладно, ладно. Знаем! Не помня себя, он бросился к ней, схватил её в объятия, и всё заверте…
— Откуда вы узнали? — ахнул, удивившись, писатель Кукушкин. — Действительно, так и есть у меня.
— Штука нехитрая. Младенец догадается! Теперь это, брат Кукушкин, уже не читается. Ау! Ищи, брат Кукушкин, новых путей.

Писатель Кукушкин с отчаянием в глазах почесал затылок и огляделся:

— А где тут у вас корзина?
— Вот она, — указал издатель.

Писатель Кукушкин бросил свою рукопись в корзину, вытер носовым платком мокрое лицо и лаконично спросил:

— О чём нужно?
— Первее всего теперь читается естествознание и исторические книги. Пиши, брат Кукушкин, что - нибудь там о боярах, о жизни мух разных…
— А аванс дадите?
— Под боярина дам. Под муху дам. А под упругие бёдра не дам! И под «всё завертелось» не дам!!!
— Давайте под муху, — вздохнул писатель Кукушкин.

* * *

Через неделю издатель Залежалов получил две рукописи. Были они такие:

I. БОЯРСКАЯ ПРОРУХА

Боярышня Лидия, сидя в своём тереме старинной архитектуры, решила ложиться спать.

Сняв с высокой волнующейся груди кокошник, она стала стягивать с красивой полной ноги сарафан, но в это время распахнулась старинная дверь и вошёл молодой князь Курбский.

Затуманенным взором, молча смотрел он на высокую волнующуюся грудь девушки и её упругие выпуклые бёдра.

— Ой, ты, гой, еси! — воскликнул он на старинном языке того времени.
— Ой, ты, гой, еси, исполать тебе, добрый молодец! — воскликнула боярышня, падая князю на грудь, и — всё заверте…

II. МУХИ И ИХ ПРИВЫЧКИ

( очерки из жизни насекомых )

Небольшая стройная муха с высокой грудью и упругими бёдрами ползла по откосу запылённого окна.

Звали её по-мушиному — Лидия.

Из-за угла вылетела большая чёрная муха, села против первой и с еле сдерживаемым порывом страсти стала потирать над головой стройными мускулистыми лапками.

Высокая волнующаяся грудь Лидии ударила в голову чёрной мухи чем-то пьянящим…

Простёрши лапки, она крепко прижала Лидию к своей груди, и всё заверте…

                                                                              из сборника произведений  Аркадия Аверченко - «Юмористические рассказы»

( кадр из фильма «Звёздные войны. Эпизод IV: Новая надежда» 1977 )

Заметки о делах

0

145

Не мять с....  если уж вынул ..

Вы дали мне оружие, как глупо извиняться,
Я научился им, и нападать, и защищаться.
Кто в этом виноват, оружие на это и дано,
Что рано или поздно, цель свою найдёт оно.

Вложили в руки, в сердце злость вселили,
И одного на поединок с жизнью отпустили.
Остервенело бил, без капли сожаленья,
И никому я не прощал, чужие прегрешенья.

Парировал удары, пропускал и с ранами ходил,
Но ни на миг, оружие из рук не отпустил.
И заживали быстро шрамы, словно на собаке,
Чтоб снова кровь пустить в «последней» драке.

То есть закон, простого самосохраненья,
Ты или тебя… проткнут и тени нет сомненья.
Волчий закон – от слабых избавляться,
И сильный, должен в одиночестве остаться.

                                                                                            Вы дали мне оружие (отрывок)
                                                                                                        Автор: Йонзи

Второклассник Серёжка с сестрой Аней сидели на диване в зоне отдыха не первом этаже торгового центра и ждали маму.

А вот и она, обвешанная пакетами с покупками, в отдельной красочной коробке игрушка для сына – автомат.

Серёжа очень обрадовался подарку, тут же распаковал и начал с интересом разглядывать.

Мама вытащила бумажник, чтобы пересчитать оставшиеся деньги, неожиданно проходивший мимо парень, выхватил бумажник и был таков, женщина бросилась вдогонку, но куда там, грабитель вмиг растворился в толпе.

Через некоторое время он уже как ни в чём не бывало шёл снаружи вдоль стеклянной витрины, увидев детей, оскалился и скорчил противную рожу.

Мама ещё не вернулась, и Серёжа должен был сам принять мужское решение, и он его принял – поднял автомат и выпустил в воришку длинную очередь.

Раздался оглушительный грохот и звон разбитой витрины – злоумышленник, истекая кровью, рухнул как подкошенный на асфальт и уже не дышал…

                                                                                                                                                                                Оружие не молчит
                                                                                                                                                                            Автор: Старцев Леонид

Вопросы, не требующие ответов

0

146

Коронация под беспорядочной стрельбой

Перестрелка в ресторане;
Кто в кого - не разобрать.
Всё от дыма, как в тумане.
Вдруг... закончили стрелять.

- Чёрт! Закончились патроны!
И не знаем, где их брать!

                                                           (©) отрывок

Мой камертон, мой ангел, мой свинец —
Шальная пуля в утреннем тумане.
Получишь в сердце — сядешь в ресторане,
Обмыть её, как опытный боец.
Стервец, вернее... /голосом твоим
мне пропоют бокалы и девицы —
ночных кварталов маленькие жрицы,
морей моих отчаянный Гольфстрим /.

Где прятать боль? В воде или в вине!
И не захочешь сам, но станешь богом —
Вода прольётся виноградным соком
И ляжет новым руслом на сукне:

На скатерти, которой сотня дней —
Вот белый снег мой, таинство Лепажа (*).
А ночь случится — лучшего пейзажа
И не придумать посреди огней:

Снега, снега и алый помероль (**) —
Французский ад, но райское местечко.
Как много лиц — и каждое: осечка,
Черты чужие,  маленькая роль.

Мой камертон, мой ангел, мой туман —
Всё, что придумал я себе когда-то...
И вот она: безумная кантата
В меня стреляет тысячью зеркал,
Осколком бездны, острым серебром...
Стреляй, стреляй — я не умру от раны.
Дрожит звезда в проёме ресторана,
Вот - вот сорвётся — и уйдёт пешком

В края где нет ни шёпота, ни снов —
Так в добрый путь, святая Галатея!
Я пью за Вас, гарсона не жалея,
Не проверяя перечень счётов.

Шальная пуля, восемь грамм тоски...
Получишь в сердце — многое узнаешь.
Звезда Пласкетта — таешь, таешь, таешь
/сияя мне, рассвету вопреки/.

Мой камертон, мой ангел...

                                                                                      Пуля
                                                                    Автор: Снежный Рыцарь
___________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

(*) Вот белый снег мой, таинство Лепажа - Лепаж — это название известной марки пистолетов, часто использовавшихся на дуэлях. Название происходит от фамилии французского оружейника Жана Ле Пажа, который в конце XVIII века изготавливал в Париже охотничьи штуцера и дуэльные пистолеты.

(**) Снега, снега и алый помероль - Помероль — апелласьон (1) красных вин винодельческого региона Бордо. Расположен на востоке региона в области Либурне вокруг посёлка Помероль, чуть западнее Сент - Эмильона. Это небольшой, но престижный французский регион на севере Бордо, известный производством высококачественных вин из сорта Каберне Совиньон.
(1) аппелласьон — это официально признанная зона выращивания технического (винного) винограда с собственной сложившейся экосистемой и утверждённым набором требований к производимым винам. Используется для контроля происхождения вина и виноматериалов.

Заметки о делах

0

147

Вы - работаете. Мы - празднуем.

Новый Год прошёл пердольно. Все осталися довольны.
Тёлки рады до упаду. Погудели очень клёво. (©)

Дед Мороз пришёл к нам в сад.
Дед Мороз позвал ребят.

Борода бела, как вата,
И с подарками мешок.

Дед Мороз сказал: – Ребята!
Ну-ка, кто прочтёт стишок?

Мы в саду стихи учили:
Я учил, и брат учил.
Мы немедленно вскочили –
Я вскочил, и он вскочил.

– Уронили мишку на пол!
– Раз, два, три, четыре, пять…
– Оторвали мишке лапу.
– Вышел зайчик погулять.

– Вдруг охотник выбегает,
– Всё равно его не брошу,
– Прямо в зайчика стреляет,
– Потому что он хороший!

И покуда мы читали
Эти грустные стихи,
Все ребята хохотали:
– Ха-ха-ха и хи-хи-хи.

А у дедушки от смеха
Отвалилась борода.
Так от нас он и уехал.
Вот какая ерунда!

                                           Не перебивай
                                   Автор: Андрей Усачёв

Заметки о делах

0

148

Смерть и Слёзы  (Фельетон )

Смерть и слёзы -
Всё серьёзно.
Радость и боль
Вот что со мной.

Весело и грустно,
Но на душе пусто.
Глаза и подарки
И всё будет в порядке.

Взгляды и улыбки
Закончены ошибки.
Красивые уши
Так будет лучше.

Ночь и темнота
Так будет всегда.
Радость и боль
Вот что со мной…

                                            смерть и слёзы...
                             Автор: Кристина Попова - Чатская

Почести

В № 11981 «Нового Времени» Меньшиков написал тысячный фельетон.

Меньшиков проснулся рано утром.

Спустил с кровати сухие с синими жилами ноги, сунул их в туфли, вышитые и поднесённые ему в своё время Марией Горячковской, и сейчас же подошёл к окну.

— Погодка, кажется, благоприятствует, — пробормотал он, с довольным видом кивнул головой, — я рад, что погода не помешает народным массам веселиться в радостный для них день юбилея.

Одевшись, он зачерпнул из лампадки горстью масло и обильно смазал редкие, топорщившиеся волосы.

— Для ради юбилея, — прошептал он, ёжась от струйки тёплого масла, поползшей по сухой согнутой спине.

Через полчаса швейцар суворинского дома (*) открыл на звонок дверь и увидел сидящего в ожидании на ступеньках лестницы Меньшикова.

— Ты чего, старичок, по парадным звонишься? — приветствовал его швейцар. — Шёл бы со двора.
— День-то какой ноне, Никитушка!
— Какой день? Обнаковенный.
— Никитушка! Да ведь можешь ты понять, тысячный фельетон сегодня идёт!
— Так.
— Ну, Никитушка?
— Да ты что, ровно глухарь на току топчешься? Хочешь чего, что ли?
— Поздравь меня, Никитушка!
— Экий ты несообразный старичок… С чем же мне тебя поздравлять?
— Никитушка!.. Тысячный фельетон. Сколько я за них брани и поношения принял…
— Ну, так что же?
— Поздравь меня, Никитушка.
— Эк ведь тебя растревожило. Ну что уж с тобой делать: поздравляю.
— Спасибо, Никитушка! Я всегда прислушивался к непосредственному голосу народа. Вот обожди, я тебе на водку дам… Куда же это я капиталы засунул? Вот! Десять копеечек… Ты уж мне, Никитушка, три копеечки сдачи сдай. Семь копеечек, а три копеечки мне… Хе - хе, Никитушка…
— На! Эх ты, жила.
— Не благодари, Никитушка… Ты заслужил. Это ведь говорится так — на водку, а ты бы лучше на книжку их в сберегательную кассу снёс… Ей - богу, право. Сам-то встал?
— Встал. Иди уж. Ноги только вытри.

— К вам я, Алексей Сергеич…
— Что ещё? Говорил я, кажется, что не люблю, когда ты на дом приходишь. Нехорошо — увидать могут. Если нужно что, можешь в редакции поманить пальцем в тёмный уголок — попросишь, что нужно.
— День-то какой нынче, Алексей Сергеич!
— А что — дождь?
— Изволили читать сегодня? Тысячный фельетон у меня идёт.
— Ну?
— Можно сказать — праздник духа.
— Да ты говори яснее: гривенником больше хочешь за строчку по этому случаю?
— За это я вашим вечным молитвенником буду… А только — день-то какой!
— Да тебе-то что нужно?
— Поздравьте, Алексей Сергеич!
— Удивляюсь… Ну, скажи — зачем тебе это понадобилось?

Меньшиков переступил с ноги на ногу.

— Хочу, чтобы, как у других… Тоже, если юбилей, то поздравляют.
— Глупости всё выдумываешь! Иди себе с Богом!

Придя в редакцию, Меньшиков подошёл к столу Розанова и протянул ему руку.

— Здравствуйте, Василь Васильич!

Близорукий Розанов приветливо улыбнулся, осмотрел протянутую руку и повёл по ней взглядом до плеча Меньшикова. С плеча перешёл на шею, но когда дошёл до лица, то снова опустил взгляд на бумагу и стал прилежно писать.

— Я говорю: здравствуйте, Василь Васильич!
– … Брак не есть наслаждение… — бормотал Розанов, скрипя пером. — Брак есть долг перед вечным…

От напряжённого положения протянутая рука Меньшикова стала затекать. Опустить её сразу было неловко, и он сделал вид, что ощупывает карандаш, лежавший на подставке.

— Странный карандашик… Таким карандашиком неудобно, я думаю, писать…

Меньшиков опустился на стул, рядом со столом Розанова, и беззаботно заговорил:

— А я сегодня тысячный фельетон написал. Ей - богу. Можете поздравить, Василь Васильич… Много написал. Были большие фельетоны, и маленькие были. Да-с… Сегодня меня, впрочем, уже многие поздравляли: швейцар Никита — этакий славный чернозём! Алексей Сергеич поздравляли…
— Всякое половое чувство должно быть радостным и извечным… — бормотал, начиная новую страницу, Розанов.
— Я уж так и решил, Василь Васильич: напишу фельетон о печати! Хе - хе! Изволили читать? Вы где, на даче в этом году живёте? Впрочем, я думаю, что разговор со мной отвлекает вас? Ухожу, ухожу. Люблю, знаете, с приятелем в беседе старое вспомнить… До свиданья, Василий Васильич…

Меньшиков протянул опять руку, подержал её три минуты, потом потрогал пресс - папье и сказал одобрительно:

— Славное пресс - папье!

Старческими шагами побрёл к кабинету А. Столыпина.

— Здравствуйте, Александр Аркадьич!

Меньшикову очень хотелось, чтобы Столыпин, хотя бы по случаю юбилея, пожал ему руку. Но старый, усталый мозг не знал — как это сделать?

Постояв минут десять у стола Столыпина, Меньшиков пустился на хитрость:

— А вы знаете — через три минуты будет дождь…
— Вечно ты, брат, чепуху выдумываешь, — проворчал Столыпин.
— Ей - богу. Хотите пари держать?

Простодушный Столыпин попался на эту удочку.

— Да ведь проиграешь, старая крыса?

Однако руку протянул. Меньшиков с наслаждением, долго мял столыпинскую руку. Когда Столыпин вырвал её, Меньшиков хихикнул и, довольный, сказал:

— Спасибо за то, что поздравили!

Потом Меньшиков ушёл из редакции и долго бродил по улицам, подслушивая, что говорит народ о его юбилее.

Никто ничего не говорил. Только в трамвае Меньшиков увидел одного человека, читавшего «Новое Время».

Подсел к нему и, хлопнув по своей статье, радостно засмеялся.

— Что вы думаете об этой штуке?

Читавший сказал, что он думает.

Меньшиков вышел из трамвая и долго шёл без цели, бормоча про себя:

— Сам ты старый болван! Туда же — в критику пускается.

Вечером сидел у кухарки на кухне и рассказывал:

— Устал я за день от всего этого шума, поздравлений, почестей… Начиная от швейцаров — до Столыпина — все, как один человек. А Столыпин… чудак, право… Схватил руку, трясёт её, трясёт, пожимает — смех, да и только! Старик тоже — увидел меня, говорит: что нужно — проси! Отведи в уголок и проси. Ей - богу, не вру! Хочешь, говорит, надбавить — надбавлю. Публика тоже… В трамваях тоже… Обсуждают статью.

Ночью он долго плакал.

                                                                              из сборника произведений  Аркадия Аверченко - «Юмористические рассказы»
__________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

(*) Через полчаса швейцар суворинского дома - Суворинский дом — это здание в Санкт - Петербурге, расположенное по адресу: ул. Чехова, 6. Оно было построено по проекту архитекторов Владимира и Фёдора Харламовых в 1890 году. Фасад дома богато украшен фигурной кладкой с готическим декором, орнаментами, вставками керамической плитки. В этом доме находилась квартира издателя Алексея Суворина и редакция газеты «Новое время». Сегодня в одном из помещений дома находится Институт музыки, театра и хореографии.

Заметки о делах

0

149

1. Световых частиц поток
Падает на зелёный листок.
Листок кислород выделяет,
Углекислый газ поглощает. (фотосинтез - химическое явление. )

2. Во всей огромной Вселенной,
везде,
На каждой далёкой
и близкой звезде
Взрываются газы, горит
водород,
Процессы проходят из года
в год.
Звезда посылает холодный
свет,
Который летит миллионы
лет. (Химические явления в космосе) .

3. Маша держала в руках
пластилинчик
И получила красивый
кувшинчик.
А ведь этому есть
объяснение –
Физическое явление.

                                                            Автор: nata_vanova

Тыклинский поминутно раскланивался, расправлял висячие усы, влажно поглядывал на Зою Монроз и ел со сдержанной жадностью.

Роллинг угрюмо сидел спиной к окну. Семёнов развязно болтал.

Зоя казалась спокойной, очаровательно улыбалась, глазами показывала метрдотелю, чтобы он почаще подливал гостям в рюмки. Когда подали шампанское, она попросила Тыклинского приступить к рассказу.

Он сорвал с шеи салфетку:

– Для пана Роллинга мы не щадили своих жизней. Мы перешли советскую границу под Сестрорецком.
– Кто это – мы? – спросил Роллинг.

– Я и, если угодно пану, мой подручный, один русский из Варшавы, офицер армии Балаховича… Человек весьма жестокий…

Будь он проклят, как и все русские, пся крев, он больше мне навредил, чем помог.

Моя задача была проследить, где Гарин производит опыты.

Я побывал в разрушенном доме, – пани и пан знают, конечно, что в этом доме проклятый байстрюк чуть было не разрезал меня пополам своим аппаратом.

Там, в подвале, я нашёл стальную полосу, – пани Зоя получила её от меня и могла убедиться в моём усердии.

Гарин переменил место опытов.

Я не спал дни и ночи, желая оправдать доверие пани Зои и пана Роллинга. Я застудил себе лёгкие в болотах на Крестовском острове, и я достиг цели.

Я проследил Гарина. Двадцать седьмого апреля ночью мы с помощником проникли на его дачу, привязали Гарина к железной кровати и произвели самый тщательный обыск…

Ничего… Надо сойти с ума, – никаких признаков аппарата… Но я-то знал, что он прячет его на даче…

Тогда мой помощник немножко резко обошёлся с Гариным… Пани и пан поймут наше волнение… Я не говорю, чтобы мы поступили по указанию пана Роллинга… Нет, мой помощник слишком погорячился…

Роллинг глядел в тарелку.

Длинная рука Зои Монроз, лежавшая на скатерти, быстро перебирала пальцами, сверкала отполированными ногтями, бриллиантами, изумрудами, сапфирами перстней.

Тыклинский вдохновился, глядя на эту бесценную руку.

– Пани и пан уже знают, как я спустя сутки встретил Гарина на почтамте. Матерь божья, кто же не испугается, столкнувшись нос к носу с живым покойником.

А тут ещё проклятая милиция кинулась за мною в погоню. Мы стали жертвой обмана, проклятый Гарин подсунул вместо себя какого-то другого.

Я решил снова обыскать дачу: там должно было быть подземелье. В ту же ночь я пошёл туда один, усыпил сторожа.

Влез в окно… Пусть пан Роллинг не поймёт меня как - нибудь криво…

Когда Тыклинский жертвует жизнью, он жертвует ею для идеи…

Мне ничего не стоило выскочить обратно в окошко, когда я услыхал на даче такой стук и треск, что у любого волосы стали бы дыбом…

Да, пан Роллинг, в эту минуту я понял, что господь руководил вами, когда вы послали меня вырвать у русских страшное оружие, которое они могут обратить против всего цивилизованного мира.

Это была историческая минута, пани Зоя, клянусь вам шляхетской честью. Я бросился, как зверь, на кухню, откуда раздавался шум.

Я увидел Гарина, – он наваливал в одну кучу у стены столы, мешки и ящики.

Увидев меня, он схватил кожаный чемодан, давно мне знакомый, где он обычно держал модель аппарата, и выскочил в соседнюю комнату.

Я выхватил револьвер и кинулся за ним. Он уже открывал окно, намереваясь выпрыгнуть на улицу.

Я выстрелил, он с чемоданом в одной руке, с револьвером в другой отбежал в конец комнаты, загородился кроватью и стал стрелять. Это была настоящая дуэль, пани Зоя. Пуля пробила мне фуражку.

Вдруг он закрыл рот и нос какой-то тряпкой, протянул ко мне металлическую трубку, – раздался выстрел, не громче звука шампанской пробки, и в ту же секунду тысячи маленьких когтей влезли мне в нос, в горло, в грудь, стали раздирать меня, глаза залились слезами от нестерпимой боли, я начал чихать, кашлять, внутренности мои выворачивало, и, простите, пани Зоя, поднялась такая рвота, что я повалился на пол.

– Дифенилхлорарсин в смеси с фосгеном, по пятидесяти процентов каждого, – дешёвая штука, мы вооружаем теперь полицию этими гранатками, – сказал Роллинг.
– Так… Пан говорит истину, – это была газовая гранатка… К счастью, сквозняк быстро унёс газ. Я пришёл в сознание и, полуживой, добрался до дому. Я был отравлен, разбит, агенты искали меня по городу, оставалось только бежать из Ленинграда, что мы и сделали с великими опасностями и трудами.

Тыклинский развёл руками и поник, отдаваясь на милость. Зоя спросила:

– Вы уверены, что Гарин также бежал из России?
– Он должен был скрыться. После этой истории ему всё равно пришлось бы давать объяснения уголовному розыску.
– Но почему он выбрал именно Париж?

– Ему нужны угольные пирамидки. Его аппарат без них всё равно, что незаряжённое ружьё. Гарин – физик. Он ничего не смыслит в химии. По его заказу над этими пирамидками работал я, впоследствии тот, кто поплатился за это жизнью на Крестовском острове. Но у Гарина есть ещё один компаньон здесь, в Париже, – ему он и послал телеграмму на бульвар Батиньоль. Гарин приехал сюда, чтобы следить за опытами над пирамидками.

– Какие сведения вы собрали о сообщнике инженера Гарина? – спросил Роллинг.

– Он живёт в плохонькой гостинице, на бульваре Батиньоль, – мы были там вчера, нам кое-что рассказал привратник, – ответил Семёнов. – Этот человек является домой только ночевать. Вещей у него никаких нет. Он выходит из дому в парусиновом балахоне, какой в Париже носят медики, лаборанты и студенты - химики. Видимо, он работает где-то там же, неподалёку.

– Наружность? Чёрт вас возьми, какое мне дело до его парусинового балахона! Описал вам привратник его наружность? – крикнул Роллинг.

Семёнов и Тыклинский переглянулись. Поляк прижал руку к сердцу.

– Если пану угодно, мы сегодня же доставим сведения о наружности этого господина.

Роллинг долго молчал, брови его сдвинулись.

                                                   из фантастическо - сатирического романа А. Н. Толстого - «Гиперболоид инженера Гарина»

Заметки о делах

0

150

от этой Родины - в Вологду !

«Свобода — это роскошь, которую не каждый может себе позволить»

                                                                                                                              Отто Бисмарк.

Среди богатств, что окружают нас –
Свободомыслие желаннее всего!
То редкое сокровище незримое для глаз,
Но раскрывающее правды торжество!

Хранят его не каменные глыбы,
Не древние, седые пирамиды,
На дне морском не сыщешь, и в ларце,
Что за семью замками во дворце;

На полке с книгами находится оно,
Сокровище желанное давно:
Свобода разума, как высшее стремление –
Бессмертное Марксистское учение!

                                                                                        Марксизм
                                                                             Автор: Роман Полуэктов

История болезни Иванова

Однажды беспартийный житель Петербурга Иванов вбежал, бледный, растерянный, в комнату жены и, выронив газету, схватился руками за голову.

— Что с тобой? — спросила жена.
— Плохо! — сказал Иванов. — Я левею.
— Не может быть! — ахнула жена. — Это было бы ужасно… тебе нужно лечь в постель, укрыться тёплым и натереться скипидаром.
— Нет… что уж скипидар! — покачал головой Иванов и посмотрел на жену блуждающими, испуганными глазами. — Я левею!
— С чего же это у тебя, горе ты моё?! — простонала жена.
— С газеты. Встал я утром — ничего себе, чувствовал всё время беспартийность, а взял случайно газету…
— Ну?
— Смотрю, а в ней написано, что в Ченстохове губернатор запретил читать лекцию о добывании азота из воздуха… И вдруг — чувствую я, что мне его не хватает…
— Кого это?
— Да воздуху же!.. Подкатило под сердце, оборвалось, дёрнуло из стороны в сторону… Ой, думаю, что бы это? Да тут же и понял: левею!
— Ты б молочка выпил… — сказала жена, заливаясь слезами.
— Какое уж там молочко… Может, скоро баланду хлебать буду!

Жена со страхом посмотрела на Иванова.

— Левеешь?
— Левею…
— Может, доктора позвать?
— При чём тут доктор?!
— Тогда, может, пристава пригласить?

Как все почти больные, которые не любят, когда посторонние подчёркивают опасность их положения, Иванов тоже нахмурился, засопел и недовольно сказал:

— Я уж не так плох, чтобы пристава звать. Может быть, отойду.
— Дай-то Бог, — всхлипнула жена.

Иванов лёг в кровать, повернулся лицом к стене и замолчал.

Жена изредка подходила к дверям спальни и прислушивалась. Было слышно, как Иванов, лежа на кровати, левел.

* * *
Утро застало Иванова осунувшимся, похудевшим… Он тихонько пробрался в гостиную, схватил газету и, убежав в спальню, развернул свежий газетный лист.

Через пять минут он вбежал в комнату жены и дрожащими губами прошептал:

— Ещё полевел! Что оно будет — не знаю!
— Опять небось газету читал, — вскочила жена. — Говори! Читал?
— Читал… В Риге губернатор оштрафовал газету за указание очагов холеры…

Жена заплакала и побежала к тестю.

— Мой - то… — сказала она, ломая руки. — Левеет.
— Быть не может?! — воскликнул тесть.
— Верное слово. Вчерась с утра был здоров, беспартийность чувствовал, а потом оборвалась печёнка и полевел!
— Надо принять меры, — сказал тесть, надевая шапку. — Ты у него отними и спрячь газеты, а я забегу в полицию, заявку господину приставу сделаю.

* * *

Иванов сидел в кресле, мрачный, небритый, и на глазах у всех левел.

Тесть с женой Иванова стояли в углу, молча смотрели на Иванова, и в глазах их сквозили ужас и отчаяние.

Вошёл пристав. Он потёр руки, вежливо раскланялся с женой Иванова и спросил мягким баритоном:

— Ну, как наш дорогой больной?
— Левеет!
— А-а! — сказал Иванов, поднимая на пристава мутные, больные глаза. — Представитель отживающего полицейско - бюрократического режима! Нам нужна закономерность…

Пристав взял его руку, пощупал пульс и спросил:

— Как вы себя сейчас чувствуете?
— Мирнообновленцем!

Пристав потыкал пальцем в голову Иванова:

— Не готово ещё… Не созрел! А вчера как вы себя чувствовали?
— Октябристом, — вздохнул Иванов. — До обеда — правым крылом, а после обеда левым…
— Гм… плохо! Болезнь прогрессирует сильными скачками…

Жена упала тестю на грудь и заплакала.

— Я, собственно, — сказал Иванов, — стою за принудительное отчуждение частновладельч…
— Позвольте! — удивился пристав. — Да это кадетская программа…

Иванов с протяжным стоном схватился за голову.

— Значит… я уже кадет!
— Всё левеете?
— Левею. Уходите! Уйдите лучше… А то я на вас всё смотрю и левею.

Пристав развёл руками… Потом на цыпочках вышел из комнаты.

Жена позвала горничную, швейцара и строго запретила им приносить газеты. Взяла у сына томик «Робинзона Крузо» с раскрашенными картинками и понесла мужу.

— Вот… почитай. Может, отойдёт.

* * *
Когда она через час заглянула в комнату мужа, то всплеснула руками и, громко закричав, бросилась к нему.

Иванов, держась за ручки зимней оконной рамы, жадно прильнул глазами к этой раме и что-то шептал…

— Господи! — воскликнула несчастная женщина. — Я и забыла, что у нас рамы газетами оклеены… Ну, успокойся, голубчик, успокойся! Не смотри на меня такими глазами… Ну, скажи, что ты там прочёл? Что там такое?

— Об исключении Колюбакина… Ха - ха - ха! — проревел Иванов, шатаясь, как пьяный. — Отречёмся от старого ми-и-и…

В комнату вошёл тесть.

— Кончено! — прошептал он, благоговейно снимая шапку. — Беги за приставом…

* * *
Через полчаса Иванов, бледный, странно вытянувшийся, лежал в кровати со сложенными на груди руками.

Около него сидел тесть и тихо читал под нос Эрфуртскую программу (*). В углу плакала жена, окружённая перепуганными, недоумевающими детьми.

В комнату вошёл пристав.

Стараясь не стучать сапогами, он подошёл к постели Иванова, пощупал ему голову, вынул из его кармана пачку прокламаций, какой-то металлический предмет и, сокрушённо качнув головой, сказал:

— Готово! Доспел.

Посмотрел с сожалением на детей, развёл руками и сел писать проходное свидетельство до Вологодской губернии.

                                                                    из сборника произведений  Аркадия Аверченко - «Юмористические рассказы»
__________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

(*) Около него сидел тесть и тихо читал под нос Эрфуртскую программу - Первая и единственная программа Социал - демократической партии Германии, написанная с марксистских позиций К. Каутским и Э. Бернштейном, и принятая на съезде в Эрфурте в 1891 году. Заменила Готскую программу, принятую в 1875 году и включавшую лассальянские теоретические влияния. С одной стороны, написанная под решающем влиянием Ф. Энгельса, программа полагала закономерным превращение частной собственности на средства производства в социалистическую, главной целью партии указывала завоевание политической власти пролетариатом, с другой - Энгельс же и критиковал программу, так как там не ставилась задача борьбы за демократическую республику и установление диктатуры пролетариата...

Заметки о делах

0